Снова в чистой глубине бескрайнего неба палящее солнце. Снова под ногами все также иссушенная жаждой степь, с желтой хрустящей под сапогами травой, обжигающий ветер в лицо, и постоянное, нескончаемое желание пить. Движения неторопливые и ленивые, но несмотря на это, все равно пот заливает глаза. Идет второй день как путешественники покинули оазис и двигаются вперед к своей цели, ведомые нитью Ариадны и слугой Су-Бабасы, Су-Ияси, оказавшимся довольно болтливым, веселым пареньком, быстро нашедшим общий язык с шишком, и во всю подтрунивавшему теперь, на пару с ним, над флегматично огрызающемуся от них Бером.
Зеленая полоска леса показалась на горизонте неожиданно всплыв вдали еле заметной туманной надеждой, и воспринялась друзьями первоначально как очередной мираж, но Су-Ияси обрадовал изнывающих от жары путников, что это действительно то, что они видят. Впереди река, поросшая по берегам бурной растительностью, а также конец их совместного путешествия, так как кочевое племя, к которому их направил дух воды, сейчас проживает именно там.
Нетрудно представить, с какой радостью восприняли названые братья это известие. Словно крылья выросли за иссушенными зноем спинами, и понесли вперед, ускорив шаг.
Их встречали на опушке дубовой рощи. Шесть всадников на низкорослых, косматых лошадках, сидели в седлах без стремян, почти касаясь ногами земли, и держали наготове длинные, гнутые боевые луки, с наложенными на тетиву стрелами. Раскосые, карие глаза, на загорелых до коричневой корки, обветренных ветром степей до морщин лицах, смотрели с интересом и подозрительностью, но без страха, так как истинные воины смотрят на чужаков, не зная, чего от них ожидать.
Мальчуган-провожатый рванул к ним на встречу, размахивая в приветствии руками, и те, узнав его, опустили оружие, спешившись и приветствовали с самым радушным видом старых добры знакомых. Федогран остановился и его примеру последовали остальные. Надо было подождать и дать время Су-Ияси, поговорить с недоверчивыми хозяевами здешних мест, и не торопиться, как бы не хотелось поскорее оказаться в тени деревьев.
Переговоры длились не долго. Шестерка воинов вскочила в седла, и быстро приблизилась, лихо спешившись прямо на ходу в двух метрах от путешественников.
— Мы рады приветствовать вас во владениях гуннов. Друзья наших друзей — наши друзья. — Прижал один из них руку к сердцу. — Вы найдете в наших юртах тепло и пищу, достойных великих батыров. Я Камал, сотник племени, приглашаю вас в стойбище.
Кожаные легкие доспехи с медными нашивками в районе груди, прикрывают тела воинов, за спинами небольшие, круглые, щиты, владение которыми требуют ловкости и сноровки от своего хозяина, в ножнах кривые мечи на поясах, остроконечные шлемы с притороченными к навершиям лисьими хвостами, у всех, кроме вождя, у того серебряный обруч, символ права отдавать приказы, он стягивает длинные непослушные, черные с легкой сединой, волосы сотника, выделяясь светлой полоской на загорелом до коричневого цвета, морщинистом лице. Волевые, умные, проницательные глаза, смотрят прямо и уверенно, с легким налетом недоверия к незнакомцам.
— Мы с большой радостью воспользуемся вашим гостеприимством. — За всех ответил Вул, также прижав ладонь к груди, в знак благодарности и чистых помыслов.
— Мы проводим вас. — Отступил в сторону сотник, приглашая жестом следовать гостей вперед.
— Помните, о чем просил Су-Бабасы. — Мальчишка-проводник, дернул за рукав Камала. — Эти люди не нуждаются в защите. — Он кивнул в сторону Федограна. — Им нужен отдых и помощь в путешествии по степи. Я волю духа воды выполнил, и ухожу назад в источник оазиса, мне тяжко на чужбине. — Су-Ияси растаял, превратившись в легкое белое облако, и подхваченный порывом ветра улетел.
Если и существует где-то рай, то он находится именно тут, в этой тенистой дубовой роще, прохладой, встретившей измученных зноем путников. Вековые великаны, взметнувшие могучие кроны высоко над головами, самоотверженно закрывающие палящее полуденное солнце густой листвой, со стволами-монстрами с коричневой, полопавшейся от времени корой, которые не обхватить и четверым мужикам, взявшимся за руки. Сочная трава под ногами, не то убожество, убиваемое солнцем и жаждой в бескрайней степи, а настоящей зеленой, полной жизни травой, и еще серенады птиц, как симфония жизни, и ароматы цветов как символ любви. Что еще надо? Счастье наполняет в такие моменты душу, выплескиваясь непроизвольными, довольными улыбками на губах. Хочется петь, ну или на крайней случай, при отсутствии музыкального слуха, заорать во все горло, выразив таким образом свое восхищение и благодарность природе, и богам, создавшим такую благодать.
Стоянка кочевников располагалась на берегу широкой реки, неторопливо несущей свои прозрачные, хрустальные воды, вдоль пологих, песчаных берегов, поросших лесом. Встретили их дружелюбно. По существующей тут традиции поднесли по глиняной кружке с кумысом и пирогу с мясом — зур-бэлиш, обильно сдобренным перцем и травами. У непривычных к такой пище друзей даже слезы выступили из глаз, от остроты приправ, пробирающих до глубины души, огненной лавиной скатываясь по пищеводу в желудок. Но они не подали ни виду, сердечно поблагодарив хозяев за угощение.
Вождь племени Хан-Азхар, невысокий седой старик, с гордо расправленными плечами, покрытыми тигровой шкурой поверх красного атласного халата, тепло приветствовал названых братьев, пригласив их располагаться в стойбище как у себя дома, и выслушав просьбу обмыться с дороги, благосклонно кивнул сверкнув золотым обручем, символом власти, пообещав прислать свежую одежду для переодевания.
Прохладная вода — это бальзам на душу разгоряченных зноем и дорогой путников. Кто не страдал от палящего солнца, не заливался потом, выедающим глаза и хлюпающим в сапогах, тот никогда не поймет этого восхитительного чувства, мурашками блаженства, проникающего в само естество, неторопливо плывущего по хрустальному удовольствию человека.
Пропитанную потом и пылью одежду одевать не пришлось. Симпатичная девушка, с застенчиво опущенными глазами, принесла три льняных халата, и стрельнув взглядом из-под лобья по обнаженному телу Бера, покраснев, убежала в стойбище, не забыв при этом, ловко прихватить с собой грязные тряпки путешественников.
Медведь вообще притягивал взоры противоположного пола с удивительной силой. Высокий красавец с ежиком коротко остриженных рыжих волос, перечеркнутых зигзагом мужественного шрама, на голове, и перекатывающимися, фактурными кубиками мышц под покрытой бронзовым загаром кожей. По нему иссохло не одно девичье сердце.
— Какая симпатичная девчонка. — Потянулся он блаженно, хрустнув суставами. — И необычная. У нас в деревне все больше белокурые да дородные, а эта какая-то вся маленькая и черненькая. Хочется на руки взять, понянчить, да так и носить всю жизнь не отпуская. — Улыбнулся он, накидывая на плечи халат.
— Вот охальник. — Рассмеялся шишок. — Тебя невеста дома ждет, а ты на чужие юбки засматриваешься. Узнает, Василиса, она тебе глаза-то бесстыжие по выцарапывает.
— А что тут такого. Я же без всякого умысла. Или ты скажешь, что девка не красивая? — Смутился медведь. — Кабы не моя Васька, я бы, Перун свидетель, посватался к этой, такой-то девахи во всей нашей округе не найти. Мужики обзавидуются.
— Пошли уже, Дон Жуан. — Рассмеялся Федогран. — Вон Хан рукой машет, к столу приглашает, не гоже заставлять себя ждать.
— Что за Ду-Жун? Кто такой? — С любопытством посмотрел Бер на парня.
— Тот, кто ни одной юбки не пропускает. Ему морду бьют, а он не успокоится никак. — Ответил сквозь смех Федогран.
— Положим я на юбки не засматриваюсь, а морду набить, это еще вопрос, кто кому. — Гордо повел плечами медведь.
— Если продолжишь девку глазами поедать, то найдется тут богатырь, а я ему помогу, чтобы не позорил тут воинов Сослава. — Пробурчал недовольно Вул, но в его глазах светились весельем чертенята, совершенно не сочетающиеся с суровым выражением на лице.
— Пошли уже. — Запрыгнул на плече Илька, предварительно встряхнувшись, как пес, и стряхнув с себя воду. — Оттуда мясом жареным пахнет так, что желудок сводит. Мне сухари, моряками греческими подаренные, уже поперек горла стоят.
Пир нашим героям устроили знатный. Зажаренный целиком на дубовых углях до хрустящей, лопающейся корочки барашек. Жирный рассыпчатый плов, который стекал расплавленным салом по рукам, ибо не гоже касаться бездушными ложками пищи богов, только перстами, берешь щепоточку из пузатого казана и в рот… Вкуснятина… Разнообразные овощи и ароматные, острые, обжигающие язык приправы, запиваемые холодным кумысом, непривычным для воспитанных в других традициях людям напитком, больше привыкшим к коровьему молоку, и гранатовый сок, красный и густой как кровь, в высоких глиняных кувшинах. Праздник истосковавшегося по горячей, свежей пище живота.
Степенные разговоры батыров, как называли здешних богатырей, улыбки девушек, подающих кушанья и убирающих пустеющую в мгновения ока посуду. Ощущение безопасности, покоя и тихого счастья, за уютным семейным столом дружного племени, правда, как и у греков являющимся всего лишь расстеленным прямо на земле, расшитым замысловатым орнаментом ковром, за которым сидели, на набитых конским волосом подушках, скрестив ноги.
Когда солнце опустилось к горизонту, уступив свое место всплывающей луне, слегка пригасившей высыпавшие как веснушки на темном небосклоне звезды, наступило время молитвы, зазвучал бубен шамана, и слегка хриплый голос служителя культа, позвякивающего многочисленными амулетами, запел молитву:
— Да будут благословенны духи предков моих, Да будет благословенна Земля, твердыня моя, И воды Денгиз, дарующие жизнь. Благословенно Небо, Тенгри, создатель мой. Я избрал путь следовать Твоему велению, Дай мне сил соблюдать закон Твой, И хранить его всем сердцем. Тенгри — меч мой, научающий руки мои битве, Щит мой, ограждающий от беззакония. Преклони небеса Твои и сойдти, коснись гор, Блесни молнией и рассей огненными стрелами врагов моих. Избавь мой народ и спаси от руки сынов иноплеменных, несущих погибель. Счастлив народ, у которого есть Твой закон. Счастлив народ, у которого Небо есть Бог. -
Последние слова прозвучали особо торжественно, и после них люди начали расходиться, и готовится ко сну. Федограну с друзьями выделили просторную юрту, с краю стойбища, ближе к реке. Расстеленные прямо на земле шкуры заменяли кровати, и были на много удобнее чем влажная от росы вечерняя трава, которой они пользовались в последнее время.
Было душно, еще и на внешний дискомфорт накладывалось впечатления бурного вечера в компании новых знакомых, и потому спать совершенно не хотелось. Федогран тихонечко вышел из юрты и пошел на берег реки, желая окунуться в чистую воду. Нырнуть с головой и плыть в тишине под звездами, наслаждаясь покоем и прохладой ночи.
На берегу, на фоне лунной дорожки, он увидел два сидящих рядом силуэта, один большой, а второй маленький, и услышал едва различимый женский голос.
— Ты такой большой. От тебя веет силой и надежностью. Твоя жена будет счастливой женщиной. Я ей завидую.
Под ногой Федограна треснула предательская сухая ветка, и разговор резко оборвался девичьим испуганным: «Ой», — и гибкая фигура метнулась в сторону юрт, растворившись в темноте, а мужская поднялась на встречу со сжатыми кулаками, не обещающими ничего хорошему возмутителю спокойствия, но увидев кто это такой со вздохом села.
— И чего тебе не спится? — Прозвучал угрюмый голос Бера.
— Ты лучше скажи, что ты тут делаешь? — Федогран подошел и сел рядом. — Тебя невеста дома ждет, а ты тут по девкам бегаешь.
— Она не девка. — Вспылил было медведь, но тут же успокоился. — Это дочка сотника, Агли, мы просто разговаривали. — Он замолчал, словно собираясь с мыслями, а потом вдруг развернулся, схватив друга за плечи, и заговорил скороговоркой, выплевывая болью, кипящей в душе слова. — Понимаешь брат…, я все осознаю…, и про долг, и про невесту…, но как посмотрю в ее глаза, становлюсь как телок несмышленый, не вижу ничего больше, все вокруг не имеет в этот момент значения, хоть убивай меня, не почувствую. Вот что это, скажи? Я на медведя с рогатиной идти не боюсь, с богами без страха воюю, а рядом с ней робею. Маленькая, хрупкая, а ухватила меня за душу, и держит, вздохнуть не дает. Хоть топись.
— Влюбился ты братишка. И что тут посоветовать я не знаю. Нет у меня подобного опыта. Одна у меня невеста и любовь одна. Дома меня Алинка ждет, и другую мне не надо. Тебе же, самому решать все придется. А сейчас, пойдем-ка лучше искупаемся да спать ляжем. Утро, говорят, оно мудрее вечера, может что на свежую голову и решишь. — Хлопнул Федогран по плечу медведя, и поднялся. — Пошли окунемся и на покой.
— Да погоди ты брат. — Вскочил тот, вновь схватив Федограна за плечи и заговорил тому прямо в лицо. — Ведь там, дома, у меня все по-другому. Сказали мамка с тятькой: «Жениться пора, время пришло», — ну я и согласился, надо так надо, но теперь-то все по-другому, теперь я увидел ее… — Он оттолкнул друга. — И вот что мне теперь с этим делать… Я не знаю. — Медведь резко скинул халат, разбежался, и прыгнул в воду, надолго скрывшись из вида, через некоторое время его силуэт показался в лунной дорожке на поверхности, с остервенением махающий руками и уплывающий вдаль.
Блаженное настроение Федограна исчезло. Он представил какого его названному брату сделать выбор между обещанием родителям и любовью. Как посмотреть в глаза невесте? Что ей сказать?
— Дела. — Прозвучал под ногами задумчивый, знакомый голос, и на плече быстро вскарабкался Илька. — Вот же угораздило.
— Ты-то, чего не спишь? — Спросил Федогран не поворачивая головы, продолжая смотреть на плавающего в реке друга.
— Не спится с полным брюхом. Нельзя столько на ночь есть, да и ты ушел. Вот я и решил с тобой погулять, развеяться, а тут такое… — Ответил задумчиво, на автомате шишок, сам видимо думая о чем-то другом.
— Не хотел бы я быть на его месте. — Прозвучал еще один знакомый голос за спиной.
— Еще один полуночник. — Хмыкнул в ответ шишок, толкнув Федограна в щеку. — Подслушивал.
— Не подслушивал, а услышал. — Ответил тот садясь рядом со стоящим Федограном и засунув травинку в рот, спросил. Но это у него получилось так, словно спросил он самого себя. — Чем ему теперь помочь?
— А может эта Агли, ведьма? — Шишок перепрыгнул на плече Вула, и на его удивленный взгляд, говорящий: «Думай, что несешь», ответил. — А чего, бывают такие, я знаю. Наворожат. В себя влюбят, а потом всю душу выпьют, еще и поиздеваются всласть. Хуже упырей.
— Агли — дочка сотника, тут нечестью и не пахнет. Да и сама она на него смотрит как на божество. Я видел ее взгляд. — Ответил тому оборотень. — Взаимно это у них. Такое не подделаешь. Тут Лель свою руку приложил. Он тот еще шутник. Сыграл на своей дудке, и вот тебе двое несчастных, страдают от чувств.
— Идемте спать. — Федогран развернулся и пошел в юрту, не став поддерживать разговор. Купаться расхотелось, а говорить тут уже не о чем. Сам влюбленный решать должен, что делать, никто не поможет, любой совет будет неправильный, и кроме раздражения ничего не принесет.
«Утро вечера мудренее». — Говорит древняя как мир поговорка. Вот только такого решения проблемы, не ожидал никто. Мудрое утро оказалось слишком жестоким.