- Да физичка, и Белла Борисовна распелась тоже.
- Ну ладно, мой руки, сейчас кормить вас буду.
Пока Галина возится на кухне, мы толкуем с Игорем о жизни. Оказывается, он собирает советские авиационные марки и с удовольствием предлагает мне посмотреть свою коллекцию.
Марки, к моему удивлению, хранятся не в альбомах и не в кляссерах, а расклеены на толстых листах забранного под стекла картона. Серии очерчены аккуратными цветными рамками, под каждой проставлен год выпуска. И все это исполнено со вкусом, тщательно.
- А ты терпеливый малый, - совершенно искренне говорю я.
- Смотря на что, - скептически замечает Игорь.
- Спецгашениями интересуешься?
- Какими?
- Есть у меня с Северного полюса...
- А вы что, на СП были?
- Был. Привез несколько конвертов, только не помню, какие на них марки, возможно, и авиационные. Сам я марок не собираю...
- А для чего ж привезли?
- На всякий случай. Для друзей, например.
- Вроде меня?
Молчу. И он молчит. А потом говорит каким-то удивительно противным, скрипучим голосом:
- Если вы мне эти спецгашения так подарите, большое спасибо, а если для воспитания, тогда лучше не надо.
Проходит сколько-то времени, прежде чем наступает равновесие. Игорь уже смеется, а я смотрю на фотографию Пепе, висящую над постелью, и снова думаю: "Ну до чего же он похож на отца".
Потом появляется Ирина. Узнает меня и тянется обнять. Совсем стала взрослой. Впрочем, удивляться не приходится - ей, должно быть, уже двадцать четыре исполнилось.
Мы что-то жуем вместе. Ирина забавно рассказывает о своей клинике, о больных, о шефе...
Время будто набрало темп и понеслось. Я даже не заметил, как прошли последние полтора часа, как потемнели окна и на улице зажглись фонари. Только подумал: "Кажется, пора и честь знать", - и хотел уже прощаться. Но тут появился Галин муж.
Как он отпер дверь и прошел по коридору, никто не слышал. Внезапно на пороге комнаты возникла грузная фигура черноволосого, с необъятными плечами мужчины. Лицо у него темное, над виском приметный старый шрам. Левая рука оказалась забинтованной на широкой марлевой перевязи.
- Вечер добрый, - сказал Валерий Васильевич и через силу улыбнулся, сверкнув блестящими, из белого металла, вставными зубами.
- Что случилось, Валерий? - стараясь быть сдержанной, спросила Галя, но голос выдал ее - испугалась.
- Да так, глупость. Шланг вырвало и зацепило.
- Какой шланг?
- Воздушной магистрали...
- Перелом? - спросила Ирина.
- Перелома нет, трещина.
- А рентген сделали?
- Сделали.
- Очень больно, Валерий?
- Теперь не очень. Задержался, пока разговоры, амбулатория.
Случайно я посмотрел на Игоря. Только он да я сидели молча. И Игорево лицо не выражало ничего, кроме любопытства.
Галина познакомила меня с Валерием Васильевичем, и он пошел переодеваться. Галя вышла следом, видимо, помочь. В комнате стало тихо, и тогда Игорь включил проигрыватель.
- Игаш, - сказала Ирина, - ты что?
- А что? Я тихонько...
Ирина посмотрела на брата с укоризною и сделала как маленькому "страшные" глаза.
- Так никто не умер, - негромко сказал Игорь, - и вообще музыка вызывает положительные эмоции и успокаивает.
Минут, должно быть, через пять Валерий Васильевич вернулся. Теперь на нем был синий тренировочный костюм, теннисные туфли. На проигрыватель он не обратил никакого внимания. Опустился в кресло и сказал, обращаясь к Ирине:
- Скажи, Ириш, маме, что есть мне вредно. Как доктор скажи... Мне бы чаю. Пить хочется...
- Насколько я понял, - обратился ко мне Валерий Васильевич, - вы старый фронтовой друг Петра Максимовича и Гали?
- Старый? Теперь, пожалуй, древний уже друг.
- Что ж раньше у нас не бывали?
- Да вот казнился уже перед Галей. Жизнь заматывает. Все думаешь, завтра, послезавтра... А время бежит.
- Вы машину водите? - неожиданно спросил Валерий Васильевич.
- Какую? - не понял я.
- Обыкновенную - автомобиль.
- Вожу.
- Просьба у меня: я попозже Игорю ключи дам, чтобы в гараж загнал, присмотрите за ним?