— Нет, так дело не пойдет. Вставай давай.
Вадик хотел было возразить, что у него после такого точно все кости переломаны. Потом подумал, что говорить он тоже не сможет — губы разбиты в хлам. Странно, что он не чувствует боли — может, он вообще уже умер и все это ему мерещится? Но его просто подняли и усадили — и, к своему удивлению, он смог сидеть прямо.
— Так, уже прогресс. Глазки открываем, не стесняемся, я вроде не такой уж страшный.
Глаза открыть тоже удалось. Перед ним сидел на корточках незнакомый парень, на вид чуть постарше Никитоса. Широкоплечий, крупный, но не толстый, светлые волосы подстрижены почти под ноль, над ухом виден старый шрам. Несмотря на холодную погоду, куртки на нем не было — только стеганый жилет поверх клетчатой рубашки. Выходит, это он в одиночку разогнал всех? Но парень улыбался вполне доброжелательно, и Вадик рискнул заговорить:
— Спасибо.
Вот говорить все-таки было больно. И получалось не очень. Но вроде его поняли.
— Нельзя ж это так оставлять. Давно я сюда не заглядывал, совсем страх потеряли. Хорошо, успел вовремя.
Вадик поежился, вспомнив медленно гаснущий свет. Но сейчас он даже сумел подняться на ноги.
— Я думал, вообще насмерть забьют…
Парень ответил не сразу.
— Человек, знаешь ли, прочнее, чем кажется. Но на сегодня с проверками на прочность точно надо завязывать. Пойдем отсюда.
Вадика немного пошатывало — отчасти от неожиданности, но и избили его действительно сильно. Парень молча поддержал его под локоть. От самого этого прикосновения идти как будто стало легче. Ветер колыхнул волосы, и Вадик понял, что потерял шапку. Он обернулся — действительно, она так и валялась на месте драки рядом с кучей еще какого-то хлама. На секунду возникло странное чувство, что это он сам каким-то образом все еще лежит там, неловко скорчившись под стеной. Вадик помотал головой, отгоняя наваждение, и в кои веки помянул недобрым словом свои способности к рисованию — оно, конечно, здорово, когда в игре теней можешь увидеть всякое интересное, но не собственный же труп. Шли бы такие картинки куда подальше.
— Ты откуда взялся, чудо? — нарушил молчание парень.
— Сверху, — надо же, уже и разговаривать получается нормально. На «чудо» Вадик решил не обижаться — сам понимал, что выглядит сейчас на редкость невразумительно. Да и вообще человек, который ему жизнь спас, может называть его как угодно.
— Это ж как тебя сюда-то принесло? Обратно дорогу, поди, не найдешь?
— А я и не собираюсь, — зло ответил Вадик. — Пропади оно пропадом.
— Даже так?
— Угу.
И Вадик, уже полностью забыв про боль, выложил все — и про Никитоса, и про эту дурацкую Болгарию, и про свое увлечение машинами, и про побег из дома. Когда он остановился перевести дыхание, парень положил ему руку на плечо:
— Так. Во-первых, сразу скажу: шляться по Нижнему городу — это очень долгий и болезненный способ самоубийства. Да ты сам только что убедился. У вас, может, про «нижних» и много врут, но это, на самом деле, цветочки. Тут все намного хуже. Я бы даже сказал — не то диво, что тебя отметелили, а то диво, что так далеко успел уйти. Тут есть места, куда и наши-то не заходят.
— А ты сам откуда?
Парень ответил не сразу, а когда заговорил — его ухмылка годилась на постер боевика:
— Вы нас называете Внешними.
Вадик не знал, то ли шарахнуться — он все-таки помнил рассказы Валерки — то ли заорать «Вау!». В итоге сделал что-то среднее — чуть отстранился и тихо сказал «Вау». Парень хмыкнул:
— Надо же, «верхний» в кои веки не падает в обморок.
— Да я ж тебе говорю, я обожаю машины и вот это все! — пылко воскликнул Вадик. — Я вообще думал к вам сбежать! Хотя боялся.
— Шляется по Нижнему городу и еще говорит, что чего-то боится. Чего боялся-то?
Вадик смутился. Рассказы Валерки вдруг показались чем-то ужасно детским, вроде страшилок из летнего лагеря в соседнем комплексе. Но парень явно ждал ответа.
— Ну это… что вы так просто к себе не принимаете и надо пройти проверку, типа даже убить кого-нибудь…
— Ага, ритуально принести в жертву и выпить на могилке стакан бензина, — фыркнул парень. Вадик почувствовал, что краснеет. — Знаю я эти сказки, могу еще с полсотни рассказать, если интересно. На самом деле, единственное, что в этом всем правда — так просто мы действительно к себе не принимаем. Если ты к нам — то это с концами.
— У нас говорят, что вы все чуть ли не бессмертные, потому что вроде как отдали душу дороге, — сказал Вадик и смутился окончательно. Но на этот раз парень смеяться не стал, а задумчиво проговорил:
— Хм, а вот такой сказки я не слышал, и она мне нравится. В чем-то так оно и есть, пожалуй. Жить лично я планирую вечно, и пока все идет хорошо. А душу в пятом классе Сатане на резинку променял, — снова фыркнул он. Вадик тоже рассмеялся. Но парень уже снова посерьезнел:
— Ладно, шутки шутками, а у нас дорога и правда в один конец. Если ты реально хочешь к нам — из города ты исчезнешь. Вообще. Насовсем. Старых знакомых ты больше не увидишь, а если однажды и встретишь — они сами тебя не узнают. Ты готов к такому? Если нет — ничего тебе не будет, я провожу тебя до безопасного места и исчезну. Подумай.
Вадик задумался. Это что же, все равно больше не будет посиделок в парке с ребятами, болтовни о машинах и баек про ужасы за пределами Верхнего города? Не будет Валерки и Макса? И дуры Верки? И помешанного на девчонках Руслана? Вообще-то они прикольные ребята, и что — их уже не будет? И они никогда не узнают, что он встретил настоящего Внешнего? Но ведь сам-то этот Внешний — будет! И настоящие машины! И может быть, даже он сам однажды сядет за руль! И никакого Никитоса и Болгарии!
— Я готов, — решительно сказал Вадик. — Я не хочу возвращаться.
— Значит, так тому и быть, — кивнул парень. — Как тебя зовут-то, чудо?
— Вадим. Можно просто Вадик.
— А я Леха. Но чаще меня зовут Птаха.
Вадик невольно хрюкнул — уж очень не вязалось прозвище Птаха с парнем выше него на две головы и шире в плечах раза в три. Но как же Валерка говорил, что у всех Внешних прозвища по маркам машин?
— На самом деле, так зовут мою машину, а по ней уже меня, — словно прочитав его мысли, сказал Птаха. — «Шевроле Тахо» — знаешь такую? Хотя откуда…
— Вот еще! — обиделся Вадик. — Я кучу моделей знаю! «Тахо» крутая, хотя я больше «Камаро» люблю.
— Тот «Камаро» у нас не везде проедет, хотя машина отличная, кто бы спорил, — хмыкнул Птаха. — Так вот, где «Тахо» — там и Птаха. А я с ней уже много лет, вот и прилипло. Кстати, вот и она.
Они повернули за угол, и Вадик ахнул от восторга — на обочине стоял огромный белоснежный внедорожник со знакомым ему широким крестом на решетке радиатора. Птаха чуть погладил капот и мягко улыбнулся. Вадик шагнул было к машине, но Птаха остановил его:
— Подожди. Еще не все. Чтобы попасть ко мне в машину, ты должен признать себя моим Пассажиром. Никого другого я взять не имею права.
— Что надо сделать? — быстро спросил Вадик.
— Ничего из того, что в Верхнем городе рассказывают, — усмехнулся Птаха. — Я протяну руку и скажу «Будь моим Пассажиром», а ты ответишь «Будь моим Водителем». Если, конечно, ты все еще намерен идти со мной. С концами, помнишь?
— Конечно, намерен!
— Ну что ж… — Птаха опустился на одно колено, чтобы быть с Вадиком на одном уровне, и с расстановкой произнес: — Будь моим Пассажиром.
— Будь моим Водителем, — срывающимся от волнения голосом ответил Вадик и стиснул протянутую руку.
— Слово сказано, — кивнул Птаха и встал. — Теперь нам друг от друга никуда не деться. Пассажир — это у нас вроде названого брата и ученика одновременно. А я, значит, типа наставник получаюсь.
— «Двое их — учитель и его ученик», — вспомнил Вадик. Птаха рассмеялся:
— Иди ты в задницу, Энакин хренов! Даром что похож.
— Сам туда иди! — отозвался Вадик. Теперь смущаться было незачем и вообще казалось, что они с Птахой давным-давно знакомы. А драка с братом и нападение в Нижнем городе были и вовсе с кем-то другим и в другой галактике.
Вадик осторожно тронул белоснежный борт «Тахо». Среди слякоти Нижнего города она выглядела почти нереальной. Но под рукой был вполне твердый металл, еще теплый — машина простояла не очень долго. И что, сейчас вот прямо можно открыть дверь и попасть внутрь?
— Хочешь, залезай, Пассажир, — нет, Птаха определенно читал мысли. — Или подсадить?
— Ну уж не такой я мелкий! — возмутился Вадик. — Просто… до сих пор не верится. Чтоб вот так шел человек — и мало того что отбил, так еще и с собой взял.
— А я и не человек, — усмехнулся Птаха. — Я пес.
Вадик молча уставился на него.
— Гав, — с абсолютно невозмутимым видом сказал Птаха.
— Да ну тебя! Я серьезно!
— Я тоже. Знаешь, зачем в городе собаки нужны? Потому что без них будут крысы. Вроде той гоп-компании. А я крыс, знаешь ли, не люблю. И гоняю. И уж точно не собираюсь допускать, чтобы они кого-то загрызли.
Он хищно оскалился и действительно стал невероятно похож на огромного бойцового пса. Только сейчас Вадик осознал, что Птаха, по сути, разогнал тех отморозков один. Безо всяких там стволов, про которые так упоенно рассказывал Валерка. Вспомнился тот звук удара и хруст, и Вадик поежился. Он не хотел знать, что тогда хрустнуло под Птахиным армейским ботинком.
— До сих пор боишься меня, что ли? — хмыкнул Птаха. — Не могу сказать, чтобы было не за что, но не тебе.
— Ну просто… — Вадик снова замялся. — Не могу понять, я-то тебе зачем? Сам же говорил — мог бы проводить и исчезнуть… Я не передумал и не передумаю, — поспешно добавил он, — но просто…
— А вот, допустим, захотелось мне так. Не волнуйся, я в любом случае рискую больше.
— В смысле?
— Я отвечаю за тебя жизнью, — коротко ответил Птаха. — У тебя, если что, еще есть вероятность смыться. У меня — нет.
— Тогда я тем более не понимаю…
— А мне, может, нравится рисковать, — Птаха снова широко ухмыльнулся. — И вообще, ты — отчаянный. Как я. Как мы все. Обычный домашний мальчик из Верхнего города не ушел бы из дома. А если бы и психанул временно, не забрался бы так далеко в Нижний. И от меня свалил бы впереди собственного визга, потому что я же страшный-ужасный Внешний, мы людей заживо на запчасти разбираем, — он состроил гримасу и сам расхохотался.
— И в жертву приносите, ага, — теперь Вадику самому стало смешно от всех этих россказней и от его опасений. Но Птаха уже не смеялся.
— Вообще, про дорогу в один конец я не зря говорил. К нам не должны попадать посторонние, ни сами по себе, ни в поисках кого-то пропавшего. И если я тебя привел — то я за тебя ручаюсь. По тому, что ты рассказал, я достаточно о тебе знаю, чтобы рискнуть. Поэтому и предложил стать Пассажиром. Ну и я же тебе уже сказал: я пес. У меня чутье. И это чутье мне говорит, что с тобой выйдет толк.
— «Я уличный пес, подвал, в котором я рос…» — вспомнил Вадик старую песню.
— «Бывал со мною часто жесток», — тут же подхватил Птаха. — «Учил быть первым всегда, от ушей до хвоста, и ненавидеть хозяйский свисток…».
Со стороны, наверное, они выглядели полными психами, но смотреть было некому. Поэтому они так и стояли у машины и горланили песню, и Вадику казалось, что и сам он уже все про Птаху знает, и конечно же, пойти с ним было единственным возможным решением, потому что он и есть тот самый «первый педагог» и герой уличных драк.
— «Удача за нас, мы уберем их на раз…» — выводил Вадик.
— «И это, без сомнения, так!» — соглашался Птаха.
— «Нам дышится в такт, и ускоряет наш шаг блюз бродячих собак!» — финал припева превратился в настоящий собачий концерт. Даже, кажется, отозвалась пара настоящих псов. Вадик был готов продолжать, но Птаха жестом остановил его:
— Успеем еще наораться. Не забывай, мы не так далеко ушли. Этих я шуганул, но они тут не одни такие. Да и еще кое-что надо сделать.
Вадик недоуменно взглянул на него.
— Ты должен исчезнуть, — отчеканил Птаха. — Никакой Вадим… как тебя там по фамилии?
— Комаров, — мрачно сказал Вадик. Свою фамилию он терпеть не мог.
— Так вот, никакой Вадим Комаров меня не встречал и со мной не уходил. Думаю, не надо объяснять, почему.
— Да уж, брательник ту еще панику разведет. А у него связи, — Вадик помрачнел, но тут же вскинулся: — А может, я помер! Может, меня те уроды совсем запинали!
— Верно мыслишь, — кивнул Птаха. — Крови там осталось полно, еще и шапка валяется, но этого мало. Вот если бы у тебя нашлось что-то такое, что точно указывало бы на тебя…
Вадик задумался. Коллекции фильмов было неимоверно жаль. Сколько собирал, сколько прятался от брата! Но ведь теперь уже не нужно прятаться. Птаха, поди, слова не скажет, если Вадик будет смотреть «Безумного Макса» хоть пятьсот раз подряд. Да вообще нафиг то кино, тут же рядом стоит настоящая «Тахо», и они на ней сейчас уедут! И Вадик решительно распахнул куртку и флиску и вытащил хард.
— Вот. Корпус я сам разрисовал. И если Никитос это найдет, он точно будет уверен, что я помер, потому что при жизни я бы с этим хардом не расстался. Я ему физиономию за то и разбил, что он к нему лапы потянул.
— Не жалко? — прищурился Птаха.
— Физиономию? Точно нет. Хард — жалко, но ты же сам говоришь — надо исчезнуть. Я и так все фильмы там наизусть знаю.
— Это по-нашему, — улыбнулся Птаха. — Ну что ж, пойдем тебя зверски убивать.
На мгновение Вадик почувствовал неприятный холодок. Опять всплыли в памяти все Валеркины рассказы. Но Птаха улыбнулся еще шире и положил ему руку на плечо, и Вадик посмеялся над собой. Птаха ведь сам сказал…
— Вернемся немного. Машину гонять не буду, хорошо стоит.
— А куда мы, собственно, идем? — впервые спросил Вадик.
— Своевременный вопрос, — хмыкнул Птаха. — Тут есть станция электрички. А еще тут ходит экспресс. Скорость у него бешеная, станция заброшена… понимаешь, к чему я?
— Типа свалился?
— Свалился, скинули, сам спрыгнул, это уже никому не важно. А тушку собаки съели, — Птаха кивнул на белого пса, бредущего чуть впереди. Пес был и правда весьма упитанным. И как раз в этот момент решил, что у начала бетонной лестницы, ведущей на платформу, может быть что-то съедобное, и принялся рыть лапами землю.
— Да-да, псина, именно на тебя и будем все валить, — сказал Птаха. — Правда, мы моральные уроды? Но я надеюсь, что ты нас простишь.
Пес невозмутимо продолжал свое занятие. Похоже, он и правда что-то нашел и начал есть. Вадик поежился. Еще недавно он был готов насмерть замерзнуть в Нижнем городе, только бы не возвращаться домой, но теперь, когда появился Птаха, даже такие разговоры его пугали. Конечно, это все понарошку и ничего не будет, но эта платформа была просто создана для того, чтобы сигануть с нее под скоростной поезд. Вадик никогда таких не видел — платформы монорельса всегда были отделены от путей, и двери открывались, только когда на станции стоял состав. Здесь — ничего подобного. Только бетонный перрон, давно сломанный турникет, тусклые фонари и тронутый ржавчиной предупреждающий знак, на котором силуэт подростка в ужасе замер перед приближающимся поездом.
— Никитос, наверное, подумает, что это я сам, — проговорил Вадик и сам не узнал внезапно севший голос. — Я ему записку написал. Маркером на мониторе.
— Сейчас мы такой цирк разводить не будем, — деловито ответил Птаха. — Пусть себе думают, что хотят. А чтобы лучше думалось — вот.
В его руке щелкнул складной нож. Вадик невольно отступил. Птаха все еще улыбался, но как-то совсем недобро.
— У вас, кажется, рассказывают, что дороге надо отдать немного своей крови, — проговорил он. — Можешь считать, что это сейчас и произойдет. Сам справишься или мне сделать?
— Да я ж вроде и так… — Вадик провел рукой по лицу, только сейчас вспомнив, что его, вообще-то, били ногами, расквасив нос и губы в полное непотребство. Странно даже, что он может нормально говорить. Но на пальцах следов крови не было. Вадик ошарашенно заморгал.
— Что было, то давно засохло, — сказал Птаха. — По новой портить тебе физиономию я точно не буду. Руку давай.
Набравшись решимости, Вадик оттянул рукав флиски. Коротким движением Птаха полоснул его по руке. Боли почти не было, но порез сразу наполнился кровью. Вадик сжал кулак — кровь пошла сильнее и капнула на хард. Птаха удовлетворенно кивнул.
— Смотри, ты сам перемазался, — сказал Вадик. — Почти что, этот, ритуал побратимства.
— А что, это мысль, — хмыкнул Птаха. Чиркнув себя по руке, он коснулся пореза и шепотом повторил «будь моим Пассажиром». Вадик так же шепотом произнес положенный ответ.
Внезапно ожил болтающийся на столбе динамик и забубнил о приближении скоростного поезда и о необходимости отойти от края платформы. Но Вадик, разумеется, пошел вперед. Он завороженно следил, как приближалась ослепительная фара в голове состава — казалось, он движется очень медленно, об огромной скорости говорил только стук колес. «Давай!» — крикнул от лестницы Птаха, и Вадик, уже без тени сожаления, швырнул заляпанный кровью хард на пути. Экспресс несся мимо, и от мелькания огней у Вадика закружилась голова. Казалось, этот вихрь сейчас захватит и его и унесет с собой… Он почувствовал, что ноги подкашиваются. Про край платформы говорили не зря…