Закрытый мир. Четыре года назад
Олег видел во сне лабораторию и дядю Евгения, с таким восторгом глядящего в микроскоп, словно перед ним открылась великая тайна вселенной. Взгляд дяди лихорадочно горел, а рука, записывающая заметки, не успевала за мыслью.
В небольшой лаборатории никого не было кроме дяди, и, пожалуй, настольной лампы, освещавшей его маленькое открытие. Едва оторвавшись от микроскопа, Евгений мерил пространство большими шагами, держась за взлохмаченные чёрные волосы. Лицо залила болезненная бледность.
Евгений достал небольшую детскую игрушку из ящика стола, закрыл рот рукой и с грустью посмотрел на плюшевого медведя, словно мысленно совещался с ним.
— Я так не могу, — прошептал он.
В запале дядя извлек из ящика большой пакет и складывал туда все записи, а также пробирки с тёмной жидкостью, похожей на кровь.
Сцена изменилась. Евгений сидел перед открытой печкой на даче родителей. Листок за листком отправлялись в огонь его записи.
Смешно топая ножками, к Евгению приблизился трёхлетний Олег в обнимку со знакомым плюшевым медведем.
— Что ты делаешь, дядя? — спросил ребёнок и встал на цыпочки, чтобы посмотреть на разгоревшееся пламя.
— Бывает разочарование достижением, когда к погибели вела мечта [Али-ибн Аби-Талиб] — проговорил Евгений тихо, закрывая печку.
Маленький Олег уставился на дядю.
— Обещаю, ни одна живая душа никогда не узнает о тебе. Ты никогда не станешь жертвой науки…
Настоящее время
Олег вынырнул из воды, избавляясь от остатков чужих воспоминаний. И что ему хотели этим показать? Или же он сам случайно коснулся нити дяди Жени? А возможно само слово «жертва» вытаскивала на свет призраков прошлого.
Он думал, что память предков поможет ему разобраться. Однако его жизнь мало чем поменялась, просто подсказок стало больше, и чужие воспоминания всплывали чаще и четче. Особенно воспоминания тех, кто давно ушёл.
Неподалеку от Олега сидела Алирая в окружении нитей и слушала с закрытыми глазами мелодию, доносившуюся из веронского города. На её лице застыла маска умиротворения, казалось, она предавалась каким-то приятным воспоминаниям. Олег же взглянул на веронские кровные узы с опаской.
Снова барьер поломали…
Он отгородился от веронского города невидимой стеной. Хотя даже огороженные они его дико раздражали своим вниманием. То там, та сям пробивали его барьер, навязчиво тянулись к нему, как армия могучих микробов.
Когда эмоции немного поутихли и Олег смирился с их постоянным присутствием, то через брата понемногу узнавал веронское устройство общества. И оно ему не очень нравилось.
— И чего они продолжают лезть ко мне? — ворчал он. — Разве я не ясно показал, что знать их не желаю?
— Они лезут, потому что ты их главный страж, — сказала веронка, не открывая глаз и не меняя позы.
Алирая избегала называть его наследником, а уж тем более будущим королём, поэтому использовала старое веронское название королевской семьи.
— У них есть мой брат! Разве нет?
— По иерархии он ниже, чем ты. Он объединяет один город, а ты объединяешь всех через него. Ты важная часть этой структуры.
— Намекаешь, что я нарушаю ваши правила?
— Это ты сказал, — увильнула от ответа Алирая.
— Они же как секта какая-то, — Олег приблизился к дремавшей веронке. — Все такие идеальные, аж плюнуть хочется.
— Что в этом плохого?
— Их пренебрежительное отношение к другим расам, словно они самые лучшие, а другие и сапога их недостойны.
— Олег, как бы ты относился к гостю, который пришёл бы в твой дом нагадил на ковер, перебил посуду и горшки с цветами, еще и претензию тебе предъявил бы, что ты плохо его приветил.
Олег приподнял брови. Ответ был слишком очевиден.
— Размараль — наш дом, а чужаки стремятся его разрушить, — продолжила Алирая, нахмурившись. — Всё что мы делаем, так это защищаемся. И то, что ты растешь без отца, виноваты чужаки.
Мальчик призвал кровную нить отца. Она стала ярче и крепче сама по себе после того, как Инаран осознал, что у него есть еще один ребенок. Порой Олег слышал его и ощущал мягкое теплое касание, словно отец проверял, готов ли сын к диалогу. Из положительных качеств веронов, которые Олегу нравились, было их отношение к детям. Даже отец, чьи воспоминания создавали из него образ повесы и гуляки, любил своих детей. Притом не только Амрона и Лимру, но и Акраса, несмотря на негативное отношение отца к истеричной матери младшего сына. И с Олегом Инаран хотел наладить контакт, часто возвращался мыслями к нему.
— Он бы от тебя никогда не отказался, — положила мальчику руки на плечи Алирая, накрывая паучьей тенью. — Как бы его не пытались испортить и исказить он — верон.
— Почему тогда дед был другим? — продолжал просматривать воспоминания Инарана Олег. — Разве он не был вероном?
— Вероном он был лишь внешне, но, по сути… он являлся демоном. Сыном своей матери. Погасшим. Для них дети лишь инструмент, который можно в любой момент сломать и заменить более полезным.
— Погасшим… как адман?
— Да.
Не сходилось. Олег смотрел на Конрака через воспоминания Инарана и Искроса и никак не мог понять, что с ним не так и чем отличался от других погасших. Да и память предков ничего не подсказывала по поводу того, что мальчик видел в нем.
— То, что Конрак вообще родился, виноваты чужаки, — сказала Алирая, с неприязнью глядя на мелькавшего в отражении под ногами тёмного.
— Виноват Дунгрог, что оставил Ганрона одного и не защитил сына от адманов, хотя мог, — отошел от неё Олег в раздражении. — Видимо, вы привыкли винить в своих бедах кого угодно, но только не себя. Чужаки-чужаки. Я вижу другую картину. Мой отец сам виноват, что не смог доказать духовную связь, да и не захотел. Ведь это просто на самом деле. У вас дети рождаются больные без духовной связи, а мама рожала бы здоровых. Стражам границы этого доказательства хватило бы за глаза.
— Инаран боялся за твою мать… её могли убить…
— Вы настолько зациклились на себе, что даже не пытаетесь искать помощи у кого-то извне, — начал ходить вокруг призрака Олег, а над его головой постепенно загоралась корона из синего огня. — Разве вероны единственная раса, которая могла помочь отцу? Попросить убежища у того же брюзги, которого папа постоянно вспоминает.
Олег позвал образы из памяти предков о днях правления Фарада и ариантского царя Таинша. Их дружбе не мешала ни политика, ни раса, ни колоссальная разница в силах. Таинш и на похоронах друга присутствовал искренне расстроенный гибелью веронского короля. И Дунгрога он не любил, потому что считал, что ясновидящий мог предотвратить гибель Фарада, о чем открыто сказал верону: «Достойный наследник Воскрешенной! Ваш жертвенный алтарь будет таким же большим, как у неё! Как жаль, что вы уподобились ей и не спасли ни деда, ни дядю, ни даже отца!».
— С верховным царем ариантов никто бы не захотел связываться, — дополнил Олег, не замечая, как его глаза постепенно белели. — Ты права в одном, вероны уже не те, что были. Сейчас вы переполнены ненавистью. Ты, папа, все вы. Вы видите тьму в других, не замечая собственной.
— Олег…
Мальчик показал воспоминания самой Алираи об её воспитанниках. Дети со смехом бегали и летали вокруг неё, хватая за чёрное платье, а она их ловила и крепко обнимала.
— Если ты так сильно хотела, чтобы они выжили, почему не спрятала их хотя бы в мирайском мире? — спросил Олег. — Зачем оставила их в веронском, где им угрожал Конрак? Неужели мирайя отказали бы тебе?
— Ты думаешь, в мирайский мир пускают всех⁈ — жарко возразила веронка. — Многие из нас обращались к ним и получали отказ, потому что мирайя безоговорочно подчинялись предсказаниям Воскрешенной! И если в её картине будущего кто-то должен был умереть, она никогда приюта не дала бы!
— Ты сама пыталась просить её⁈ — шагал вокруг родственницы Олег, пока корона над его головой проявлялась всё четче. — Или хотя бы того же Таинша! Он всей душой ненавидел Воскрешенную! И приют бы точно дал, если бы она отказала! Ты посчитала, что сама сможешь защитить их, что никто кроме веронов не сможет тебе помочь. Надеялась на Искроса. Не забывай, тетя, что я вижу сквозь вашу ложь, даже когда вы думаете, что говорите правду. Попросила бы ты помощи у кого-то другого, кроме мужа, тебе бы не отказали.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь… я не ожидала, что он не вмешается и что предаст…
— И в этом тоже виноваты чужаки?
— Я прокололась! — закричала Алирая, частично превращаясь в арахнида. — Ты это хочешь от меня услышать⁈ Да, я виновата, что верила как слепая любимому мужу и надеялась на его помощь! Верила, что он защитит наших мальчиков! И тысячу лет не понимала, чем заслужила удар в спину!
— Искрос сознательно принес тебя в жертву из-за меня, — грустно улыбнулся ей Олег. — Он сделал тебя моим телохранителем. Цинично, не правда ли? Чужаки здесь не причем, это его выбор превратить тебя в монстра и похоронить во льду.
Красивое лицо Алираи исказилось от боли:
— Ему так приказала Воскрешенная… сам бы он на это не пошел…
— Серьезно? — отрицательно покачал головой Олег. — Её вина в том, что она будущее ему показала, которое видела сама, и предложила выбор. Искроса никто не принуждал.
— Так может, он был прав…
Глаза Олега окончательно приобрели белый цвет, вдобавок засветились, а Алирая пугливо сделала шаг назад и обняла себя руками.
— Мне говорили, — мальчик посмотрел на веронку так, словно видел сквозь неё, — что ваша сила в единстве. И когда-то оно у вас действительно было, но сейчас его нет. Прежние вероны никогда бы не отказались от Амрона и не оставили одного. Прежние вероны никогда бы не оставили тебя во тьме на тысячу лет…
— Замолчи! — от ярости образ Алираи исказился, обнажая паучью суть. — Ты видишь какую-то искаженную картину…
Олег призвал еще больше воспоминаний, поднимая столб синего пламени позади себя.
— Так взгляни сама, — предложил он и показал предыдущего короля. — Вот ваш любимый Дунгрог смотрит, как всю его семью убивают. Он знал. Всё началось с него. Так что я неправильно увидел?
— У всего есть причины… ты же не знаешь, что он видел…
— Одно я знаю точно, я не уподоблюсь всем вам. И я не буду цинично смотреть, какие бы ни были причины. Мне на них плевать. Вы можете и дальше приносить друг друга в жертву, оправдываясь вмешательством чужаков, а я за себя и за свою хрупкую человеческую семью буду драться. Я не отдам на ваш жертвенный алтарь ни одного человека.
В кровных узах примешалась горечь сильной обиды, но не только Алираи. Мелодия города умолкла. Вероны всё слышали. Каждое его слово, каждое обвинение. Акрас и тот вмешался, и Олег отчетливо услышал его слова: «Ты не прав», хотя обычно старшего брата принц игнорировал, словно недостойного внимания микроба.
— Олег… — с болью произнесла Алирая.
— Я устал с вами спорить.
Сказав эти слова, Олег отгородился от них всех стеной. И тогда же заметил присутствие еще одного родственника, который частенько прятался от него в тенях, наблюдая как бы издали. Олег повернулся к нему, намереваясь дать отпор и ему, если потребуется.
— Если хотите что-то сказать, Акрон, то говорите! — потребовал мальчик. — Хватит за мной подсматривать! Я вас вижу!
Вместо ответа родственник призвал свои воспоминания. Олег опустил взгляд, увидев через чужие глаза маленькую остроухую девочку, сидящую на колене верона в окружении растений и цветов. Девочка смешно шевелила ушами и смотрела широко распахнутыми янтарными глазами на детализированную каменную фигурку в руке Акрона.
— Отец, ты уверен, что хочешь вернуться? — послышался мужской голос.
Взгляд обладателя воспоминаний переместился на веронского мужчину чем-то напоминавшего самого Акрона только моложе и в зеленой одежде, похожей на скрепленные между собой листья.
— Я не могу остаться в стороне и продолжать смотреть, — раздался голос Акрона. — Инаран не справится один.
— И ты думаешь, Амрон будет лучше Искроса, потому что слабее?
— Конрака больше нет, так почему бы не попытаться снова с Амроном? С чего-то надо начинать починку.
— Мне бы твою веру в светлое будущее, — мужчина забрал девочку у отца и поцеловал её в щеку. — Инаран сам выбрал участь пленника дворца. Его брата уже нет в живых, а он продолжает верить его словам.
— Это не просто слова, сынок. Искрос был высшим порядком и хотел его защитить. Инаран и сам был бы счастлив навсегда уйти из дворца. Он пленник не по собственной воле, как и Амрон.
— Знаешь, пап, каждый раз, когда Иэ хочет ребенка, я боюсь, что у нас родится верон королевской крови.
— Разве так должно быть?
— Не должно… но участи Амрона я своим детям не желаю. Пусть лучше будут афоэльцами, — он снова поцеловал девочку в щеку. — Тяжело ощущать каждый день страх Инарана из-за сына.
— Поэтому я отправлюсь домой и помогу ему.
Воспоминание прервалось, а Акрон развел руками, мол, делай выводы сам. Олег в ответ призвал воспоминание, где вероны просто стояли и ждали развязки во время покушения на наследника. Родственник не растерялся и дал ощутить Олегу эмоции учителя Амрона в момент нападения, затем показал зеленоволосую веронку, которая безуспешно билась о невидимую преграду на пути к замку и кричала:
— Пустите меня! Пустите! Умоляю, пустите!
К ней подбежал Генлий, но не успел он спросить, в чем дело, как она заорала:
— Чего стоишь⁈ Твою племянницу убивают!
С грязным матом долол побежал туда, куда она ему указала, но пробиться сама так и не смогла, сползла вниз, рыча от беспомощности.
Олег вытянул воспоминания Искроса, демонстрируя его бездействие в момент казней веронов. Акрон же вспомнил, каким был Искрос до встречи с Воскрешенной.
Они продолжали безмолвный диалог, пока Олег не призвал образ с Элом, где тот говорил ему, что процедуре стирания памяти подвергались все представители закрытого мира, которые имели контакт с жителем из открытых миров.
Акрон со смешком показал другое видение, где Эл вел себя очень непривычно эмоционально, был по-домашнему лохмат и буквально кричал:
— Инаран идиот! Простофиля! Безмозглый кобель!
— Что он натворил-то? — спрашивал сын Акрона, держа на сгибе руки спящего остроухого ребенка. Он сидел на ветке, вытянув босые ноги.
— Влюбился!
— Это ж прекрасно, — присела рядом с вероном остроухая женщина-афоэль очень похожая внешне на стража границы.
— Прекрасно⁈ — едва не подскочил Эл. — Его возлюбленная из закрытого мира!
— Как это мешает их любви?
— Этот придурок тайком сделал ей детей! Неужели трудно было сказать сразу мне, что он их зачал⁈ Мы бы хоть их отследили и спрятали, как твоего мужа! Пускай бы продолжал любить! Я что⁈ Против⁈ Но он повел себя как безмозглый кретин! Теперь о них знают все в союзе миров!
— Я так понимаю, — помрачнел сын Акрона, покачивая малышку, — надо сказать за это «спасибо» твоему напарнику…
Эл страдальчески застонал:
— Совет магов больше не такой, каким был во времена его юности, но Шераин продолжает тупо им подчиняться! Я ему поражаюсь! Он отключает мозги всякий раз, когда дело касается совета магов, хотя может по одной дрожи моего уха определить, где и когда я ему набрехал!
— Что сказал Харватиус?
— Что Инаран и Шераин дебилы!
— Именно так и сказал? — усомнился верон.
— Более длинно, красиво и витиевато, но суть та же…
Когда воспоминание прервалось, Олег воспользовался последним козырем с Дунгрогом, на что Акрон с некоторым благоговейным трепетом указал ему куда-то за спину. Мальчик развернулся и встретился взглядом с голубоглазым юношей, в котором узнавался прошлый правитель веронов. Он сидел прямо на воде и с грустным интересом наблюдал за ними. На вид Дунгрог был моложе, чем в воспоминаниях. Совсем еще подросток.
— О… ты меня видишь, — чему-то удивился король прошлого.
— Вы… — в шоке заговорил Олег.
— Дунгрог, — раздался женский голос, а из теней возникла крылатая женщина с вуалью на лице, — тебе нельзя с ним разговаривать.
— Но он уже сейчас меня видит…
— Видит, но не понимает. Еще рано.
Дунгрог поставил подбородок на ладонь, продолжая смотреть на Олега. Забавно совсем без королевского достоинства вытер нос. В момент, когда четырехкрылая отвернулась, он переместился к Олегу поближе, словно хотел получше рассмотреть. Однако мирайка его спалила и перехватила за ворот белого костюма, с немалой для женщины силой она потащила непослушного верона подальше от его потомка.
— Я всего лишь смотрю! — возмутился юный Дунгрог. — Я же не разговариваю с ним!
— Ты слишком близко подошел! Он не должен тебя видеть!
Юноша смиренно вздохнул и, прежде чем спрятаться в тенях, прощально помахал ошеломленному ребенку рукой.
После их исчезновения Олег в панике вышел из кровных уз в мир человеческий в лес. Покрапывал дождь и видимо давно, так как его одежда вымокла до нитки.
Сердце бешено колотилось в груди. Значит, в прошлый раз ему не показалось, что древняя ясновидящая во время разговора с Искросом смотрела прямо на него. Они реально были на такое способны. Может, Алирая права? И у Дунгрога имелись веские причины поступить так, как он поступил. Только бы понять, что за мотивы им руководили…
Призрачная паучья нога мягко обняла его за талию.
— Они тебя из-за меня пленили, — сказал Олег со злостью. — Но обещаю, я найду способ, как дать тебе свободу.
Алирая ласково погладила мальчика по спине со словами:
— Пока ты не вступишь в силу и не займешь свое место в жизни, я буду защищать тебя… и наши человеческие и веронские семьи. Мы никого больше не отдадим на жертвенный алтарь.
Олег повернулся и обнял её за шею, уткнувшись лицом в плечо.