ШИКАРДОС
Прошлое будущее
Мы сидели с Владимиром Олегычем в прошлом будущем, таращились в онлайн-карты и рассуждали, какое бы помещение лучше экспроприировать. Сразу неинтересны были дальние окраины — зачем, если в центре вон сколько всего предлагают? Ну и в местах относительно приближённых к центру, которые по мере разрастания города станут очень даже торными. Тут тоже свои плюсы могли быть — близость к паркам, например, чтобы (допустим) тренировочную зону для боёвки организовать. Или большая парковка рядом. Да, пока неактуально, но потом-то…
— Эх, — вздохнул Вова, — на Дзержинского, напротив филармонии, сколько лет стояло заброшенное здание. Три этажа! Я ходил вокруг, облизывался. Были бы деньги, выкупить — такой клуб можно было бы организовать. Внизу — зал большой. Пусть даже кафе сделать антуражное, чтобы содержание отбивалось. Представь: рыцарей поставить, обстановку подходящую. На втором этаже — кабинеты какие-нибудь, а на третьем и жить можно, — мы открыли панорамную съёмку улицы, — Вот оно, кирпичное.
— Да-а, домик хороший, что и говорить. К сожалению, его в списках нет. И вообще ничего многоэтажного нет, только первые этажи в разной степени запустения, — я подрегулировала масштаб карты, — Слу-ушай, зато вот это есть! Это ж рядом совсем! Смотри какая лепнина вокруг двери. Да и Бог с ним, что серп и молот, тут как раз вывеску повесить, зато по бокам какие листья и ленточки! И над окнами, — я покрутила фотографию, — Да тут весь фасад презентабельный, на таком фоне и фотографироваться прикольно. Ступеньки красивые, полукругом.
— Да, шикарное место. Там сейчас ресторан, вроде бы?
— Ой, да чего там только не было! И банки какие-то, и магазины, и кафешки. Место для торговли неудачное. Он же как бы в глубину.
Муж покивал:
— Есть такое. Лень людям крючок делать.
Дом, реально, стоял, отступив от основной линии улицы метров на пятнадцать, и этого хватало, чтобы место посреди оживлённого людского потока сразу стало непроходным.
— А мне наоборот нравится — скверик такой небольшой, и воздух чище будет, и шумов меньше. И вообще, нам же не торговать.
— Согласен. А кто знает — тот найдёт. И всё-таки центр. Бери это, хороший вариант.
Будущее прошлое
4 февраля 1996, воскресенье.
Мы стояли с Вовкой рядом с нашим предполагаемым будущим клубом. Видок у дома, конечно, был далеко не такой замечательный, как в две тысячи двадцать втором. Старые деревянные рамы смотрелись гораздо хуже пластиковых, а уж пыли, наверное, с палец толщиной… И крыльцо подразбито. Лепнину бы кое-где надо подновить. И вообще, побелить бы фасад. Но всё это вторично, Бог с ним. Интересно, канализация-отопление-свет фунциклируют? И какие там полы?
Внутрь попасть никакой возможности не представлялось — ни сторожей, никого. Всё, естественно, закрыто.
Мы попытались заглянуть в окна, особо не преуспели по причине их страшной грязности. Но полы, вроде, есть. Непонятно, но похоже, как во многих учреждениях, из таких больших плит (бетонных, наверное) с мраморной крошкой. Лавочками с ажурными чугунными спинками и ножками в этом времени пока и не пахло. И газоны тоже выглядели несколько заброшено. Мы прошлись вокруг дома. На лавочке со стороны двора сидели две бабульки. Всё, что они знали — что всё давно стоит закрыто, но вроде бы пожаров и потопов замечено не было. Больше никаких особых сведений мы не почерпнули.
— Вряд ли нам предложат аварийное помещение с прорванными трубами или сгоревшей электрикой… — неуверенно предположила я.
— Ты ж завтра туда пойдёшь? К этому мужику? Вот и спроси точно, — немного успокоил меня Вовка, — Поехали домой, я по тебе соскучился страшно.
5 февраля 1996, понедельник.
Назавтра я поехала в институт — учёба ж начинается, а потом говорю Анне:
— Пошли со мной до администрации дойдём, а? Не хочу одна шариться.
— Да пошли.
Зашли мы к Беловестных. Он уверил меня, что все предложенные помещения находятся в пригодном для использования состоянии. Ну, может быть, понадобится косметический ремонт.
— Вы договор в КУМИ сами повезёте?
— А какие ещё есть варианты?
— Мы можем отправить с курьером, но он поедет только в среду.
Я подумала, что не хочу стоять в многочасовых очередях. Два дня туда-сюда погоды не сделают.
— Пусть уж лучше курьер. А ключи когда можно будет получить? После всех подписаний?
— Да нет. Пройдите сейчас в семнадцатый кабинет, я позвоню — они вам выдадут.
В семнадцатом кабинете сидела девушка, сильно похожая на ту, первую, которая не знала, как со мной общаться. Выдала мне аж четыре комплекта ключей, попросила расписаться в амбарной книге.
Вышли мы с этими связками на улицу.
— А далеко это? — спросила Аня.
— Да почти напротив книжного «за спиной у Ленина», на «Труде».
— А-а! Так это две остановки! Пошли сходим, позырим.
И пошли мы осматривать свалившиеся на меня апартаменты.
Ключ к дверям подошёл такой большой, как у Буратины почти. Внутри было пыльно и гулко.
— А ничего, тепло! — обрадовалась Аня. Морозяка сегодня стояла за двадцать пять, мы пока дотопали, щёки начало щипать.
— Значит, отопление фурычит, ура!
— Смотри, изнутри защёлка какая.
Защёлка была капитальная, целый засов.
— А давай закроемся, мало ли… Запрётся ещё кто-нибудь.
Итак, мы забаррикадировались изнутри и отправились на осмотр. На полу виднелись беловатые следы от растаскивания. Мебель выносили или оборудование, я ХЗ. Помещение было не одно огромное пустое, а разбитое на целую кучу залов, зальчиков, кабинетов и каких-то закутков. Периодически попадались мощные «слоновьи ноги» — здоровенные несущие колонны, метровой толщины, наверное (я примерно так, на глаз, никакой рулетки, естественно, у меня с собой не было). Радовало, что они хотя бы торчали не посреди залов а вроде как выступали из стен, образуя обширные ниши. Как-то эти ниши обыграть бы… Думать надо.
На стенах, видимо, было раньше что-то закреплено, потому как во многих местах остались торчащие дюбеля или дырки от выдернутого крепежа. Затирать и белить надо будет, ясное дело.
— О, Ольга, смотри, а это что такое?
Выгородка была явно технического назначения, с какими-то трубами и железяками. В полу был даже не люк, а целая железная дверь.
— Подозреваю, что там, внизу всякие домовые коммуникации.
— То есть, тут слесарь будет ходить? У него ключ свой или как?
— Вот это я не знаю. Спрошу, когда документы забирать буду.
Потом мы нашли два туалета. Оба в состоянии «так себе». Старая, старая сантехника. Видно, что мыли, но… Я бы поменяла, всё равно. Точнее, поменяю.
В дальних кабинетах — здесь, должно быть, сидели какие-нибудь бухгалтера или делопроизводители — нашлось несколько письменных столов, шкафов и потрёпанных жизнью стульев, на которые никто не позарился. Ну, пусть будут пока, вдруг пригодятся. Тут было совсем тепло. Мы скинули верхние шкурки и сели с Анькой напротив друг друга, как два директора шарашкиной конторы — чёт находились мы уже по этим лабиринтам до отвала.
— Ну и что ты думаешь? — Анна сложила руки замочком.
— Думаю, до фига работы тут. Одно меня радует — грибка нет. Я бы сразу почувствовала, аллергия же у меня на него. И мышами не пахнет.
— И тараканов я не видела.
— А чего им тут делать, жрать-то нечего. Даже если были, давно в квартиры ушли.
— М-гм. Но ремонта… да-а-а…
— Да ничё, мать, прорвёмся. Главное, за всё сразу не хвататься, потихоньку, один зал, другой… Чайник сюда надо купить, что ли. Хоть чаю бы щас попили.
— Да сюда, слушай, столько всего надо…
— Не ссы, мать. Главное, разделить большую цель на маленькие порции и есть её потихоньку.
Полвечера я пыталась представить, как и чего можно в этом помещении организовать. А потом вспомнила, что папе надо продукцию сдать, и села шить.
Блин, всё надо! Как бы исхитриться, ещё пару часов к суткам пришить? Эх, мечты, мечты…
БИЗНЕС ЖЕ Ж
Февраль начал потихоньку разгоняться в продажах. Девки-матюгальщицы работали наперебой. Я прям себя хвалила. И тут до меня дошло. Дело не только в них. Модный в последние годы (переживающий прямо-таки свой пик популярности) день всех влюблённых же приближается! Срочно надо добавить в кричалку фразу «романтическое постельное бельё сделает ваш вечер незабываемым» или ещё какую-нибудь заманушную прелесть. Чтоб прям убойно. А потом после четырнадцатого сразу надо на брутал переключиться. А потом восьмое марта! Снова розы и романтика! Чувствую, будет бум почище новогоднего, после которого снова наступит мёртвая зона. Успевать надо!!!
И я наглым образом забила на институт и засела в своём зеркальном зале — шить, шить, шить. Следующий период больших продаж — только к следующему Новому году. Так что учёба подождёт. Тем более — чего я там не слышала…
И это был, товарищи, реально обвал. Я думала, прям помру с этим шитьём. Потом решила маленько успокоиться, всё равно всех денег не заработаешь, чё уж умирать-то совсем на баррикадах…
И тут в мой зеркальный аквариум пришла Анна.
8 февраля, четверг.
Анна пребывала в некоторой ажитации:
— Ольга, ты совесть имей! Ты куда потерялась опять? Трубку не берёшь, в институт не приходишь?
В этот гневный перечень явно надо было вставить «да ещё и тупишь!!!»
— А ты как узнала, что я здесь?
— Домой к тебе зашла. Бабушка сказала.
— М-м. А я, вишь, зашиваюсь. Ну его нахрен, тот институт, мне успеть в период надо, иначе все мои планы накроются медным тазиком.
Аня критически оглядела валяющиеся по всем сторонам кучи тканей.
— Так давай, я тебе помогать буду! Чё ты одна упираесся шьешь? Рвать могу. Ты только покажи, чё-куда, я щас быстро тебе…
Я думала, она шутит, а она на полном серьёзе! Хотя, чего я удивляюсь, у неё даже опыт уже есть — она ж мне летом помогала.
Живём!
Анна как-то прикрыла меня на учёбе. Наврала с три короба про семейные обстоятельства. Сама каждый день приходила ко мне «закройщицей», а потом и прямые строчки шить, тут особых навыков не надо. Первую еженедельную премию она ни в какую не хотела брать. А я говорю:
— Ну ты чё? Ты как себе вообще это представляешь? Себя на моё место поставь.
Подумала, согласилась.
Потом я поразмыслила и нашла ещё одного рекрута. Младшая моя двоюродная сестрица, Ирка, с которой в новый год с горки катались. Сходила к ним вечером.
— Ирка, — говорю, — ты подработать не хочешь?
У них вообще-то вся семья шьющая, кроме дядь Рашида.
— А чё делать надо?
Короче, сговорила я её.
Но даже с этой помощью месяц прошёл в совершенном угаре, с перерывами на Вовины приезды раз в неделю.
Ситуация отягощалась тем, что в новом (ладно, ладно, будущем) клубе надо было как-то начинать шевелиться. Если ориентироваться, опять же, на совсем будущие санитарные нормы, помещение требовало установки дополнительных перегородок, сантехники, замены труб — древнее всё, с пятьдесят второго года, поменять уже это гнильё… Электрика вся, опять же, по старым советским нормативам, к примеру, на мощные чайники, не рассчитанная. А ещё я хотела печи поставить для готовки, сделать всё-таки антуражный зальчик для посиделок. Можем мы себе, в конце концов, позволить или нет? Пятьсот же квадратов с хвостом, есть где разбежаться!
А ещё, раз уж в этот клуб ухнут наши личные нехилые вложения, так уж и выделить себе кусок под жильё. Не папа Карло же я, чтобы последнюю рубашку с себя снимать за-ради общественной пользы.
Долго ходить по кабинетам и сидеть в очередях ни времени, ни желания у меня не было. Поэтому заскочила я к Виктору Юрьичу — рядом же мы теперь, практически, он мне за неделю все согласования сделал.
А потом по отработанной схеме: вызвонила знакомую бригаду узбекских строителей, и начали они шуршать как муравьишки, делать мир красивше за умеренную цену.
Так я и металась по кругу, стараясь всё успеть и объять необъятное. Но больше всего сил съедало шитьё, даже со всеми помощниками.
День рождения мой в конце февраля отметили тихо-тихо, по-домашнему. Ни на какие гулянья у меня просто сил не было.
После восьмого марта ажиотаж кончился, ровно как в Новый год — как отрубило. Надо будет эту ситуацию как-то иметь в виду на будущее. Чёт я не хочу больше такие авралы…
Девятого (это как раз суббота была) я полдня пролежала, ножки вверх задрав. Усталость адская и полное безмыслие. Амбец. Вова, слава Богу, завтра приедет, я хоть оклемаюсь слегка.
А потом подумала, что не для того я нырнула обратно в молодость, чтобы помереть на прорыв трубы, блин. В конце концов, отдохновение душевное мне нужно? Оторвала афедрон от дивана и направила стопы свои к Анне. Хочется, как та ворона говорила, «покоя, уюта, и чтоб за детками присмотр». Последний пункт вычёркиваем пока что. А вот покоя и уюта у Аньки всегда было завались.
Я застала её за перебиранием альбомов. В смысле — фотоальбомов. Хранение фоток было тогда делом масштабным, что ни говори.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что она их не перебирает, а подписывает. Как-то вот ценили тогда люди такие мелочи: чтобы каллиграфическое оформление. У Ани это всё классно получалось, и разные родственники и знакомые периодически просили её подписать что-нибудь на память. Открытку на юбилей. Книгу. Благодарили преимущественно шоколадками.
Аня кивнула на один из альбомов:
— Ты Зинкины фотки-то со свадьбы видела?
Я, конечно, двадцать лет назад видела. Ярче всего в память врезалось платье Зинкиной свекрови, дико ей не идущее. Но здесь тоже посмотреть не грех. А вдруг по-другому что?
— Что-то я не помню.
— Смотри. Ты посмотри, какое её свекровка платье надела!
Ха! Предчувствия его не обманули!
— Слу-ушай-ка, а ты-то со своим гипюровым так и не пришла?
— Ой, мать, и не говори. Мы же с реколлекций приехали поздно. Туда-сюда, а здесь всего три дня осталось, всё бегом. Кошмар, короче. И я, главно, про него забыла, прикинь⁈
— Да ты что?
— Но! Последняя ночь перед свадьбой, я такая — платье⁈ — очень она наглядно всё это изображает, ага, — А потом думаю: Ольга же мне всё подробно рассказала, как чего. Ну и — я его вывернула, маму попросила заколоть — и прямо руками прошила. Ничё так, на день хватило, а на второй день я блузку с юбкой надела, так что нормально.
— Так давай мы его сейчас подколем? Я домой возьму да прошью.
Такие вот простецкие девчачьи посиделки.
Натрепались мы до отвала. Домой я пошла уже в густых черно-синих зимних сумерках. И Анька меня провожать — до мусорки, с ведром. Там ещё ржали полчаса.
Около подъезда, на удивление, никаких серых личностей не тёрлось. И внутри никто по углам не сидел, и даже шприцы отсутствовали. Генеральную уборку, что ли, в честь восьмого марта домоуправление устроило? Ты глянь, какие молодцы!
Назавтра я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы выползти в институт. Мало того, что я месяц не появлялась, передавая через Анну загодя заготовленные распечатки конспектов и прочие бумажки, относительно прикрывающие прогулы, так теперь ещё и началась какая-то очередная практика. Пришлось «выпускать кракена» и принести им для промежуточного отчёта красиво распечатанный фрагмент диплома. Вот тут на меня конкретно накатило дежа вю. Как сказала бы госпожа Лоис Макмастер Буджолд, всё это напоминало ажиотаж на Хассадарской ярмарке, когда туда привезли медведя на велосипеде.
«Ах, посмотрите, как красиво сделано!» — «Напечатано, как будто книгу читаешь!» — и всё в таком духе.
Эти учёные (и очень пристрастные обычно) дамы, по-моему, вообще не смотрели в текст. Великая сила, панимаишь, искусства. Фубля! Какого искусства? Принтера! Девяносто шестой год. Высший пилотаж — печатная машинка. А тут я. Всё мне сразу простили — прогулы, задержки. Пришлось для красоты соврать, что сижу в научной библиотеке, готовлю к публикации исследование. В конце концов, оно же у меня есть? Допустим, я как будто только что его написала, а не полгода назад… Конечно, могу показать! И даже в конкурсе поучаствовать, почему бы и нет?
Ха, если в прошлом будущем две тысячи девятом она серебро среди студенческих научных заняла, то и сейчас не хуже выступит.
Вот так бешеный аврал оказался пережит практически без потерь. Зато, отлежавшись три дня, я открыла свой эксель, внесла все данные, подбила бабки, потом для верности дважды пересчитала кубышку — и поняла, что мы таки можем начать не только в клубе красоту наводить, но и начать строить большой пристрой! Тем более что температуры позволяют. На коробку хватит, а там потихонечку и нутро доделаем.