— Слушаюсь! — крикнул Гаврилка и помчался в кладовую.
И вдруг потемнел небесный свод, как будто огромная чёрная птица накрыла мир крыльями. То тут, то там вспыхнули искры.
— Осторожно! — крикнула Тётка. — Не балуй с огнём! А то проснётся Дед-Громовик! Как там кувшины?
— Почти полные! Можно выливать?
— Постой! — крикнула Тётка. — Скажу, когда! Ну что ж, девочка, так и быть, опрокинем кувшины над твоим селом. А ты беги скорее домой. Похоже, этот шалопай разбудил Деда.
Гиочика спрыгнула с летающей скамейки, и тут же её подхватили ласточки.
Быстро опускались они вниз, но до башни было ещё далеко, когда послышалось издали:
— Бу, бу, бу!
Потом ещё громче и страшней:
— Бум! Бум! — как будто падали на землю булыжники.
Проснулся Дед-Громовик:
— Ух, Гаврррииилллка! — рычал он, — рррааазззбббууудддиииллл!
Выставил Дед усы — и небо рассекла молния. Засверкала она, перечёркивая небесный свод. И опрокинулись на землю полные кувшины, хлынул дождь.
А Гиочика была уже на башне. Чубо подхватил её в ладони.
— Ух, как страшно мне было, — призналась Гиочика. — А Гаврилка — смешной.
Весь день лил над деревней дождь.
Вечером мать сказала:
— Сегодня Гиочика ночует в доме. Невозможно спать под таким дождём.
— Ник, Ник! — сказала Гиочика. — Мио, мио.
И устроилась, как всегда, в шляпе дедушки Далбу.
Тогда отец поднял шляпу на табуретку, а над нею поставил зонт.
Но всё равно Гиочика спала неважно. Всю ночь стучали по зонту капли дождя:
— Привет от Гаврилки! Привет от Гаврилки!
Как-то утром рядом со шляпой дедушки Далбу Чубо нашёл обгоревшую спичку. Ночью кто-то здесь был. А кто, Гиочика не знала — спала.
На другой день нашли огарок свечи, а на третий отец в окно увидел горящую свечку.
— Это — добрый человек, не волнуйся, — сказала мать.
— А вдруг дом загорится?
Чубо выскочил во двор и увидел Мельничного Дядьку.
— Это ты спички зажигаешь? — спросил Чубо.
— Я.
— Зачем?
— Хочу видеть эту девочку.
Мельничный Дядька продрог, и Чубо утащил его в дом.
А утром проснулась Гиочика и увидела над собой белую длинную бороду.
— Доброе утро, — сказала Гиочика.
А Мельничный не знал, что сказать, растерялся.
— Тяни меня за бороду, — сказал он.
Гиочика засмеялась и схватилась за бороду. Мельничный кивнул. Гиочика закачалась, как на качелях. Опустив девочку на землю, Мельничный убежал: вдруг она спросит, как его зовут?!
«А и вправду, как меня зовут? Забыл!.. Живу один, вот всё и позабыл… Эх, эх…»
Он долго сидел за башней и придумывал себе имя.
— Белая Шапочка, — сказал он Гиочике. — Меня зовут — Белая Шапочка!
И тут же убежал, но скоро вернулся и поманил Чубо пальцем.
— Слушай, — шепнул он. — Когда я увидел эту девочку, я, наверно, заснул с открытым ртом. И в рот ко мне залетела птица. Теперь бьёт крыльями в груди.
Чубо прижал ухо к его груди.
— Сердце это, — сказал он. — Не слыхал, что ли, до сих пор?
— Не слыхал, — признался Мельничный. — Но ты ошибаешься. Это — птица.
С тех пор Мельничный ходил в деревню каждый день.
А прежде чем появиться там, старательно расчёсывал бороду, чистил сапоги, пришивал пуговицы. Мельницу он привёл в порядок, вымыл окна и пол надраил до блеска.
По дороге в деревню он разговаривал с цветами, особенно если они были синие или голубые.