— А ты чего здесь шатаешься? Да ещё с портфелем в руках. Такие, как ты, уже давно бай-бай. Десятый сон видят, — вновь обратился Билли к Юри.
Мальчик, широко раскрыв глаза, переводил взгляд с одного парня на другого. Что ответить? Сказать что-нибудь просто так, лишь бы отвертеться? Или рассказать обо всём? О том, что…
Зоркий взгляд Щелкуна сразу подметил: Юри что-то скрывает…
— Что с тобой? Ведь мы тебе не чужие. Вы с Билли на пару реку обследовали, — сказал он.
— А теперь на пару носами хлюпаем! — подхватил атаман и засмеялся. Его рука скользнула в карман.
— Хочешь, глотни разок. Прополощешь горло. Не то завтра станешь сипеть, как простуженная ворона! — продолжал он, играя под взрослого, и протянул Юри бутылку.
— Не хочу! — Юри оттолкнул руку с бутылкой.
Вялый презрительно усмехнулся.
— Тьфу! Молокосос и останется молокососом! Принесите, пожалуйста, соску и бутылку молока.
— А ты не зубоскаль! — прикрикнул на приятеля Билли и глубокомысленно добавил: — Одно смелое «нет» стоит больше, чем у иного десять трусливых «да».
— Браво! — крикнул Щелкун. — Да ты, атаман, ни дать ни взять мудрец!
Вялый отвернулся, сплюнул и вытащил из нагрудного кармана сигарету. На его скуластом лице появилась гримаса, как у человека, которого мучит зубная боль. Коротко подстриженные волосы торчком стояли над высоким лбом. Ворот рубашки был распахнут и обнажал острые ключицы.
— Ну, Юрка, выкладывай, что у тебя на сердце? — снова спросил Билли.
Юри улыбнулся.
Как приятно было сознавать, что кто-то тобою интересуется, спрашивает о твоих невзгодах и, может быть… может быть, хочет тебе помочь. Даже предложение отпить вина из бутылки теперь показалось Юри проявлением внимания. И он уже готов был пожалеть о том, что так резко отверг дружескую заботу Билли.
Неприятный осадок от истории с деньгами исчез. В ушах всё ещё звучали грубоватые, но лестные для Юри слова Билли.
Как здорово Билли отбрил Вялого! «Одно смелое «нет» стоит больше…» Эта сдержанная похвала словно согревала душу. Юри хотелось услышать ещё что-нибудь хорошее. Всё его существо тосковало по доброму слову.
— Мне негде жить, — сказал Юри без лишних проволочек. В этих словах звучало доверие к своим новым знакомым, просьба помочь и дать совет.
— Ка-ак? — не понимая, спросил Щелкун. А Вялый от неожиданности даже обернулся.
— Негде жить? — с недоумением переспросил Билли.
Действительно, это для всех троих было делом неслыханным. Они шатаются тут и там, иногда ночь напролёт, иногда и две. Но стоит им захотеть — и они могут вернуться опять домой. У них у всех есть дом. У Щелкуна там живёт бабушка, у Билли — бабушка и отец, у Вялого — мать, отец и маленькая сестрёнка. Приятели никак не могли представить себе такого положения в жизни, чтобы человек мог оказаться вовсе без дома, без того места, куда вечером отправляешься спать, где тебя всегда покормят, где можно вымыть лицо и руки.
Особенной любви к своему дому эти парни не питали. Он просто-напросто был для них приютом, в существовании которого они всегда были уверены. Дом принимал их, отдавал всё, что мог в настоящий момент отдать, а зачастую и то, чего давать не следовало бы.
— Так, значит, тебе негде жить? — снова спросил Щелкун с недоверием.
— Да. Мать умерла, тётя выгнала на улицу. И жить совсем негде.
— Фьююю! — присвистнул Щелкун. При этом лицо его вытянулось ещё больше, щёки ввалились, а нос стал тоненьким и острым.
— Ну, тогда тебе повезло: ты встретил как раз тех, кто тебе поможет! — Билли опять похлопал Юри по спине. — Помнишь? Билли добра не забывает!
У Юри вновь появилась надежда, она осветила всё вокруг, словно выглянувшее из-за туч солнце. Мальчик расправил плечи и с облегчением вздохнул. Казалось, будто все заботы отступили перед этой надеждой.
— Итак, приступаем к действию! — скомандовал атаман голосом, в котором чувствовалась привычка отдавать приказания Щелкуну и Вялому. Теперь в число тех, кому приказывали, попал и Юри.
— Ты ел?
— Нет, — Юри покачал головой.
— Ага… Ясно. Ты, Щелкун, марш в магазин. Стрельни там чего-нибудь. Встретимся во дворце. Колбаса для Юрки уже есть! — Билли выхватил из рук Щелкуна кусок колбасы и засунул его Юри в карман пальто.
Щелкун, сверкнув пятками, нырнул куда-то в темноту.
— А ты, Вялый, принеси ещё одно одеяло!
Долговязый недовольно пожал плечами и попытался возразить.
— Там уже есть. Куда их столько…
— Молчать! Тебе сказано: надо ещё одно. Парень простужен, а ты скулишь — лень одеяло принести.
— Ну хорошо, хорошо, — проворчал Вялый и, медленно переступая своими длинными ногами, направился вниз по пустынной улице.
— А мы пройдём здесь, — распорядился Билли. Он показал рукой на ворота, из которых они недавно появились с Вялым.
Билли провёл Юри через мощённый известняковыми плитами двор, через сад, отодвинул несколько полуоторванных досок какого-то забора; мальчики пролезли в образовавшуюся дыру и вновь очутились на улице. Дойдя до её конца, Билли повернул направо. Из темноты, словно чёрные ящики, выступали одноэтажные и двухэтажные дома городской окраины. Они стояли, протянувшись вдоль улицы, и словно смотрели вниз на пешеходную дорожку своими немногими освещенными окнами-глазами.
Наконец подошли к самому последнему строению на окраине города, за ним начинался заросший кустарником покос. В доме было темно и тихо. Подойдя ближе, Юри разглядел, что часть домика с мансардой обвалилась. Как видно, годы здесь сделали своё дело.
Билли посмотрел направо и налево. На улице и на покосе не было видно ни единой души.
— Пошли!
Атаман крепко ухватил Юри за руку и потянул за собою во двор дома. Спотыкаясь о ступеньки, они поднялись по тёмной лестнице на чердак. Билли открыл какую-то дверь и зашептал:
— Наклонись.
Юри зацепился ногой о высокий порог и ткнулся в спину Билли.
— Так. Теперь садись! — снова шёпотом скомандовал атаман.
Юри пошарил рукой вокруг себя. Стула он не нащупал, но пальцы дотронулись до чего-то мягкого. Вероятно, это была кушетка или кровать.
Мальчик осторожно сел и привычным движением положил на колени портфель.
Билли возился где-то рядом. После тихого щелчка выключателя в нескольких шагах от Юри вспыхнула лампочка. Её тусклый свет выхватил из темноты несколько ящиков, два-три сломанных стула и занавешенное рваным мешком окно.