— Ну, если так, ладно.
Старик приготовил несколько цепов, связал крепкими верёвками, стал с Гонзой на ток. Начали они в два цепа бить, ну, это лад невесёлый! Вдруг видят: откуда ни возьмись, встали с ними две девушки, и пошло так это ладно, в четыре удара: с пи р-р о-г а-ми, с пи р-р о гг а-м и, р р а-т а-т а-т а. Ну, такой лад старику по сердцу. Золушка с бабушкой за это время приготовили хороший завтрак. В девять часов Золушка вышла на крыльцо, зовёт:
— Гонза, батюшка, идите сюда! И тех двоих женщин зовите.
Подали на стол хлеба, сыру и пива каждому, кто сколько хотел. Старый поел в охотку и опять помчался молотить. Семьдесят пять лет старику, а ещё не хворый, дюжий — видно, грибная каша на пользу ему шла. Отмолотился за несколько дней, о харчах не заботился, всё ему было готовенькое. Первым делом насыпал мешок зерна:
— На, Гонза, свези в город, продай, хозяюшке нашей заплатим, девушка хорошая, надо ей отдать, расплатиться.
Старик зерно провеял, на ветру очистил. Сколько было крестцов, столько вышло и четвериков. Всё рассчитал, что куда. Сто мешков продал. Пекарь заплатил ему за мешок на пятьдесят грошей больше, чем прочим, — такое хорошее зерно было.
Стал Горошек с Золушкой рассчитываться.
— Сколько ты истратила?
— Нет, нет, ничего мне не надо, это я всё любя угощала вас. Прошу у вас только одно вознаграждение.
— Какое же?
— Гонзика!
«Эге, думает, вода на мою мельницу!»
— От всей души буду рад! Ты, девка, мне полюбилась. Бери его себе! У меня все неудачи да горе было, а вам, видно, повезёт.
Она уже пятую неделю у них жила. А Старостин Антонин уж пронюхал обо всём и завидовал Гонзе, — уж больно хороша девка-то. Заподумывал, как бы отбить её.
Зерно продали удачно, покончили с этим делом, вот Гонзик и говорит:
— Что это как мы спим нехорошо, на лавках валяемся — ни кроватей у нас, ни перин.
Сильно огорчался этим. А старый Горошек ему:
— Эх, сынок! Да где же нам сразу столько пера набрать? Во дворе две-три курицы кудахчут, гусей и в помине не осталось.
Старая бабушка их слушает:
— Да ты, Гонзик, насыпь зерна во дворе! Слышишь, за деревней гуси гогочут, большая стая; мы их ощиплем, вот и будет перо.
Не успела слова вымолвить, Гонзик уже бежит, влез на амбар, сыплет зерно и кличет:
— Тега, тега, тега!
Поднялось гусей с пруда несметное множество, прилетели во двор и ну клевать. А бабушка говорит:
— Отвори ворота риги.
Гонза отворил, бабушка пошла в ригу, а гуси все за ней. Золушка с бабушкой и давай ощипывать их одного за другим — пощиплют и отпустят на волю. Большую кучу перьев нащипали. Старик надивиться не может:
— Вот так чудо! Ну и бабы!
— Это, — дескать, — батюшка, ничего! Что скажете, всё сделаем.
Как выпустили с колен последнего гуся, старика опять забота берёт — где взять чехлы да наволоки. Бабушка недолго думала, после обеда отправилась в город и принесла оттуда подмышкой свёрток печатного ситцу. Нашили чехлов. Перо с диких гусей мелкое — оно не дерёт. Сделали шесть перин на две большие кровати. Гонза просит:
— Батюшка! Приведите в порядок те две кровати, что на чердаке валяются, поставим их!
Горошек взял горбыли, починил кровати. Золушка обтерла их, настелила горой под самый потолок. Старик рад — надоело и ему на жёсткой лавке лежать.
Вечером им уж не терпится — каково будет на новых постелях спаться. Старик лёг на одну, Гонза — на другую, и Золушку к себе взял. Целовались до самого утра. Баловался он с ней, конечно, тут смеяться нечему — люди живые. Опьянел парень от счастья, Золушка стала для него ещё краше. И она разгорелась, как огонь, ведь ни с кем ещё не любилась.
В деревне староста тоже собрал богатый урожай и объявил, что будет праздновать славные дожинки. И молодых и старых, и бедных и богатых — всех пригласил на свой двор; еду ставил он, а пиво, вино — гости. Его Антонину приглянулась Золушка, я уже про это рассказывал, так что позвали и Гонзика, да и Золушку тоже. А собирались на дожинки после вечерни, в третьем часу.
Золушка обо всём об этом ничего не знала. Так вот, когда пообедали, Гонза и говорит ей:
— Слышь-ка, нам с тобой надо собираться на гулянку к старосте. Там будут славные дожинки.
Золушка согласна.
— Отчего ж не пойти? Одна я не пошла бы, но раз идёшь ты, пойду и я. Но и ты без меня не ходи никуда. Если будем друг без дружки куда собираться, погубим наше счастье.
Гонзик умылся, переоделся, нарядился, вычистил хорошенько свою пенковую трубку, чтобы блестела; Золушка тоже собралась, взялись они за руки и пришли к старосте на двор чуть не первые.
А за столом под могучею липой уже сидит кое-кто из соседей. Они сейчас же весело поздоровались с Гонзиком, наперёд угостили его пивом и молодой его хозяюшке улыбаются; ведь нет в деревне ей ровни — такая красавица. Тотчас усадили их за стол.
— Ну вы, Горошки, нонешний год сильно поправились хозяйством. Какие толстые зыбки-то собрали, таких и старики не упомнят.
Пришли музыканты с шарманкой, со скрипкой, с цитрой, заиграли как водится. Молодёжь сбежалась после вечерни. Первым пошёл в круг Старостин сынок, схватил Золушку, протанцевал с нею три танца и весь вспотел. «Запарился, больше, говорит, не пойду с ней плясать» — так она его загоняла. Отец видел это и говорит:
— Садись, Тонда! Тебе за этой дивчиной не угнаться. Был там ещё один Войнар, бывалый такой парень. Этот тоже поглядел и думает: «Ну, меня-то ей не перегнать, зря, что ли, я четырнадцать лет в солдатах прослужил, я-то с ней справлюсь». Подошел к Гонзику и просит его:
— Разрешите протанцевать разочек с вашей Золушкой.
— Да иди, — мол, — пляши.
Войнар поклонился, и она пошла с ним. Протанцевал с нею один круг да так запыхался, что еле жив остался. Все лучшие танцоры по очереди плясали с нею и все чуть не задохнулись. Теперь приступили к Гонзе:
— Иди и ты в круг!
А он отбивается.
— Я, — говорит, — не умею.
Наелся там Гонза, напился как следует, и хозяюшка тоже. Остались до самого вечера. Потом Гонза поблагодарил, заплатил за пиво, сколько с него причиталось, и отправился с хозяюшкой домой. Отец расспрашивает их, как погуляли, Гонзик похваливает да смеётся:
— Сроду я так не веселился!