Ухватившись за ветку, эскид поднялся на ноги, мысленно возблагодарив природу за то, что она придумала кустарник. Лин, цепляясь за эскида, тоже встал и прислушался: в городе опять царила полная тишина. Хранитель отряхнул от старых листьев одежду и вопросительно оглянулся:
— Ну, и куда теперь?
— К старому магазину, — как само собой разумеющееся раздалось в ответ. — Тому, что на берегу.
Ночь синим бархатом укутала город, погрузив его в глубокий сон. Начисто выскобленный А'крак вновь радовал глаз, если не считать огромные горы грязи и обломков, что остались после наводнения, да значительно поредевшее население единственного города на острове. Не строились более дома, не открывались новые клубы. Ки'коны молчаливо и уверенно собирали свое нажитое, готовясь в первые дни Ливневого Сезона покинуть родной город. Там, на материке, у многих уже строились жилища, перевозились крупные тяжелые вещи, начинались поиски работы… И никто из гражданских, втихаря пописывая доносы на агрессивное поведение эскидов, уже не помнил, кто именно их вытаскивал из-под обвалов…
Старый магазин располагался довольно далеко за городом и был построен в первые дни существования города, чтобы было куда доставлять провиант для первопоселенцев. Старики до сих пор с усмешкой вспоминают, сколько тогда один делец вложил средств, пытаясь сделать из него крупную торговую точку. Но город стал расти в другую сторону… совсем в другую. Так что делец тот уехал ни с чем. А магазин стоит и по сей день… Точнее то, что от него теперь осталось. Впрочем, наводнение его не сильно потрепало.
На берегу их ждала почти вся команда. От океана веяло холодом и свежестью. Соун и Шийя рыскали по берегу в поисках веток для костра. Кэрл быстро щелкала зажигалкой, пытаясь поджечь хворост. Наконец, сучья затлели и весело затрещали. Лиалин потеплее укутал Эшору в свою куртку и покрепче обнял.
— Замерзла?
— Нет, — шмыгнула она носом, — но устала. Гражданские дети так сильно разнятся с нашими.
— Еще бы, — Даро подкинул сучьев в огонь. — Туповатые они…
— Не скажи, — Эшора прилегла на плечо Лина, — Есть очень и очень одаренные, но никакого понятия дисциплины. Все никак не могу к этому привыкнуть.
— Хочешь, я приду как-нибудь на урок? — Гуа протянул стаканчик с арэком, но Лиалин, памятуя о его действии на него, отказался, многозначительно улыбнувшись, и эскид не стал настаивать.
— Ну уж нет! — оживившаяся Эшора принюхалась к запахам исходившим от костра.
Выбрав самодельной кочергой из огня угли, Соун и Шиэл поливали домашним соусом разложенные на них куски мяса. Сейлина сидела рядом с мужем, помогая ему во всем. Кремовое нарядное платье перепачкалось в песке и золе, отчего невеста выглядела еще более привлекательной. Шиэл обнял девушку, стараясь не касаться торжественного наряда, его то пиджак давно висел на перилах старого магазина.
— Не понимаю я тебя, — Кэрл протянула озябшие руки к огню, — заняться преподаванием после того, как Индра открыл перед нами все двери.
— Это точно! — Шийя опрокинул в себя еще одну порцию арэка и довольно охнул.
— А по-моему, это прекрасный выбор, — Шиэл отпустил жену и протянул Соуну еще пару кусков сырого мяса. Будущая еда аппетитно зашкворчала на углях.
На этом дискуссия была окончена. В полной тишине слушалось потрескивание веток и шелест волн. Иногда вдруг что-то внутри костра вспыхивало, и в небо взлетал целый сноп сверкающих искр. Кто-то замычал под нос знакомую всем мелодию, но ее никто не подхватил.
— А я к теткам двоюродным. Давно их не видел… лет десять… а то и больше…
Внезапно произнес Соун, пытаясь поймать взгляд Эшоры.
От этих слов Кэрл помрачнела и, бросив палку, которой она шевелила угли, направилась к развалинам, где ребята прятали запасы арэка.
— Здорово… А меня дома никто не ждет, — Шийя вдруг погрустнел, — я мать с пяти лет не видел…
— Ну, мы были дома, — Даро раздал жареное мясо девушкам, — сестренка выросла… не узнала… Да лучше бы не были… Так?
Гуа безразлично пожал плечами. У него изначально не было желания наведываться в семью Даро. Ребенок он нагулянный, так что радушного приема ему там никогда не устраивали. Это Даро из них двоих всегда прилюбливал сказки и все надеялся влить Гуа в их "большое дружное семейство". Теперь, наконец, появилась надежда, что он эти попытки оставит.
Подтянувшись поближе к костру, ребята с аппетитом поглощали самостоятельно приготовленный ужин. Аяс неторопливо перебирал струны, тихо напевая себе под нос песню на родном для него языке.
В первое мгновение, Лину показалось, что он ослышался. Нет, паренек пел не на его языке, а на более древнем, почти забытом… Пел про поиски счастья, про темный лес, про песню, про любимую. На несложных припевах, кто-то из ребят даже начал подпевать, и дружное «ау» разрезало тишину ночи. А потом была другая песня: про полночь, про лабиринты. Но Лиалин уже не слушал. Теперь это уже не имело значения. Хранитель точно знал, кто сидит возле него, но отчего-то не было ни ужаса, ни ненависти. В памяти всплыла первая встреча с Шиэлом и сайрийский саркофаг. Почему он раньше не задался вопросом: для чего Варкуле понадобился этот паренек? Кочевник…
Пусть так. Настоящее…Есть только настоящее… Этот вечер. Любимая. Друзья. Аяс… Кто знает, что готовит грядущее? Прове? Пусть. А он не провидец и опережать время не станет.
— Что это за язык?
Аяс глубоко вздохнул, пряча проступившую тоску поглубже, и, отложив витену, протянул руки к огню. Столь многое изменилось в его жизни безвозвратно. Ночами снились родные леса и ребята и навсегда неоконченное суворовское, но утро встречало теплом двух солнц и звуками чужой речи. Будто и не было в его жизни зелено-голубой Земли, родного дома и размеренного прошлого. И только черная форма, спрятанная в чехол в личном шкафчике еще связывала обе его жизни в одну.
— Одной из планет дальнего периметра…
Лин чуть заметно улыбнулся, но комментировать его слова не стал. Дальнего периметра, значит дальнего периметра.
— А можешь что-нибудь на нашем изобразить? — Гуа осторожно подкинул веток в костер
Аяс поднял перед собой задумчивый взгляд и увидел хмурую Киту, ковырявшую тонкой веткой ямку в песке.
— Почему бы и нет.
Его пальцы забегали по струнам и над берегом разлилась тихая светлая мелодия. Она то нарастала, то становилась тише, то стремилась вперед, то вдруг замирала. И словно рождаемый музыкой, зазвучал голос Аяса:
Скажи моё имя на ранней заре…
Я первым лучом тебя поцелую.
Последней звездой прикасаясь к тебе
Рассветным туманом тебя околдую…
Меня позови среди белого дня…
Я, солнечным светом тебя обнимая,
Ручьем или ветром с тобою играя,
Добавлю тогда в твое сердце огня.
Шепни мое имя, когда тихий свет
Тебя своей тайной в желанья поманит.
Поймешь — этот вечер тебя не обманет.
Узнаешь — запретов для нас больше нет.
Ребята, еще долго сидели молча, прислушиваясь к отголоскам стихшей мелодии.
— А я и не знала, что ты поешь, — выдохнула, наконец, Феста.
— Да я и сам до чего дня лишь догадывался, — неловко отшутиться эскид, не в силах оторвать глаз от Киты.