У Расяле даже дух захватило от зависти. Сколько всяких удовольствий ждет Януте через недельку-другую. И форма, и операция, и портфель... И живой уголок в большой городской школе, наверное, так и кишит разной живностью.
- А я форму не люблю... - вздохнула она. - Я так быстро расту... Только сошьют платье, как я уже не влезаю...
- Ты смотри, больше не толстей, - сказала Януте, - так нельзя! Вот моя мама так мучается с этой толщиной, такую зарядку делает, что мне просто жалко ее.
- Да хватит вам!.. - Джим снова не дал им поговорить. - Уж эти девчоночьи разговоры!.. Руки чешутся за вихры оттаскать!
С этими словами он пребольно дернул Януте за прядку, которую она снова и снова накручивала на нос. Сестра замахнулась, хотела смазать Джима по щеке, но тот молниеносно подставил свою шишковатую макушку, которой привык отбивать мячи. Януте больно ушибла ладонь и в слезах выбежала из сарая.
- Ха-ха-ха! - басом захохотал Джим, - к черту девчонок! Я предлагаю идти и добыть дичь для лисят!
- Ворон будем стрелять! - объяснил Микас Расяле и Гедрюсу.
- О воронах потом подумаем. А сейчас им живого голубя изловим.
Но Гедрюс, видно, не собирался помогать им в этом.
- Подожди меня тут, - шепнул он сестричке и убежал искать обиженную Януте.
Та стояла за сеновалом, прижавшись лбом к стволу березы, и, шмыгая носом, скребла ногтем бересту.
- Из бересты можно манок сделать, - сказал ей Гедрюс. - Хочешь, научу?
Януте покачала головой.
- Когда-нибудь я покажу тебе волшебный колодец. Скажешь что-нибудь, а он отвечает.
- Как отвечает? - удивилась Януте.
- Он страшно глубокий! Скажешь: "Януте!", ждешь, ждешь, а он возьмет и ответит: "Януте!"
- Да это эхо!..
- Эхо, конечно, но другой колодец такое длинное слово не выговорит, а этот - сама услышишь...
- И ты, правда, говорил... мое имя?
- Много раз говорил, - смутившись, признался Гедрюс.
- А что ты еще говорил?
- Еще говорил... Только не знаю, говорить или нет...
- Ну, говори, не бойся.
- Говорил: "Януте! Ку-ку!"
- А еще?
- Потом говорил: "Ты мне нра..."
- Что - "нра"?
- "...вишь..."
- Что - "вишь"?
- "...нра-вишь-ся".
- А вот и врешь!
- Правда-правда. Приходи - увидишь.
- А колодец что ответил? - допытывается Януте.
- Колодец-то? Он ответил: "И ты мне нра..."
- Вот врун.
Гедрюс не посмел спросить, кто же врун - он или колодец. Он уже и так стал пунцовый, как помидор, щеки пылали, а уши прямо светились.
- Приходи, увидишь, - повторил он. - Только без Микаса и Джима, ладно?
- А гномов покажешь?
- Покажу. Только не знаю, смогу ли я их быстро найти. Бывает, пойду по грибы и крикну в лесу: "Дилидон, Дилидон!.." - он вдруг и показывается. На пне или на ветке дерева, а то где-нибудь за грибом сидит.
- А что еще в колодец говоришь?
- Говорю: "Януте! Ты..."
- Ну?
- "...очень-очень..."
- Ну?!
- "...хорошая девочка",
- Подожди, - просияла Януте, - я тоже что-нибудь в колодец скажу.
И они побежали к ребятам.
Голуби на этом хуторе были не в почете. Мастер обзывал их побирушками, а подчас и того хуже - паразитами. Ворон Мастер уважал больше. Мол, они и без подачек умеют себя прокормить, А голуби только и заглядывают в кормушки к курам и уткам. Кормишь тех, голуби тут как тут, а пользы от них ни на грош. Хоть бы пели красиво, как другие птицы, а то сядут на подоконник и воркуют, как черт, которого перинами придавили: "Кор-р-ми нас, кор-р-ми, ску-пер-р-дяй..."
"Если мы парочку голубей скормим лисятам, - подумал Микас, - папа ругаться не станет!"