- Дурак ты! - так же волнуясь, ответил Горчаков. - Был рыжий, а через тридцать лет поседел.
И они, не сговариваясь, пошли за этим человеком, у которого шинель свисала с плеч так неловко, а походка была такая развалистая, что не оставалось сомнений - этот человек никогда не был военным.
- Замаскировался, старый черт! - пробормотал Володя Горчаков.
Они следовали за ним на расстоянии десяти шагов. Человек обернулся. Они замерла на месте, и это было ошибкой. Он догадался, что за ним следят. Они поняли это, когда усатый человек вдруг остановился рассматривать на стене афишу, хотя каждому ясно: в темноте на афише ничего нельзя разобрать. Володя Горчаков вмиг притиснул Витю к водосточной трубе; они спрятались. Володя шепнул:
- Встретить бы милиционера!
Но в глухом переулке не было ни одного милиционера. Проплелась старушка, пробежали две девочки. "Инспектор Златопольский" постоял у афиши и двинулся дальше. Мальчики крались за ним. Неожиданно он свернул в проходной двор. Здесь он мог их убить. Он обернулся так же внезапно, как в первый раз. Витя ясно увидел, как он положил руку на кобуру револьвера. Забыв осторожность, они остановились словно вкопанные.
И вдруг безотчетно Витя Шмелев сделал шаг и встал впереди Горчакова. Витя не мог вполне прикрыть друга, потому что был на целую голову его ниже. Он приподнялся на цыпочки. В сердце его был ужас, он зажмурил глаза.
- Бежим! - каким-то сиплым голосом сказал Володя.
Открыв глаза, Витя увидел, что человека во дворе нет. Они пробежали двор, но и на улице "инспектора Златопольского" не было: словно провалился.
- Он никуда не мог скрыться, только в этот подъезд, - сказал Володя, открывая дверь.
И действительно, человек поднимался по лестнице.
Он миновал первый пролет, второй и позвонил в какую-то квартиру. Никто не отвечал.
Человек сел на ступеньку. Все это было дико и странно. Мальчики тоже сели на ступеньку этажом ниже, тесно прижавшись друг к другу.
Сейчас, на лестнице, освещенной синей лампочкой, им стало страшнее, чем на улице. Можно одному побежать в милицию, но у кого хватит смелости сторожить "инспектора Златопольского" в одиночку! Они сидели, крепко прижимаясь друг к другу, и ждали, что с ними будет.
- Наверно, кто-нибудь по лестнице пойдет, - сказал Володя Горчаков.
И вот внизу тяжело хлопнула входная дверь, послышались чьи-то быстрые, веселые шаги. Шел человек молодой - это можно было угадать по шагам. Они увидели Марию Кирилловну.
Витя Шмелев приложил палец к губам:
- Тс!.. Там инспектор Златопольский.
- Что-о? - спросила Мария Кирилловна, отстранила мальчиков и побежала вверх по лестнице.
Мальчики услышали громкий вскрик наверху и, забыв страх, кинулись выручать учительницу. И что же? Обняв усатого человека за шею, учительница целовала его, хохотала, не могла выговорить слова от смеха.
- Ну-с, - проговорил усатый человек, обращаясь к мальчикам, - а теперь объясните: с какими намерениями вы гнались за мной и что вам угодно?
- Аркадий Фролович! Аркадий Фролович! - сквозь смех повторяла Мария Кирилловна.
Володя и Витя сообразили, какого сваляли дурака. Перед ними стоял тот Аркадий Фролович, о котором они только что услышали рассказ, который в восемнадцатом году воевал с немцами на Украине и однажды после боя всю ночь искал раненого друга и спас ему жизнь.
Мальчики разглядывали Аркадия Фроловича во все глаза. Это он придумал девиз: "Верность в счастье, верность в беде".
Он казался обыкновенным, даже некрасивым и ничуть не похожим на героя. Шевелил густыми, словно наклеенными бровями и, пока Мария Кирилловна искала в сумочке ключ от двери, сердито спрашивал:
- Если человек день и ночь трясется в санитарном поезде и попал проездом в Москву, имеет он право хоть раз напиться чаю, сидя на стуле, который не качается из стороны в сторону?
Глава 35
Аркадий Фролович пил крепкий, черный чай с медом из Владимировки, который еще велся у Маши, и весь вечер, по обыкновению, ворчал. Он всегда находил повод к чему-нибудь придраться: бранил разные непорядки, каких-то людей и особенно своего приятеля, директора поликлиники. Приятель намекнул Аркадию Фроловичу: можно-де похлопотать о том, чтобы остаться работать в Москве.
Рассыпая всюду пепел из трубки - на скатерть, на пол, на колени, двигая седыми бровями, Аркадий Фролович так сердился и фыркал, словно Маша была повинна во всем, что ему не нравилось.
- Покровитель нашелся! А ведь, бывало, ночи напролет философствовали. Что ты скажешь - как люди меняются! Нет уж, если ты солдат, так солдат. Откомандировали с фронта в санитарный поезд, велели ездить - езжу. Но если тебя приглашают занять удобное место в тылу и кивают при этом на дружбу, благодарю вас: я отказываюсь. Мне нравится мое купе в санитарном поезде. А вы - как угодно.
Наворчавшись и выпив четыре стакана черного чаю, Аркадий Фролович спросил:
- Как мама?
- Постарела. Никак не оправится после папиной смерти. Но сейчас ухаживает за дядей Иваном, и ей легче.
Аркадий Фролович затянулся и, выпустив облако дыма, такое густое, что Маша и теперь удивилась, как удивлялась этому фокусу в детстве, побарабанил пальцами по столу:
- Странно, человеку всегда надо знать, что он нужен... Ну, а ты?
Маша задумалась.
- Я, Аркадий Фролович, несчастна и счастлива одновременно.
Он задумчиво выпустил облако дыма.
- Понимаю. Эти твои мальчишки - в самом деле забавный народ. Но разве Митя Агапов, которого я нашел под Сталинградом, снова пропал?
В первый раз перед Машей поставили прямо этот вопрос. После встречи в госпитале никто никогда не спросил ее, где Митя? А она и хотела бы спросить кого-нибудь, где он, но кто ей ответит?
- Аркадий Фролович, - сказала она, собирая ножом на клеенке крошки и пристально разглядывая их, - я не знаю, где Митя, никогда не узнаю. Аркадий Фролович, у меня есть жених - Сережа Бочаров.
Аркадий Фролович нахмурился, пепел из его трубки рыхлой кучкой упал на блюдце.
- Гм!.. Почему Сергей Бочаров твой жених?
- Вы сами сказали, - ответила Маша, продолжая рассматривать хлебные крошки, - человеку надо знать, что он кому-нибудь нужен.
Аркадий Фролович набил новую трубку и долго молча курил. Он налил пятый стакан поморщившись, потому что чай остыл.
- Не спорю. Не вмешиваюсь, - сказал он, отодвигая недопитый стакан. Но может случиться, что сердце взбунтуется, и тогда все эти теории полетят к чертям.
Маша покачала головой и ответила печально и твердо:
- Нет, со мной этого не может случиться.
В тот же вечер Аркадий Фролович уехал. Никогда раньше не прощался он с Машей так нежно. Откинул со лба волосы, неловко погладил, уколол щеки усами.