- Неужто Игнашку боятся?
- Народ сейчас потянется на молитву. Ну как, пойдем на кладбище?
- Конечно.
Ребята бросили стереоскоп посреди двора и выбежали на улицу.
У Вати в кармане было несколько старых ключей и отмычек, нарубленных и расклепанных из толстой проволоки. У Миньки - стамеска как холодное оружие и фонарь с батарейкой.
Возле пекарни Аргезовых встретили Аксюшу. Она покупала крендели с патокой.
- Куда это вы мчитесь?
Ватя на ходу крикнул:
- К Игнашке кофей пить!
- Нет, правда?
- Ей-богу!
- Погодите, и я с вами!
- Некогда, Аксюша! Кофей стынет!
Бежали до кладбища что было сил. Обгоняли старушек, которые болезненно напрягались, восходя на Цыплячьи Горки к храму.
На кладбище было жарко, земля расползлась, растрескалась. В неподвижном воздухе, над зарослями туй и петушков, столбиками вилась мошкара.
Многие могилы осели, и на их месте образовались сыпучие ямы, куда сползли надгробные плиты. Кое-где у крестов стояли консервные банки с букетиками полевых цветов.
Минька пробирался первым.
- А если они вернулись? - остановил друга Ватя.
- Струсил?
- Нет. Но ведь могли они вернуться?
Что-то прошелестело в траве. Ребята примолкли.
- Ящерица, - сказал Минька. - Или желтобрюх.
К склепу предводителя подошли с предосторожностями. Вглядывались в тени. В могильные ограды. В сухие деревянные кресты. Прислушивались.
- Пока буду ковырять замок, побудь на стреме, - сказал Ватя и приложился ухом к дверцам склепа: тихо.
Достал ключи и отмычки. Замок тяжелый, кованый. Ватя вставлял в скважину ключ за ключом, крутил, нажимал, дергал - пружина не поддавалась.
Ватя устраивал передышку. Хрипловатым от волнения голосом спрашивал:
- Никто не идет?
- Да нет же.
Перепробовал Ватя и все свои проволоки. Бесполезно.
- Ну вот, - огорченно сказал Минька. - Липовые у тебя отмычки.
- А ты погляди, - оправдывался Ватя, обтирая о штаны ржавчину с пальцев. - Это не простой замок, а репчатый, амбарный. Он с потайкой. Откуда я знал!
- А если камнем?
- Крепкий. Не расшибем. Да и они увидят и смоются.
- Это точно - смоются.
- Минька! Дуем в церковь!
- Для чего?
- У Игнашки ключи от всех склепов. Стянем и откроем.
Среди тополей как будто мелькнула косыночка, повязанная рожками.
- Неужто Аксюшка следит?
Ребята осмотрелись - нет, вроде померещилось.
Служба в церкви началась. Из распахнутых дверей слышались немощный, пресекающийся дискант Игнашки: "Зряче на высоту твою..." - и хриплые подвывания лабазника Матюхи, который выступал за дьяка: "Помилуй мя, исцели душу мою".
Ватя и Минька вошли в церковь.
Стены были убраны большими иконами-людницами, на которых угодники изображались компаниями, оптом, и иконами-маломерками, осьмериками красного пошиба, на которых угодники были нарисованы в розницу. Носы у всех угодников были одинаково длинные и постные - очевидно, от их иноческого жития в "немощи и скорбности".
Самодельные, горбатые свечки пускали по храму сальную копоть. Зеленым сивушным пламенем дышали на киоты лампады и светники, висевшие на белых лентах и оловянных цепочках мелкого набора.
- Ты протискивайся к окошку, - зашептал Ватя Миньке. - Справа последнее - там ящики, а в ящике ключи.
- А ты?
- А я отвлеку Игнашку. Я для него как гвоздь в стуле. Увидит - с глаз не отпустит.
Минька кивнул. Начал пробираться между старухами к окну.
- Сопризнасущая... - скрипел Игнашка.