Они сидели, втроем у потрескивающего искрами костра. Федогран, сопящая и чихающая Ягира и укрытый облаком табачного дыма Чащун.
Старый колдун отправил всех остальных участников последних сбытый в Новгор. Он жестко пресек любую попытку остаться, мотивируя это тем, что ему надо поговорить с богатырем «с глазу на глаз», и что чужие уши, даже пусть и названных братьев, он своими тайнами радовать не будет. Не для них они предназначены. На обоснованный вопрос обидевшегося Бера:
— Почему тогда бабка Ягира остается?
Чащун ответил, что эту старую, упрямую Каргу, все равно не выгнать, а если и получится, то она все равно подслушает спрятавшись, где-нибудь под кустиком, изображая из себя грязную гусеницу-переростка. Да и нужна она ему, для задуманного дела. На что колдунья совсем не обиделась, а улыбнулась ехидными губами, и довольным тоном ответила:
— Вот такая я загадочная бабушка-красавица. — А потом посмотрела так по-доброму, и погладила с такой нежностью посох, что всем сразу захотелось оказаться, где-нибудь подальше от нее, да и вообще от этой поляны с бандитским лагерем и костром.
Оставшись втроем, и проводив друзей загадочным взглядом, колдун долго не начинал разговор, ковыряясь кривой палкой в огне, и пуская клубы табачного дыма. Ягира тоже молчала, погрузившись в собственные мысли, и лишь изредка чесала длинный нос и морщилась, собираясь чихнуть, что у ни никак это не получалась, и потому она злилась, бормоча что-то неразборчивое.
Федор не мешал, и ни о чем не спрашивал, он тихо сидел и рассматривал двух старых духов, затащивших его, своими стараниями в этот древний мир.
Вспоминал, как едва не умер тогда от страха, когда первый раз увидел их, вот также сидящих у костра, таких разных, и таких одновременно одинаково нагоняющих ужас на изнеженного, городского мальчика, уснувшего в своей городской квартире, а проснувшегося в лесу у костра.
Он улыбнулся, прищурившись на огонь.
Теперь все по-другому. Теперь он далеко не тот умирающий от ужаса ребенок. Теперь он взрослый, тертый жизнью мужик, несмотря на свои семнадцать лет, уже не раз смотревший в глаза смерти. Да что там говорить, он ее хороший знакомый, той самой костлявой старухи, которую принято рисовать в сказках древней горбатой уродиной, а на самом деле прекрасной женщины — Богини Морены.
Он опять улыбнулся, подумав на сколько сильно развита у людей фантазия, и как она извращенно рисует то, чего человек не знает, да еще и боится вдобавок к этому.
— Послушай меня внучек. — Прервал наконец раздумья, и прокашляв дымом, Чащун заговорил глухим голосом, не поворачиваясь к собеседнику. Он, все также, не останавливаясь продолжал ковырять костер палкой, внимательно наблюдая за разлетающимися, обиженными искрами. — Кто-то очень сильно желает тебя убить… Выслушай сначала. — Поднял он руку, прерывая на полуслове попытавшегося что-то ответить Федора. — Кто-то в Новгоре, подкуплен и служит Чернобогу. Причем это очень сильный колдун-человек, или, что еще хуже дух. Я только недавно это понял, за что и виню себя, за такую вот глупость и упущенное из-за этого время.
Помнишь тот самый первый раз, когда тебя усыпили и обокрали в харчевне? — Он повернул голову, и внимательно посмотрел в глаза парня, выпустив неторопливо и задумчиво длинную струю дыма. Федор кивнул утвердительно в ответ. Старик снова отвернулся к костру и продолжил. — Сначала я думал, что это Ягира подстроила.
— Всегда я у тебя, старого нытика, во всем виновата. — Пробурчала колдунья в ответ, и наконец сделала то, что у нее никак не получалось, громко чихнула. — До чего же противные эти комары, ладно в нос залез, я его давно уже выковыряла, так он еще укусил, гаденыш. Чешется внутри, мочи нет.
— Ты можешь помолчать. — Рявкнул Чащун и со злостью швырнув палку в костер, который от этого взметнул в верх сноп искр, словно обидевшись, но дед быстро успокоился, у него всегда перепады настроений происходили мгновенно, и продолжил.
— Не Ягиры это была работа. Другой кто-то тебя обокрал. И самое противное, что я не знаю кто.
Потом пещерный медведь, который никаким образом не должен был оказаться там, где стояли лагерем вы. Но пришел именно в то место. Кто-то же его направил?
Дальше на вас напали упыри. Простое, казалось бы, задание воеводы: «Отвезти подати князю», по безопасной, много раз хоженой дороге, едва не стоили вам жизни. Не верю я в такую случайность, подстроено это чьей-то извращенной фантазией.
То, что вас посадили в порубь в столице и чуть не казнили, то же не просто так, ведь не сам лешак пришел вас тогда оклеветать, его послали, сделали все грамотно, если бы не шишок, не выбраться бы вам было оттуда.
То, что орда тогда, во время нашествия, пошла в обход, и именно туда, где стояли вы, а не туда, куда должна была идти, и где ее ждала дружина, тоже не совпадение.
Наводит на вас все эти беды кто-то из близких, знающих ваши планы. Я голову сломал, но не смог понять, кто в Новгоре служит Чернобогу.
— Ага. — Чихнула колдунья. — Я поначалу не поняла. Чего этот старый сморчок на меня накинулся с кулаками. Выяснять принялся, зачем я письмо к воеводе у тебя стащила. Чуток опять не подрались. Но разобрались опосля, что к чему. С тех пор тоже сна лишилась, все подсыла вычисляю. Вроде всех в городе перебрала, а никак догадаться не могу. — Она почесала нос и снова чихнула. — Ума не приложу, как этого гаденыша выискивать.
— Для того я вас тут и оставил, одних, без всех друзей, чтобы втроем покумекать. Может что-то дельное придумаем. — Он замолчал, окутавшись дымом, и на поляну опустилась тишина.
Слышно было как ветер гуляет по вершинам деревьев и шелестит задумчивой листвой. Потрескивал костер и фыркала носом Ягира. Чащун окутал себя облаком дыма, и молча кивал головой, словно соглашаясь с тем, что беззвучно бормотали его губы.
Федор смотрел на двух стариков, и пытался разобраться во всем том, что только, что они ему рассказали. Как-то так прошел год его попаданчества, что времени задуматься над происходящим у него не было. Сплошная череда смертельно опасных приключений, сыпалась на несчастную голову парня, с регулярным постоянством, не давая времени на размышления, и вот только сейчас он начал раскладывать все события по полочкам.
Теперь предупреждения Морены заиграли другими красками. Чернобог попытается от него избавится, и сделает это чужими руками, человека или духа, причем из довольно близкого окружения, того, на кого не подумаешь. Вот почему богиня советовала не верить никому. Но как так жить? Если подозревать всех, то можно сойти с ума. Надо срочно вычислить предателя. Но как это сделать? Нужно заставить его спешить, и совершить в суете ошибку.
— Надо заставить его волноваться. — Задумчиво произнес Федогран.
— Кого? — Не поняли ни Чащун ни Ягира, и подняли головы, внимательно посмотрев в глаза.
Но парень продолжил говорить так, словно не расслышал их вопроса:
— Нужно распространить слух о наших планах, но не истинных, а придуманных. Допустим я ехать на охоту собрался. Подождать немного, пока недоброжелатель, донесет это известие хозяину, и выехать совсем в другую сторону.
— И что это нам даст? — Задала вопрос, пожав плечами Ягира, но вот Чащун отреагировал по-другому:
— Ты гений мой мальчик! — Подпрыгнул он и забегал взад-вперед около костра, забыв даже выпустить струю дыма. — Отличный план.
— Не понимаю. Чего ты засуетился, словно тебе скипидару под хвост налили. — Колдунья в удивлении округлила глаза и чихнула. — Сядь наконец и объясни.
— Панику. Необдуманные действия. — Чащун резко сел и окутался табачным дымом. — Той вражине, что строит гадости нашему богатырю, придется быстро менять планы. А мы с тобой, Карга старая, будем рядышком, и понаблюдаем. Он обязательно совершит ошибку, и мы его… — Он резко прервался, насторожившись, словно кот, нацелившийся на ловлю мыши. Рука, как резиновый жгут рогатки выстрелила куда-то вниз и из кротовой норы выхватила за шкирку, трепыхающегося шишка. — Вот вам и подсыл вражеский…
— Отпусти! Какой я тебе подсыл. — Заорал тот перебирая в воздухе ногами, словно пытаясь таким образом убежать. — Я друг!!!
— Что же ты друг. — Не отпускал Чащун, бешено вращающего в страхе глазами Ильку. — Прячешься как тать, и разговоры секретные подслушиваешь? Так себя друзья не ведут.
— Отпусти его. — Чихнула беззаботно ведьма. — Нет в нем ни подлости, ни измены. Любопытство да дурости безрассудной полно, а вот гадости нет. Он скорее сдохнет, чем предаст. Такова их натура шишковая, тем более они с Федограном друг друга братьями считают, а это вообще высшая форма доверия. Тем более он нам пригодится.
— Это чем же нам этот крысеныш пригодится может? — Чащун поднес притихшего гостя к лицу, и принялся его разглядывать, словно ища на нем место, где можно укусить, поворачивая то одной стороной, то другой.
— Когда Федогран уедет из Новгора, нам с тобой, старый, туда лучше не соваться, нам лучше снаружи покараулить, а вот в городе, останется шишок. Будет там нашими глазами и ушами. Уж чего, чего, а это у него прекрасно получится.
— Думаешь? — Дед все еще недоверчиво рассматривал незваного гостя. — А ты как внучек мыслишь? Стоит этому подсылу доверять.
— Скажи ты ему брат, что не враг я. — Заверещал шишок, вновь забившись в истерике. — Пусть отпустит. Что он меня как грушу крутит и разглядывает.
Это выглядело со стороны на столько комично. Что наш герой не выдержал и рассмеялся:
— Отпусти. Он дурак, а не враг.
— Сами вы… — Не договорил шишок и махнул от обиды рукой, когда его поставили на землю.
— В следующий раз думай, когда что-то делаешь. — Захрюкала смехом в вперемешку с чиханием ведьма, и ее поддержал басовитый хохот Чащуна. Илька посмотрел на всех, подумал о чем-то о своем, улыбнулся и рассмеялся сам.
Долго они в четверым не могли остановится, тыкая в друг-друга пальцами, и от этого еще больше заливаясь хохотом. Наверно так выходила все накопленная за последнее время напряженность. К психотерапевту тут не сходишь, чтобы он помог, не изобрели еще таких. Нервы лечатся исключительно друзьями, их поддержкой, заботой, и добрым беззлобным смехом.
— Ладно, слушайте меня внимательно. — Заговорил Чащун, когда наконец смолк последний смешок. — План будет такой…
***
— Как же так? — Воевода удивлено посмотрел на стоящего слева, от нашего героя, Бера, словно ища у того поддержки, скользнул взглядом по невозмутимому лицу Федограна и остановился на оборотне.
— Он сам толком ничего не может объяснить. Говорит только, что надо. — Пожал плечами Вул.
— Я правда не знаю ничего, кроме того, что Чащун с Ягирой попросили меня помочь им в Синих Скалах. Они даже толком не объяснили на кого будем охотиться. Какой-то то ли тигр, то ли свихнувшийся медведь, не знаю. Сказали только, что оборотень, и поймать его надо непременно, пока бед не натворил. Вон, даже шишка с собой забрали, подготовить что-то там надо. Какие-то то ли путы, то ли сети. Не пытай меня, Митрох, сам ничего не понимаю.
— Он и нас собой не берет. — Пробурчал Бер обиженно.
— Ну хватит уже, медведь. Ты мне уже всю душу своим нытьем вынул. Вы с Вулом с дружиной пойдете, ваша помощь там сейчас нужнее. Я догоню потом. Чащун обещал, что мы быстро управимся.
Воевода вздохнул и развернулся, махнув рукой.
— Делай как знаешь. Если надо, то надо. Постарайся только вернуться вовремя. Твой меч в сече нужен будет. Сила идет огромная, и у нас каждый воин на счету. Вон, всех мужиков в строй ставим. Город беззащитным оставляем. Только на бога-Авось и надеемся. — Он снова вздохнул — Верим, что за это время супостат никакой не заявится, и смертушку тут не учинит. — Добавил он, с горечью выдохнув слова и, рассматривая площадь перед теремом.
Угрюмые мужики, плачущие жены и суетящиеся под ногами, неугомонные дети. Все перемешалось в гудящей, взволнованной толпе перед воеводским крыльцом. Пришла беда в их землю. Кто как не они, встанут на защиту. Дружина — это конечно хорошо, но недостаточно, чтобы одолеть супостата. Все поднялись. Даже бабы за вилы схватились. Сейчас любая помощь мужикам нужна. За своих деток, за свои дома, они костьми лягут, но не допустят разора. Кругом угрюмые, сосредоточенные лица, идущих на смерть людей.
Вон седой как лунь дед Гостомысл, костылем на десятника замахивается, кричит, с собой взять требует, орет беззубым ртом, что он еще крепок, и готов в строю постоять с сынами своими. Пусть только орясина эта — десятник посмеет его с собой не взять, он об него этот самый костыль и сломает.
Ван бабка Фекла, знаменитая на весь город стряпуха, у которой самые вкусные пироги на всю округу, тряся пышными телесами тычет пухлым кулачком в арбузное пузо хозяина харчевни, пытающегося надеть на себя кольчугу, которая никак не хочет натягиваться на рыхлое тело. С собой взять требует. Доказывает, что никакая она не обуза, и что кашу варить будет, пока он ворога на поле брани изничтожать будет. Народ кормить надо вкусно и в походе.
А вон и кузнец наш знакомый, дочку свою любимую, невесту оборотня, Дану, ремнем домой гонит. Тоже воевать девка навострилась. Сейчас еще и сам Вул подключится, мозги суженой своей на место вставит.
И красавица Алина, тут же, рядом с отцом стоит, слезы по щекам размазывает. Елей ей что-то тихо объясняет. Видно, что отговаривает. Не бабье — это дело война. За нее есть кому копье в руках держать, отец на сечу идет, а он воин знатный. «Цыц, ешо мне!», гремит его рассерженный голос, прорываясь сквозь общий гомон и плачь.
У своей избы Щербатый на лавке сидит, и подслеповато щурясь какие-то травы перебирает. Рядом девчушка стоит в сиреневом сарафане, длинную русую косу за поясок-веревочку на талии засунула, чтобы не мешалась, да в глаза не лезла. Помогает волхву, травки, что тот сортирует, в мешочки холщевые пакует, да в рюкзак заплечный укладывает. К походу лекаря готовит.
Только детворе все нипочём. Этим «оторви-головам» все в новинку, все весело. Вон там в углу у конюшни собрались, шушукаются, заговорщически на воеводу поглядывают, тоже по-тихому сорваться из города на войну хотят. Сейчас им мамки на задницах свое одобрение нарисуют, а отцы резолюцию наложат, неодобрительную.
— Может с тобой все же? Вместе-то оно сподручнее. — На плечо Федора легла огромная ладонь медведя.
— Нельзя брат. Чащун велел мне одному явиться. — Богатырь говорил нарочито громким голосом, чтобы его услышало как можно больше народа. — Это не на долго я, догоню вас скоро. Поймаем ту зверюгу и догоню. Даже соскучиться не успеете.
Вот так вот целый день, с утра, как только он вернулся в город, так и отбивается от друзей, отказываясь их брать с собой. Делает это громко. Выбирает самые людные места. Тайный враг должен увидеть, что он будет один, без поддержки, будет наиболее уязвим без друзей. Что его можно перехватить и убить, по дороге, пока он еще не встретился с Чащуном и Ягирой. Приспешник Чернобога уже должен начать действовать, и послать своему хозяину весть. Теперь же его будет ждать неприятный сюрприз. Федор не поедет на охоту, а отправится с дружиной. Враг просто обязан засуетится и выдать в спешке себя.
Шишок будет приглядывать, он уже должен быть где-то тут. Этот проныра соскочил с плеча, еще не доезжая до ворот и нырнул в какую-то нору. Пока все идет по плану. Все как договаривались. Как только дружина в поход отправится, так и он, о своем решении с ней идти объявит. Пусть Чернобоговский шпион засуетится, заволнуется, ошибку сделает. У них все готово.