Аркадий Фролович ухватился за спущенную раму окна и заглянул в купе:
- Всё? Ну, кажется, всё.
Он вытащил из кармана платок, зачем-то встряхнул и убрал.
- Ириша, вы знаете, где аптечка? Помните, сколько у вас мест?
Ирина Федотовна с окаменевшим лицом сидела на скамье.
- Что вы сказали, Аркадий Фролович?
Он утомленно махнул рукой:
- Я сказал - будьте практичнее. До свиданья, милые!
Аркадий Фролович попробовал закурить трубку. Табак отсырел, трубка не зажигалась.
- Фу-ты, черт! - пробормотал Аркадий Фролович. - Маша, я не простился с напой. Обнимите его. Передайте...
Эшелон медленно двинулся.
- Аркадий, Аркаша, прощайте! - внезапно сильно бледнея, воскликнула Ирина Федотовна. - Неужели мы все-таки едем? Куда? Зачем?
- Маша! - громко говорил Аркадий Фролович, шагая рядом с вагоном. Маму надо беречь от солнца, если доживете там до лета. Может быть, вернетесь и раньше, но едва ли.
Маша, высунувшись из окна, крепко пожала руку Аркадию Фроловичу.
- Аркадий Фролович, а вы? Где будете вы?
- Где я могу быть! В госпитале.
Он начал отставать от вагона.
Замелькали дома, крыши, заборы, трубы...
- Отец и не заглянет к нам в купе! - после долгого молчания вздохнула Ирина Федотовна. - Он теперь всю дорогу будет занят со студентами. Начальник эшелона. Пока пройдешь из конца в конец состава...
- Мама, - спросила Маша, испугавшись догадки, - почему Аркадий Фролович велел беречь тебя от солнца?
- Что другое мог посоветовать доктор?
- Но какое в Свердловске солнце?
- Ах, давно уже изменили маршрут! Мы едем в Среднюю Азию.
"Не все ли равно!" - хотела сказать Ирина Федотовна, но, взглянув на Машу, виновато спросила:
- Неужели мы тебя не предупредили?
Маша молча отвернулась к окну.
Они одни в купе, забитом багажом авиационного института. Черная земля, голые деревья мелькают в окне. Ветви гнутся под ветром, как прутья. Мутные облака текут в небе, поезд никак не обгонит их.
Значит, не Свердловск?.. Маша закрыла глаза. И в памяти отчетливо возник весь трудный вчерашний день.
Было раннее утро, когда она вернулась из Владимировки. Поднимаясь по лестнице, Маша догнала отца, который медленно шел впереди.
Он горбился и стучал палкой, тяжело на нее опираясь.
- Папа! - крикнула Маша.
- Милая! Дочка!
- Папа! Как я соскучилась!
Он, не отвечая, прижал к груди ее голову. У него ввалились глаза, нос заострился.
- Да, спим мало, - ответил папа на испуганный взгляд Маши. - Дежурил сегодня. А завтра уезжаем. Как мы боялись, что ты опоздаешь! Получила телеграмму?
- Да-да! Получила.
- Ириша, открой! - постучал отец в дверь палкой.
Мать кинулась Маше навстречу:
- Приехала? Счастье - приехала!
Должно быть, они не надеялись, что Маша успеет вернуться вовремя.
В комнате беспорядочно валялись вещи, дверцы шкафов распахнуты, в углу стояла картина, снятая со стены. Не смолкая, как отдаленный гром, гудели раскаты орудий за окнами.
Мать села на диван, уронив на колени руки, и, беспомощно глядя на отца, сказала:
- Воля твоя, нет у меня больше сил. Легла бы и не встала.
- Уф! - громко вздохнул отец.
Видно было, что они оба устали.
- Почему выключено радио? - проворчал отец, вставляя в штепсель вилку. - Слушайте! Слушайте!
Передавали приказ об обороне Москвы.
- Что такое, Кирилл? - воскликнула мать.
- Я говорил! Разве я не говорил вам об этом? - лихорадочно повторял отец. - Москву не сдадут. Ясно, что именно здесь их остановят.