Время снова взяло и куда-то делось, оставив вечера у камина за чаем или вином, бесконечные стеллажи книг, диски и фотографии. У Форестера висело на стенах несколько собственных работ — пейзажи или городские виды. Вадик с удовольствием узнал знакомую речку. И да, он прекрасно понимал шутку Прокси, что жилище Форестера скоро начнет ухать по ночам, потому что совы были везде. Акварелями на стенах, фигурками на полках и шкафах, диванными подушками и, конечно, витражами на окнах. Их было несколько, но круче всего была та сова, которую при Вадике нарисовал Прокси. Она и так была более чем красочной, но в закатном свете ее перья просто вспыхивали пламенем. Вадик поймал момент, когда закат был ярче всего, сфотографировал сову и отправил Прокси, от того пришло много восторженных смайликов.
Птаха твердо решил выполнить указание Некроманта насчет тренировок — да и сам, по собственному признанию, начинал скучать без практики. Так что у Форестера было еще множество случаев обозвать их обоих маньяками и самому чуть не получить тренировочным ножом. Поскольку что бы там Форестер ни говорил, он опять взялся за фотоаппарат, и Вадик задался целью — суметь и шугануть выглянувшего с неожиданной стороны Форестера, и не потерять из вида Птаху. «Правильно-правильно, — подначивал его Птаха, — лишние свидетели нам ни к чему». Форестер сказал, что они с Некромантом террористы, но поперхнулся концом фразы, поскольку тренировочный нож Птахи замер у его шеи. Вадик подхватил игру и сунулся в атаку, но Птаха, в отличие от него самого, прекрасно контролировал пространство за спиной. Еще и, как нарочно, точно повторил действия Некроманта в поединке с Ящером.
— Предупреждать, блин, надо! — Форестер улыбался, но в глазах мелькнул настоящий испуг. — Я вам тут учебным пособием работать не подписывался!
— «Привычка, Ленский», — процитировал Птаха.
— Иди ты со своими привычками!
— Некромант просил Форестера сильно не пугать, — ехидно напомнил Вадик.
— Ты первый начал, вообще-то, — не менее ехидно отозвался Птаха. Форестер поежился и позвал «маньяков» пить чай, тем более что в этот раз «дежурить по кухне» вызвалась Тундра.
А на следующий день Тундра с виноватым видом сказала, что ей нужно уезжать.
— Ну вот… — расстроился Форестер. — Только хотел вас в город вытащить.
— Прости, — Тундра опустила глаза. — Я тоже думала, что пробуду дольше, но… Ты пойми, мне не надоело, ты ничем меня не обидел, да ты вообще не можешь обидеть, правда…
— Не оправдывайся, — неожиданно жестко сказал Птаха. — Все здесь Внешние.
— Да… — Тундра смутилась еще больше. — Я не хочу ничего выдумывать про работу или что, но я просто чувствую, что мне надо.
— Надо — езжай, — ответил за Форестера Птаха. — Сама же говоришь: Внешние не мешают друг другу ехать куда надо. Так ведь? — он повернулся к Форестеру.
— Птах, ты меня пугаешь, — Форестер даже чуть отстранился. — Я понимаю, что ты тоже хранитель порядков, но я уж точно последний, кто будет кому-то в чем-то мешать. Тундра, не парься. Жалко, конечно, что уезжаешь, но ведь не последний же раз видимся.
— Определенно… — чуть рассеянно ответила Тундра. — Ты правда не сердишься?
— Я этого не умею, — честно ответил Форестер. Тундра обняла его и убежала собираться.
— И как это все понимать? — тихо поинтересовался Вадик, пока Тундра не слышит. Птаха пожал плечами:
— Тундра — Внешняя. Может быть, она и не умеет то, что умею, например, я, но чутье есть у нас у всех. И у тебя тоже, — опередил он следующий вопрос, — только случая пока не было. Хотя, раз ты не ударился в панику, пока я мотался по родным краям Прокси, ты уже тоже научился чувствовать, что и как.
— Так все-таки ты…
— Все-таки я. Прокси отбился, но спускать с рук покушение на Внешнего я не собираюсь. Я, в конце концов, за этим тут и есть. Не переживай, однажды я и тебя с собой возьму. Когда будешь готов.
На лице Форестера крупными буквами было написано «Маньяки!». Птаха улыбнулся:
— Ладно, хорош людей пугать. Так вот, я могу почувствовать, что нужно мое вмешательство. И примерно оценить уровень опасности. Ты, судя по всему, тоже — ну ты мой брат или где, в конце концов, — Вадик заулыбался до ушей. — Что там у Тундры, я не знаю, в душу лезть у Внешних не принято, но предполагаю, что она тоже почувствовала что-то, что касается лично ее. Я опасности пока не вижу.
Вадику не очень понравилось это «пока», но развивать тему он не стал. Тем более что вернувшаяся Тундра не выглядела встревоженной или расстроенной — ее огорчал разве что сам факт, что приходится срываться от гостеприимного Форестера, но во всех ее действиях чувствовалось нетерпение. То, что она почувствовала, явно не хотело ждать.
— Не гони, как сюда, — тихо сказал Птаха. Тундра мотнула головой:
— Да знаю! Обещать не могу, реально, вот как толкнуло что. Но… очень постараюсь, правда.
Она обняла всех троих и запрыгнула в кабину «Тойоты». Вадику казалось, что лайкам на борту тоже не терпится отправиться в дорогу. Он, конечно, их сам такими нарисовал, но в движении они выглядели совсем иначе. На мгновение померещилось, что они и правда бегут рядом с машиной.
— Странные вы, — вздохнул Форестер. — Хотя я в чем-то понимаю — самого когда-то так толкнуло, когда из города уехал. Вот просто однажды проснулся и понял, что больше тут не могу вообще никак. Сам порой удивляюсь — Питер я люблю, но как щелкнуло что-то. До сих пор с удовольствием приезжаю покататься, а дом — здесь, без вариантов. И кстати, идея съездить в город по-прежнему в силе.
— С удовольствием, — ответил Птаха. Вадик только кивнул.
— И это… — Форестер чуть смутился, — предлагаю эскадру не городить, тем более что твою громадину припарковать сложно. Как насчет того, чтобы всем троим ехать со мной?
— А почему бы и нет, — отозвался Птаха. Вадик постарался скрыть разочарованный вздох. — Это Тундра принципиально ни с кем не ездит, ну так ее можно понять — Водителем стала совсем недавно, дело такое.
Когда Форестер ушел, Птаха шепнул Вадику:
— Мне просто самому интересно, как все это выглядит его глазами. Сам я, если хочешь, потом тебе покажу, благо в Питере вполне свободно себя чувствую. А вот порулить к Форестеру лучше не лезь, праворульники слишком отличаются. И да… Питер, скорее всего, тоже будет не таким, как ты представлял.
Вадик задумался, как он вообще представляет себе Питер. Да в общем-то никак. Он слишком привык, что поездка в другой город — это что-то такое малореальное, почти полет на Луну. Ну да, был тот отдых на море, и у дядьки он бывал, но каждый раз это были огромные сборы, труба монорельса, плавно переходящая в терминал аэропорта, в общем, как будто за границей города пригодное для жизни пространство кончалось. Он уже много раз убедился, что это не так, но где-то в глубине сознания города так и продолжали ощущаться как что-то замкнутое. Ну да, он помнил видео со всякими там дворцами и соборами, но они были почти нереальными. Потому что все равно кто ж туда пустит. Да и кому оно надо.
— По музеям таскать не буду, — улыбнулся Форестер, снова появляясь в гостиной. — Сам их в свое время терпеть не мог, только и ждал, когда можно будет присесть и когда эта противная тетка перестанет нудеть.
Он подмигнул Вадику. Уже хорошо, одним опасением меньше. Хотя до сих пор Вадик думал о Питере как об одном сплошном музее, даром что понимал — историческая часть занимает далеко не весь город, там благополучно живут люди, но они казались сродни жителям Старого города. Так, остались по привычке, а вокруг все равно один большой музей. Но, судя по хитрой улыбке Птахи, все совсем не так. Вадику стало любопытно. И даже почти не обидно, что поедут не на «Тахо».
После внезапного отъезда Тундры гостевая спальня освободилась, но Птаха и Вадик уже обжились в гостиной и перебираться не стали. И вообще, еще «Ведьмак» не дочитан. Вадик видел, что по сравнению с тем же Форестером читает очень медленно. Тот успокаивал, что это дело наживное. «В конце концов, тебе и торопиться некуда — учишься в своем темпе». Оно, конечно, так, но Вадик ощущал, что ему реально порой не хватает времени успеть все, что хочется. «Ничего. И этому научусь».
На следующий день и Форестер, и Птаха подорвались в злую рань — ну, по своим меркам, Вадик уже был на посту в кресле, в обнимку с «Ведьмаком». Сам себя порой не узнавал. Форестер решительно заявил, что хочет показать много чего, и сразу же после завтрака все угнездились в «Субару». Вадик сел не сразу — еще походил вокруг и полюбовался на филина, прыская со смеху при виде спрятанных мышей.
— Ты только засыпать мне не давай, если что, — сказал Птаха, устраиваясь рядом с Форестером. Вадик сидел сзади, ровно посередине. — А то кондратий ведь хватит с твоим правым рулем!
— Я не настолько скучный экскурсовод, — рассмеялся Форестер.
Очень странно было видеть, как «Тахо» остается стоять во дворе, а они уезжают. Даже как-то немного грустно. Но вот «Субару» выбрался на трассу, и Форестер начал говорить. Да уж, никакого сравнения со школьными экскурсиями! Мягким поставленным голосом он рассказывал, что они проезжают, что тут происходило интересного и когда. Тем временем лес сменился пригородами, а пригороды — собственно городом. Никакого выраженного перехода, хотя у Питера вполне себе была граница. Но дома и улицы были совершенно такими же, что и по ту сторону. Значит, вот так это видит Форестер? Никакой замкнутой на себя экосистемы, просто город, каким он был до строительства высотных комплексов? А точнее, для Форестера — какой он и есть сейчас? И никаких защитных экранов и куполов, и везде можно проехать и просто оставить машину в любом понравившемся месте. Это, конечно, хорошо. Но, выходит, для Форестера никаких вариантов реальности нет? Скучно как-то. Вадик сам посмеялся над этой мыслью — ага, сказал бы ему кто год назад, что вообще существуют эти варианты реальности, а теперь, видите ли, скучно. Хотя нет, «скучно» — плохое слово, очень даже интересно, потому что Форестер знал о Питере, кажется, все. И умел рассказывать. И виды за окном сменялись невероятно красивые. Снова как будто ожили иллюстрации из учебников, и оказалось, что вот все эти Павлы Первые, Пушкины и прочие Растрелли реально жили и действовали вот прямо здесь. Потому что в школе Вадику часто казалось, что их всех специально придумали, чтобы жизнь медом не казалась. Ну Пушкин ладно, стихов Вадик не любил, но все-таки кое-что нравилось. А остальных точно придумали назло школьникам.
На огромном разводном мосту они встали в пробке. Вадик осмотрел все виды по сторонам, а потом ему стало любопытно — вот Птаха говорил «ты можешь попасть только туда, куда тебя привезут». Ну хорошо, вот его везет Форестер, а если попробовать хотя бы просто подумать, каким еще может быть этот город? В следующую секунду Вадик чудом не вскрикнул и вжался в сиденье, потому что города, собственно говоря, не было. Была широкая река — и больше ничего. Стоп, но они же все-таки где-то едут! Точнее, ползут. Да, мост и шпиль Петропавловской крепости были на месте, и все остальное тоже. «Померещилось», — решил Вадик. А там и пробка на мосту наконец сдвинулась, а Форестер начал очередную историю.
— Погоди силы пробовать, мелкий, — тихо сказал ему Птаха, когда они вышли пройтись до Исаакиевского собора.
— Ты… заметил? — Вадик сам знал ответ, хотя помнил, что Птаха даже не оборачивался в его сторону.
— Не могу не заметить. Ты мой Пассажир. Так вот, сейчас даже я в другую версию не перейду, самое большее — что-то мелькнет на пару секунд. И даже мне это будет тяжело. Не трать зря силы, успеется еще.
— А теперь, я думаю, хватит с нас имперского блеска, — улыбнулся Форестер, оборачиваясь к ним. — Давайте просто прокатимся по городу. А лучше даже пройдемся, тут есть интересные маршруты.
Вадик все равно не удержался и решил еще раз поэкспериментировать. Сейчас-то они идут пешком! Форестер как раз говорил о том, почему в ряду домов то и дело попадаются пробелы — дом разрушен бомбежкой, строить заново не хватает места… Вадик задержал взгляд на глухой стене — и мир вокруг утратил краски, как на старой фотографии. Вместо пустыря с густой травой — обломки стен, слепые окна, лучи прожекторов в небе… Может, конечно, это просто игра воображения, сколько он старых фотографий пересмотрел, да и Форестер рассказывал так эмоционально, словно сам все видел, но Вадику стало холодно в теплый осенний день. Он отвел глаза — мир вернулся на место. Но то и дело возникало чувство, что все это только кажется. Как здание на реставрации затягивают тканью с его же изображением. А изнутри просвечивает. Вот да, иного слова Вадик подобрать не мог — сквозь этот город что-то просвечивало.
— Уши оборву, — прошипел Птаха. — Руку дай.
— Ну я маленький, что ли? — возмутился Вадик… и споткнулся на ровном месте. В глазах откровенно плыло.
— Что я и говорил, — Птаха сам подхватил его под локоть. — Рано еще! И нашел же, куда лезть, в самые стремные варианты! Понимаю, что они же самые впечатляющие, но тебе там пока что делать нечего!
Вадику было стыдно — ну действительно, предупреждали же его — но он не мог не отметить это «пока что». И радовало, что, как только Птаха стиснул его руку, мир окончательно встал на место, стал цветным и прочным. Форестер, похоже, и вовсе ничего не заметил.
— А теперь, юный Энакин, — сказал он, кивнув на вход во двор, — я покажу тебе то, что прямо просится в твой блокнот. Фотосъемка — это прекрасно, но тут надо руками.
Вадик увидел двор, похожий на огромный колодец. Конечно, дома вокруг были не слишком высокими, с Верхним городом и близко не сравнить, но двор был таким тесным и узким, что казалось — стены уходят вообще в небеса. Здесь, наверное, можно было без особого усилия перекинуть что-нибудь соседу напротив. Вадик долго стоял, задрав голову и глядя в небо, которое выглядело маленьким далеким пятачком. Да, это определенно стоило зарисовать. А на рисунке добавить этажей.
Подворотня, через которую они попали сюда, была не единственным входом — еще одна привела их в такой же двор, за ним — еще один… Форестер рассказывал, как удобно было всяким революционерам бегать по таким дворам от всякой полиции, а Вадик понимал — будь он революционером, он бы сам тут первый и заблудился. Форестер, судя по всему, и сам переставал понимать, куда они идут и в какую сторону выбираться. А тут еще в одном из дворов попалась компания очень мутных на вид типов. Вадик с такими столкнулся ровно один раз, и хватило на всю жизнь. Именно такие когда-то едва не убили его самого. Взгляд, которым один из типов окинул элегантный плащ и длинные волосы Форестера, нельзя было перепутать ни с чем. Черт, Форестер ведь не умеет драться… Вадик потянулся к ножу на поясе, но Птаха перехватил его руку. «Пока не лезем», — шепнул он.
Форестер тем временем шагнул прямо к этим мутным типам, сияя улыбкой. Вадик почти физически чувствовал их желание впечатать эту улыбку в ближайшую стену сквозь череп.
— Вас-то мне и надо! — радостно произнес Форестер. — Народ, набережная в какую сторону?
— А… Э… Туда, — показал тот же самый, который только что недобро косился на Форестера.
— Спасибо! — еще радостнее отозвался Форестер и жестом позвал Птаху и Вадика за собой. Вслед долетело озадаченное «э… пожалуйста».
— Это как вообще? — шепотом поинтересовался Вадик, когда Форестер ушел вперед. Птаха улыбнулся не менее лучезарно:
— Это Форестер. Думаешь, как он ухитряется со всеми своими путешествиями и съемками ни во что не вляпаться? Он, по-моему, искренне и твердо убежден, что так и должно быть. Ну и потом — он гораздо смелее, чем хочет показаться. А такие вот, — он кивнул назад, — прекрасно чуют, кто их боится, а кто нет. И во втором случае еще подумают, связываться ли.
Он еще понизил голос и проговорил едва слышно:
— Надо сказать, в свое время были деятели из Внешних, которым Форестер активно не нравился. Мол, что это за Внешний с такими повадками, всю картину нам портит, и вообще… — он выразительно чиркнул пальцем по горлу. — Ну… мы с Некромантом доходчиво разъяснили, что дело иметь придется не с Форестером, а с нами. Больше желающих как-то не находится.
Вадик подумал, что с той скоростью, с какой распространяются слухи и легенды, одно явление Птахи и Некроманта в тандеме должно было навеки отбить желание вообще даже смотреть в сторону кого-то похожего на Форестера. Уж если веселая Тундра в фольклоре ухитрилась превратиться в жуткий призрак, Форестеру с его обликом аристократического вампира отлично подошел бы сюжет про какую-нибудь проклятую душу, с которой нельзя иметь никаких дел, а то…
— Чего смеешься? — обернулся Форестер. Тьфу, старался же вроде в рукав ржать — видимо, не получилось.
— Да забавно вышло с этими, во дворе, — почти честно ответил Вадик. Форестер чуть поднял бровь:
— А я давно заметил, что любезность — лучшее оружие. Такие граждане обычно не ожидают, что их могут просто вежливо попросить о помощи. Пока осознают, что это было, меня уже нет.
В его карих глазах мелькнул лукавый огонек. Да, Птаха был прав — Форестер смелее, чем кажется. Может, он и не боец вроде того же Птахи, но ему, похоже, и не надо. Форестер тем временем продолжал:
— Я же с фотоаппаратом где только ни лазил. Потом слышал, что я чокнутый, что в такие края если и соваться, то с дробовиком и полной готовностью пустить его в дело… А мне в основном удавалось просто договориться. О, смотрите-ка, вот мы и вышли. Правильно нас сориентировали.
И действительно, его улыбка выражала, что никак иначе просто и быть не могло. Вадик еще раз оглянулся на лабиринт дворов. Дурацкие тени — трещины на старой стене очень натурально складывались в осевший на землю силуэт в длинном плаще. Если вдуматься, до этого было очень недалеко. Даже Птаха, наверное, вряд ли успел бы вмешаться… Да что за чушь, ведь действительно, договорились же! Но видение оказалось на редкость настойчивым. «Мало мне собственной дохлой тушки было!». Почему-то казалось — если это зарисовать, оно отстанет. Вадик быстро схватился за блокнот. Действительно, когда рисунок был готов, трещины стали просто трещинами, а тени — просто тенями. Но Птаха, взглянув через плечо, с усмешкой проговорил: «По рассказам — тоже моих рук дело». Вадик показал ему кулак.
— Прогулка по рекам и каналам! — заголосил рядом мегафон. Вадик подумал, что ему продолжает мерещиться что-то не то. Чтоб человек вот просто так стоял на набережной и зазывал на экскурсию, не через организованные группы и кассу? Но Форестер щелкнул пальцами — мол, то, что надо! — и подошел к источнику звука.
— В Большую Неву идете?
— Конечно! — парень с мегафоном вывалил длинный ряд названий. — Три места осталось, отправляемся через десять минут!
— Отлично! — Форестер просиял, словно эта экскурсия была подарком лично ему. — Птах, вы пока садитесь, я плащ в машину заброшу, а то на катере с ним неудобно.
Вадику очень не хотелось разделяться. Как будто присутствие Форестера делало все это настоящим, а без него опять будет зыбкая муть, просвечивающая сквозь солнечный день… Птаха все понял и взял его за руку. Все в порядке. Река, дома, катер, в катере вон еще несколько человек сидят. Семейство с ребенком опасливо покосилось на них с Птахой. Вадик попробовал представить со стороны — ну да, эталонный «плохой парень» со шрамом на коротко стриженной голове и длинноволосый тинейджер с рассеченной бровью и располосованной рукой, как есть шпана. Тот шрам ведь по-прежнему и близко не собирался никуда деваться, даром что Птаха — Вадик помнил это как сейчас — полоснул совсем легко. Нож был закрыт полой ветровки, и то хорошо. И по контрасту — вернувшийся Форестер в своей стильной водолазке и, несмотря на ветер, как только что из парикмахерской. Вадик невольно поправил волосы, хотя понимал, что смысла в этом мало.
Странное дело — как только катер отошел от причала, мир встал на место. Вокруг — только руку протянуть — холодная темная вода, но она уже не пугала. Парень с мегафоном бубнил про дворцы и мосты, половину всего этого Вадик помнил по рассказам Форестера, но было это где-то очень далеко. И такое… словно приделанное украшение или ширма. Настоящей была вот эта вода, гулкий плеск под мостами, иной раз похожими на целый туннель, и камень набережных. А потом, как и было обещано, катер вышел в Большую Неву, в лицо ударил ветер, и Вадик сдержал радостный вопль, только чтобы не пугать народ. Потому что вот это все было живым и правильным. Он оглянулся назад — ни пустых берегов, ни развалин, яркая бирюза Зимнего дворца никуда не делась. Но теперь он знал. И возвращаться было немного жаль.
— Ничего себе, дело к вечеру! — приглушенно охнул Форестер. — Народ, вы б хоть слово сказали! Я, конечно, сам хорош, заболтался и забыл про все на свете, но я разливаться соловьем могу хоть неделю. Кататься — примерно столько же.
— Все тут Внешние, — коротко сказал Птаха. — Ты это к чему?
— К тому, что я свинья и что вас надо кормить! Дома, конечно, много всего, но мы сейчас из города выковыриваться будем до посинения.
— Давай лучше поедем, — неожиданно сказал Вадик. Форестер озабоченно взглянул на него:
— Ты уверен? Я, конечно, еще пару часов точно проживу, о Птахе и говорить не приходится, но я как раз за тебя беспокоюсь, ты ж растущий организм. Еще и очень быстро растущий, меня вон почти догнал!
— Поехали, Форестер, — настойчиво повторил Вадик. Он сам не вполне понимал, в чем дело, но ему невероятно не хотелось оставаться здесь до темноты. А если они пойдут куда-нибудь ужинать, так и получится. Форестер заглянул ему в лицо:
— Что-то не так? Тебе не понравилось?
— Не, тут не в этом дело, — Вадик с трудом подбирал слова. — Тут здорово, и красиво, и ты очень классно все рассказываешь, я в кои веки с этими архитекторами и стилями понял, что к чему. Но оно тут все какое-то…
Он запнулся. Говорить или нет? Форестер ведь, наверное, ничего такого не видит… А с другой стороны, что за черт, Птаха правильно сказал — все тут Внешние, еще не хватало что-то скрывать. Форестер ждал ответа, и Вадик наконец сформулировал:
— Тут все какое-то зыбкое. Вот ты рассказывал про войну и все эти дела, и прямо как будто все это до сих пор здесь. Вот только глаза отведешь — и оно тут. А город, который сейчас — это так, сверху. Наверное, как полная шиза звучит…
— Я тебя понимаю, — кивнул Форестер. Тут удивился уже Вадик. — Ты же художник, ты умеешь это видеть. Мне самому этот город порой кажется нереальным. Тот же Петергоф… как подумаю, из каких руин восстанавливали это великолепие, и уже отвязаться не могу. Правда, мне именно это в Питере и нравится. Но если тебе некомфортно — конечно, я не буду настаивать. Просто предупреждаю, дорога долгая.
— А на выезде из города ничего интересного нет? — вмешался Птаха. — Помнится мне, видел я пару симпатичных мест.
Форестер картинно хлопнул себя по лбу:
— Я балбес! Конечно же, все там есть, и народ, кстати, из Внешних. Точно, я даже знаю, куда вас отведу, поехали!
Выбираться из города действительно пришлось долго. Те самые ужасающие пробки, про которые Вадик слышал с детства, в итоге настигли его после ухода к Внешним. Впрочем, не так уж все и страшно. Ну ползет поток, ну постоять иногда приходится, ну что ж с того. Зато можно было еще раз посмотреть на все красоты, а заодно на кучу разнообразных машин и мотоциклов. Форестер вон и вовсе растекся в водительском кресле, вполголоса что-то мурлыкая. В общем, ничего ужасного в плотном потоке Вадик так и не увидел. Разве что есть очень хотелось, а продвигались они медленно.
— Какие люди, и без охраны! — поприветствовал Форестера на входе в кафе рослый парень с роскошной гривой каштановых кудрей. В довершение образа в руке он держал кофр с гитарой. — А, нет, на этот раз с охраной!
Это он заметил Птаху и Вадика. Насчет себя Вадик бы еще поспорил, но Птаха при элегантном Форестере точно походил на сурового телохранителя. «Мы с Некромантом доходчиво разъяснили, что дело иметь придется не с Форестером, а с нами»…
— Привет-привет… полегче, садюга! — Форестер не без труда высвободил руку из медвежьей хватки парня. — Если я не музыкант, это не значит, что мне пальцы не нужны!
— Ладно тебе, — ухмыльнулся парень с гитарой. — О, Птаха, каким ветром в наши края? Все думал, ты или не ты, а то долетало тут до меня…
— Что на этот раз? — усмехнулся в ответ Птаха. — Сибирь или Нижний?
— Нижний, — парень уже конкретно ржал.
— Ну, все как всегда. Ты Алекс, правильно помню? А это Вадик, мой Пассажир.
В этот раз Алекс глумиться не стал и пожал руку жестко, но коротко. Тут он обратил внимание на капот «Субару».
— Ох ты ж ничего себе! Ты по ночам к машине выходить не боишься? Оно же смотрит!
— Потому и смотрит, чтоб кто не надо не подходил, — рассмеялся Форестер. — Между прочим, работа вот этого юноши.
— Эскиз! — быстро поправил Вадик, потому что был, конечно, невероятно горд, но присваивать заслуги Прокси не хотел. — Сам я еще одной Внешней аэрографию делал, жаль, она уехала уже. Если только фотку могу показать.
Он открыл на телефоне сначала эскиз, потом вид готовой «Тойоты».
— Так, — сказал Алекс. — Ждите в гости. Давно хотел свой аппарат украсить.
Птаха толкнул Вадика в бок: «Что я тебе говорил!».
— Ладно, — Алекс перехватил свой кофр. — Птахины контакты у меня есть, это я с вами еще свяжусь и поговорим подробно. Я сегодня здесь играю, пойду подключаться уже.
— Вот это мы удачно зашли! — шепнул Форестер Вадику. — Алекс прекрасно играет, у меня даже записи есть.
Им как раз принесли заказ, когда Алекс появился на сцене. Невзрачную ветровку он сменил на рубашку, расписанную языками пламени, и еще сильнее растрепал свои роскошные кудри. Гитара в его лапищах казалась почти игрушечной. Не тратя время на приветствия, он тряхнул головой и заиграл. Вадик застыл с куском отбивной на вилке — как бы он ни был голоден, сидеть и жевать под эту музыку было бы просто свинством. Так что отбивную пришлось ускоренными темпами поедать в паузах между композициями. Разделавшись с ней, Вадик развернулся к сцене и залюбовался. Слушать музыку он любил, но до сих пор больше интересовался текстами, инструменталы и длинные соло казались скучными. Но гитара Алекса словно сама рассказывала все, что нужно, хотя он не произносил ни слова. Вадик завороженно следил за его руками на струнах — это же надо, чтобы такой громила был способен на такие тончайшие переборы! Алекс ушел в музыку с головой, прикрыв глаза, чуть потряхивая кудрями в такт мелодии. Вадик схватился за блокнот, потому что это обязательно надо было зарисовать. Мощная фигура на сцене, руки на струнах, и вокруг — те же языки пламени, что и на рубашке. Алый и золотой свет софитов, огненные блики в волосах — все сливалось в единую картину. Хорошо, цветные маркеры есть. Это нельзя просто контуром.
Хотя изначально они планировали заскочить сюда просто перекусить, уйти раньше, чем Алекс закончит играть, было совершенно невозможно. Но Вадика уже не волновало, во сколько они доберутся к Форестеру. Здесь не было ничего зыбкого и призрачного. Надежные каменные стены, темные драпировки, тяжелые деревянные столы, отсветы камина, перекликавшиеся с софитами — все было теплым, прочным и спокойным. И музыка. Время от времени Вадик улавливал знакомые мотивы — Алекс, похоже, в основном играл каверы на всевозможный рок. И вдруг оказалось, что даже без слов слушать очень интересно. Одна гитара каким-то образом ухитрялась вести и основную мелодию, и линию вокала. Точнее, это надо было не только слушать, но и смотреть. Вадик пока даже не знал, что у Алекса за машина, но если он и правда приедет за аэрографией — это должно быть что-то про музыку и пламя. Обязательно пламя.
Закончив выступление, Алекс ненадолго подсел к ним. Выслушал от Вадика море сбивчивых восторгов со спокойной улыбкой человека, знающего, на что способен, и еще раз пообещал связаться насчет аэрографии. Вадик показал ему рисунок — Алекс лишь молча облапил его за плечи. Отпустил, по счастью, раньше, чем закончился кислород.
— Моя банда в тур едет, — сказал Алекс. — Я же еще и в группе играю. Так что на вас свалюсь, наверное, ближе к зиме. Если вдруг случится выступать в ваших посадских краях — я свистну.
Вадик улыбнулся про себя: да-да, вот вам и Внешние со своей совершенно отдельной и особой жизнью, которых обычному человеку никогда не встретить, а если кто и встретит, так вскоре об этом пожалеет. Наверное, и сейчас в кафе сидело некоторое количество народа, абсолютно в этом уверенного. И на концерты к тому же Алексу приходят те, кто рассказывает о Внешних жуткие истории. Как и в тир к Патрику. Да что там, у Некроманта вон сколько клиентов из города. Хотя ему, по крайней мере при Вадике, жаловаться на засилье Внешних вроде никто не пробовал. Внезапно Вадик осознал, что уже опять очень соскучился по обществу Некроманта и Прокси. И, как всегда, эхом его мыслей с переднего сиденья отозвался Птаха:
— А вообще, Форестер, хорошо у тебя, но, думаю, через пару дней и мы обратно двинем.
— Ну вот, — вздохнул Форестер. — Тогда вам обязательно надо еще Ладогу показать!
— С удовольствием, — ответил Птаха. Вадик не ответил ничего, потому что уже откровенно засыпал. И снился ему стремительный вихрь музыки и отсветы пламени.
Назавтра решили никуда не ехать — Форестер настаивал, что и на Ладогу свозит их сам, но прямо сейчас он был не готов лезть за руль, так как вернулись они глубокой ночью. Даже Вадика после всех впечатлений не тянуло рано вставать, в итоге все трое сползлись завтракать уже в середине дня, какие там поездки. И дождь пошел. Так что Вадик свил гнездо в любимом кресле и наконец дочитал «Ведьмака», а потом засел рисовать. В голову лезло в основном всякое музыкальное.
— Интересно, на чем Алекс ездит? — проговорил он в пространство, особо не ожидая ответа, но Птаха отозвался:
— «Импала» у него. Он фанат древних «американцев» не хуже Некроманта. Если эти двое сойдутся — хватай лопату, выгребаться из горы технических характеристик, которыми тебя завалят. И из такой же горы музыкальных терминов. Но еще я сильно подозреваю, что Алекс «Сверхъестественного» насмотрелся. Только что его аппарат не черный, а желтый.
Вадик решительно перевернул страницу с незаконченным наброском, все равно не очень получилось. Потом вернется и дорисует, если настроение будет. «Шевроле Импала» он прекрасно представлял, это самое «Сверхъестественное» частично смотрел и машину помнил. В блокноте возник силуэт с огромным капотом — полный простор для деятельности, хоть эпическое полотно рисуй. Хотя нет… тут просилось что-то лаконичное. Капот перечеркнула волнистая линия — это вроде корпус гитары. Машина желтая — бордовый красиво смотреться будет. И пламя, как будто оно со струн. По оттенкам сложно, маркером не передашь, и вообще это надо будет с Прокси поговорить. «Полегче, еще вопрос, что сам Алекс захочет!». Хотя почему-то Вадику казалось, что ему понравится такая идея, даром что они с Алексом и пяти минут не проговорили. «И на крыло зайти. И ноты». Нотной грамоты Вадик не знал, так что решил, что, если Алекс одобрит его мысль, попросит его самого что-нибудь записать. И тогда вообще будет круто.
На следующий день они поехали на Ладогу. Ветер был такой, что «Субару» с пассажирами, по ощущениям, чуть не сдувало с дороги, но Форестер радостно улыбался и говорил, что все идет как надо. Когда они вышли, Вадик понял, почему. Байкал, даже в шторм, был спокойным. Ладога — яростной. И так и должно быть — вот этот ветер, стальная вода и несущиеся по небу облака. Форестер залез на валун и превратился в романтического героя — плащ развевается по ветру, длинные волосы растрепались самым живописным образом. Вадик подумал, что, даже если бы Форестер с этого валуна сейчас навернулся, все равно, наверное, ухитрился бы растянуться как-нибудь поэффектнее. «Или вообще взлететь». Ему стало смешно.
— Стой где стоишь! — крикнул ему Форестер, хватаясь за фотоаппарат. Это было несложно — Вадик и так стоял неподвижно, любуясь на опаловые оттенки воды и неба. Волны набегали на берег у самых ног, но в своих берцах он был уверен, так что и пусть себе. Здесь было удивительно правильно. Ничего ниоткуда не просвечивало, эта вода и эти камни были только тем, чем были. Вадик стоял, пока ветер не начал пробирать насквозь, а с востока не зашла дождевая туча. Форестер позвал всех в машину, и возвращались они под таким дождем, что Вадик успел промокнуть по пути от машины в дом. Но там был камин, шипящие на сковороде охотничьи колбаски и ароматный чай, так что не страшно.
Еще через день Птаха решительно сказал, что пора домой. И успокаивающе махнул рукой Вадику: «Ничего такого, просто сам уже соскучился». Форестер без конца благодарил за визит, звал обязательно приезжать еще и на подольше и передавал приветы. И вот наконец Вадик занял свое пассажирское сиденье в «Тахо», по которой, оказывается, безумно соскучился всего за два выезда на другой машине. Ну то есть «Субару» — классный аппарат, и Форестер здорово водит, и столько всего посмотрели, но это же «Тахо».
— Мы никуда не торопимся, — хитро подмигнул Птаха, выруливая на трассу. — Как насчет посмотреть мой Питер?
Он подчеркнул «мой». Вадик с энтузиазмом закивал. Птаха улыбнулся, но сразу же посерьезнел:
— Одно предупреждение. Силы при мне не пробовать, даже не пытайся. Сейчас я более чем серьезно. Даже мне, пока я с Форестером, путь в другие варианты закрыт. Ты сам видел, что получается и каких сил это стоит. При мне… просто нет. Если хочешь, я покажу тебе что угодно в пределах моих возможностей, но даже не суйся сам. Ты мне еще живым нужен.
Его фирменная усмешка в этот раз вышла очень кривой. Вадика и самого категорически не тянуло проверять. Он уже понял, что у Внешних можно все, кроме того, что нельзя, но уж что нельзя — то нельзя. А еще ему совершенно не хотелось опять ощущать зыбкость и призрачность всего вокруг. Спасибо, хватило.
Питер Вадик знал очень плохо — откровенно говоря, только достопримечательности из учебников и знал. Так что сравнивать, насколько отличаются версии у Форестера и у Птахи, было сложно. А может, они просто ничем не отличались — те же улицы, то же плотное движение, тот же открытый для посещения центр. Поворот — и центр стал похож на знакомый Вадику Старый город, минимум людей и защитные экраны. Да, что-то такое он и на Никитосовых фотографиях видел. Птаха с ухмылкой направил машину в переулки — и «Тахо» чуть не ухнула в яму посреди дороги. Здания обветшали, на стенах выросла трава. Но на следующем повороте город снова стал таким же, как в поездке с Форестером. Вадик вертел головой по сторонам — все в порядке, все стабильно. Для полного подтверждения стабильности на телефон прилетело сообщение от Форестера с фотографией, где Вадик гордо стоял на берегу Ладоги. Точнее, он просто разглядывал облака, но вид получился пафоснее некуда — гордо вскинутая голова, светлые волосы развеваются по ветру. Для полной картины ветровка распахнулась, и висящий на поясе нож был виден вполне отчетливо. Красота.
— Как насчет пройтись и перекусить? — предложил Птаха. — В Питере мне, в общем, ненамного сложнее, чем в Москве, но силы все это тратит, а нам еще домой рулить. А тут место для парковки хорошее, не хочу в переулках тыкаться.
На этот раз Вадик не имел ничего против. День, по сути, еще только начинался, рядом был Птаха, так что по определению ничего не могло произойти. Но произошло. Птаха решил срезать путь через очередную цепочку дворов-колодцев, но дорогу им заступили четверо парней вроде прошлых мутных типов. Помладше и помельче Птахи, но Вадику в свое время и тех хватило. Стоп, какое еще «свое время»? Того пацана давно нет. Может, Вадик пока и уступает Птахе, но бояться всякой шпаны он больше не собирался. И прятаться тоже.
Два складных ножа щелкнули одновременно. Так же одновременно Птаха и Вадик шагнули вперед. Четверо парней как-то неуверенно переглянулись, один пробормотал «да ну их на…», и через секунду путь был свободен.
— Отлично, мелкий, — Птаха улыбался до ушей. А Вадику было даже немного жаль, что эти четверо так быстро смылись.