В кухне-столовой Игорь застал только Петю. Тот, облаченный в неизменную черную униформу, шумно поглощал овсянку и прихлебывал капучино.
Время не слишком раннее, скоро девять, но легли-то около четырех утра, а этот — как огурчик, оценил Игорь. И выбрит начисто, и форма свежевыглажена. Наверное, другой комплект.
Сам он спал плохо. Задремывал, начинали видеться какие-то картинки, мелькали обрывки сюжетов, в них участвовали Анциферов, Федюня, обе Марины, Коммодор, торговцы из поселка, квадрокоптеры с периметра; а возвращался в полное сознание — и ничего не вспоминалось из увиденного. Тонуло в неведомых глубинах. Тогда пытался заставить себя воспользоваться сознанием по назначению, обдумать хоть что-нибудь — все опять затуманивалось, всплывали следующие сюжеты. Или те же самые, поди знай. Потом все-таки пришло забытье, но ненадолго: что-то торкнуло — вставай!
— Привет, Петр! — сказал он. — И приятного аппетита! Да сиди ты, сиди!
— Доброе утро, Игорь Юрьевич! Спасибо! Кашку сварить вам? Овсянку, манку? Или яишничку сварганить, или…
— Не надо ничего, завтракай спокойно! Я только кофе… говорю же, сиди! Уж как-нибудь с кофе-машиной справлюсь…
Сев с чашкой эспрессо за стол, поинтересовался:
— Эким ты бодрячком… Неужели выспался?
— Я привычный. Могу и совсем не спать, хоть сутки, хоть двое, тоже ничего. Потом, конечно, нужно отдых себе позволить, и снова как штык! А нынче ночью и не ложился.
— Ого! А что делал?
— Дежурил, — сообщил Петя, понизив голос и округлив глаза. — Хорошо, что вы рано пришли. Думается, как раз вам и доложу. Остальным — как вы решите.
— Что такое? — встревожился Игорь.
— Да нет, по итогу все штатно. Но признаки — были! В общем, докладываю.
Содержание «доклада» не успокоило Игоря, а только усилило его беспокойство.
Первое. Когда Петя сопровождал гостью «на заселение в апарта́мент» (так он выразился), она расспросила, как бы из чистого любопытства, кто какой апарта́мент занимает. А занимают, на постоянной основе если брать: первый и второй с правой стороны — соответственно Александр Васильевич и Иван Максимович, первый и второй с левой — он сам, Петя то есть, и Павел Алексеевич. Матвей же Константинович живет в последнем по правой стороне, в десятом. Он, Матвей Константинович то есть, вообще любит дистанцию держать. Характер такой.
Второе. Марина попросила разместить ее в третьем апарта́менте по левой стороне. Получалось ровно напротив апарта́мента, в котором, пока на временной основе, разместился Игорь Юрьевич. При этой просьбе Петя немного напрягся, сам не зная почему. Нюх у меня, пояснил он, вот и почуял что-то. Соврал Марине, что в том апарта́менте не оборудовано, предложил следующий. Согласилась. Показал ей там все, пожелал спокойной ночи. Выйдя в коридор, услышал: щелкнула она замком. Заперлась, значит.
Третье. Почуялось Пете, что гостья чего-то как бы побаивается. Потому сам он спать не пошел, а вместо того приволок из холла высокий табурет, поставил его в апарта́менте, что ровно напротив Марининого, тоже заперся на всякий случай, уселся и приник к дверному глазку. Хороший глазок, панорамный.
Четвертое. Примерно через полчаса послышались в коридоре шаги. Показался Матвей Константинович. Прошел сюда, в столовую. Потом обратно. Медленно так. На двери поглядывал. Перед какими даже останавливался. Словно в нерешительности пребывал.
Пятое. Такие рейды повторились еще три раза. Петя зафиксировал время каждого. Последний был длительнее предыдущих — начался в шесть сорок, закончился в семь ноль семь. К себе шел уже скорым шагом, по сторонам не зыркал, не притормаживал нигде. Задержался, по всему судя, в столовой. Факты это подтверждают: на столе — крошки табачные, в пепельнице — остатки пепла.
Игорь тоже закурил, а Петя отчеканил:
— Доклад закончил!
— Молодец! — искренне похвалил его Игорь. — И нюх твой молодец, и сам ты молодец! Ну, а соображения у тебя есть?
— У меня, Игорь Юрьевич, одно соображение и есть. Матвей Константинович в Марину Станиславовну был очень сильно влюблен. Думается, и по сей день не остыл. Мается. А наша-то Маринка — как две капли, только молоденькая…
— Что-что, а это мне понятно, — мрачно прокомментировал Игорь.
— Ох, вы же тоже… Извините, я как-то не учел…
— Ничего… А что «я же тоже» — ты имей в виду: для меня Марина нынешняя — дочь той Марины, моей Марины. Не реинкарнация, а дочь.
Петя совсем смутился:
— Я понял, извините еще раз…
— Ничего, — повторил Игорь. — Проехали. Ну и?
— Вот. Думается, не вышло бы беды. Матвей Константинович и так-то человек, как бы сказать, непростой, а как вы, Игорь Юрьевич, у нас тут появились, так и вовсе… короче, не в себе делается. Не покусился бы он…
— Слушай, да как это?! Он, возможно, ее отец!
— Так если не в себе человек… Короче, опасаюсь я, не покусился бы…
— На тебя надеюсь, Петр! Я и сам, естественно… но вдруг мне отлучиться придется…
— Я-то постараюсь, не сомневайтесь! А вот как скажете — докладывать мне другим?
— Нет, — ответил Игорь. — Не нужно. Единственно кому — Саше. Александру Васильевичу. А лучше я ему сам все расскажу.
— Правильно, — с нескрываемым облегчением сказал Петя.
Отличный малый, подумал Игорь. Звезд с неба не хватает, заметно инфантилен, но добр, надежен, старателен. Малый… сколько ему — сорок, чуть больше, чуть меньше? Мое поколение… Загнул, какое еще мое… Я в день «Э» взрослым был, а он — совсем молоденьким. Практически всю жизнь — здесь.
— Как тебе живется, Петр? — спросил он.
— Да как… Жить можно, сами видите. Все есть, что нужно. Куда там — больше, чем нужно, в тыщу раз больше! И все бесплатно!
Это точно, усмехнулся Игорь. А я-то целую пачку купюр сюда притащил, последовал совету Коммодора. Федюне, что ли, отнести — вдруг по вкусу придутся? Правда, бумагу он, вроде бы, не жрет, «Работница» лежала необглоданная. Но деньги делают, кажется, из особого состава…
Тряхнул головой, вернулся к разговору с Петей:
— А не скучаешь?
— Что вы, Игорь Юрьевич! — ответил тот несколько даже снисходительно. — Когда мне скучать? Наверху, конечно, Александр Васильевич все обихаживает, но уж тут — моя служба. Прибрать то-се, чистоту блюсти, и продукты чтоб были, это, значит, со складов доставить в ассортименте, и сготовить, и отремонтировать что, бывает, по мелочи, и всякое разное, не перечесть. Ну, время если выдастся — в зал сбегать, на тренажерах поупражняться. Или на гитаре… — он покраснел, как будто в чем-то постыдном признался. — Я все учусь, учусь, самоучитель до дырок затер, только пока еще не особо выходит… А то кино посмотреть на планшетке. Книжки-то я не очень, а кино люблю. Не-ет, скучать некогда!
— Понятно… Но я имел в виду — по дому не скучаешь ли? По родному дому, где родился и вырос?
— А, вы об этом… Так у меня там, считайте, нету никого. Друзья были — по школе, по улице, как не быть. Да позабылись давно, и не друзья они были, а приятели. Девушка одна нравилась… и еще одна тоже… но, как бы сказать, не по-серьезному. И с братьями отношения не ладились. Они, братья, двое их, меня намного старше, вот и пренебрегали. А то и обзывали — сикильдявкой жирной или еще как. И надсмехались.
— А родители? — спросил Игорь.
— А родители мои, Игорь Юрьевич, тут. В Марьграде в нашем. Батя в охране служил, он меня сюда и привел, как бы сказать, по наследству. Я после школы в мореходку хотел, а он сказал: годик тут послужишь, дисциплинки понюхаешь. Его прямо при мне прихватило. Скукожился батя, почернел, волосы повыпадали… и помер на другой день. А мать в столовке здешней работала. Что да как с ней — не знаю. Искал — не нашел. Думается, тоже скукожилась и померла. Или не сразу померла… да ведь все позабыла, а это равносильно… а потом и померла, наши двадцать лет для них восемьдесят. Так что тут они.
Игорь с силой воткнул окурок в пепельницу, закурил следующую сигарету. Предложил:
— Отдохнуть бы тебе хоть немного. А я пока здесь… подежурю.
— Да уж скоро все соберутся. Так что я, может, после отдохну, спасибо.
***
Завтракали вяло. Одна лишь Марина выглядела бодрой, мобилизованной, разве что чуть отстраненной. Анциферов и Елохов еле ковыряли ложками свои каши, а Смолёв и вовсе отказался от еды — отсел, традиционно, подальше и принялся вертеть самокрутки.
Анциферов отодвинул тарелку в сторону, заговорил:
— Игорь, вы правы, излагать теперь ваша очередь. Что сочтете нужным, то и излагайте. Но! — он поднял палец. — Но! Я обещал прежде объяснить, почему не перейду с вами на «ты». Нужно это?
— Сделайте одолжение.
— Сделаю. Причин две. Первая очевидна: вы не такой, как мы. Саня вот выдал, мол было нас пятеро, стало шестеро. Ан нет! Как было нас пятеро, так и осталось, а вы особь статья. Из нас пятерых кому под силу препону пробить? Никому. А вы пробили. В нашу сторону. Может, и в обратную пробьете.
— Пробовал, не получилось, — сказал Игорь.
— Это частности, — вмешался Елохов. — С той стороны на эту вас пропустили, а пройдет время — и, как знать, обратно пропустят.
— Частности, да, — согласился Анциферов. — Далее. Марину вы сюда к нам провели. Повторю вопрос: из нас кому такое по плечу? Вопрос риторический, ибо никому.
— А еще, — тихо проговорила Марина, — Игорь Юрьевич из нашей дальней оранжереи выходил. Даже три раза. И возвращался, — она улыбнулась, — тоже три раза.
— Тем более, — сказал Анциферов. — Впрочем, кто бы сомневался… Кстати, расскажете же потом, как оно там? Однако не отвлекаемся. Первую причину я изложил. Вы не такой, как мы, поэтому какое может быть «ты»?
— Для меня нормальное, — обронил Саша.
— Ты у нас На-Всё-Про-Всё, — отмахнулся Иван. — И вообще это дело твое. Я никому ничего не навязываю. А лично для меня есть вторая причина. Имя.
— То есть? — удивился Игорь.
Анциферов хитро прищурился.
— Смотрите, — сказал он. — Я вот Иван, так? Сколько есть иноязычных вариантов моего имени? Иоганн, Джон, Джованни, Жан, Юхан, Хуан, Жуан…
— Вано, Аванес, — подсказал Елохов.
— Да. У Павла тоже вариантов уйма: Поль, Пабло, Пауль и так далее. У Матвея — Мэтью, Маттео, Матеус и тоже так далее. У Александра…
Есть такое понятие — вязкость мысли, подумал Игорь. Прервал перечисление:
— Понял-понял. Но что с того?
— У вашего имени практически нет иноязычных аналогов! Скандинавское Ингвар отметаем! Далее. У вашего имени нет огрубленной формы! Я вот — Ванька, Ванятка, Ванюшка. Павел — Павлик, Павлуша, Пашка.
— Павка, — дополнил Елохов.
— Не мешай! Матвей — Мотька…
— Да понял я! — Игорь чуть повысил голос. — Что с того-то?!
— С того то, что не только вы не такой, как мы, но и само ваше имя не такое, как наши!
— Тьфу, — отчетливо выговорил Елохов. — Уши вянут.
— А ты, Паоло, их водичкой поливай, чтоб не вяли, — парировал Анциферов.
— Ага. Святой водичкой, — с невинным видом вставил На-Всё-Про-Всё.
— Еще один скептик… Говорю же: никому не навязываю! А свое понимание — его выразил! Да, чуть не забыл: имя ваше, Игорь, не случайно на букву «И» начинается! А наши имена, обратите внимание, апостольские! Александра не считаем, его те, мутировавшие, только за мудана и держат, а к Свящённым не причисляют! Все не случайно, все одно к одному! Паззл складывается! Не думаю, что вы вот прямо-таки тот, но что вы предтеча — почти уверен. Необходимо, разумеется, еще вас лично послушать, но тем не менее…
— Вы даете… — пробормотал Игорь. — А чего я предтеча?
— Не чего, а кого! Предтеча того, который.
— Который что?
— Который то! Не ясно разве?
Идиотство какое, подумал Игорь. Время теряем…
Елохов сформулировал кратко и четко:
— Игорь. Наш умник Иван намекает: вы — предтеча спасения. И, соответственно, спасителя. Умнику видение было. Или много видений.
— Хотя бы не с большой буквы? — осведомился Игорь.
— Полагаю, с большой, — сообщил Анциферов. И уточнил: — Это вопрос веры.
Игорь оглядел присутствующих. Елохов откинулся на стуле, уставился в потолок; На-Всё-Про-Всё ухмылялся, откровенно веселясь; Смолёв курил с отсутствующим видом. Нужно было как-то сменить тему. Сказал первое, что пришло в голову:
— А кстати, Иван, объясните еще, почему вы все время имена вот так переиначиваете, на зарубежные лады?
Анциферов промолчал, вместо него ответил Саша:
— Развлекается.
А Елохов, не меняя позы, добавил:
— Он у нас гуманитарий.
— Тогда, — попросил Игорь, — рассказали бы, кто вы по специальностям. — Он принужденно улыбнулся: — Если не секрет. Обо мне вы знаете. Я знаю про Александра и Петра. И про Марину, конечно. А вы, Павел, Матвей, Иван, кем были?
— Были… — повторил Анциферов. — В жизни. А теперь сплыли. В загробное царство…
— Опять мистика, — констатировал Елохов. — Игорь, я заведовал теплоэлектроцентралью. Заканчивал политех в Харькове. Матвей — программист, айтишник, в вычислительном центре трудился, а сам из Новосиба. Технари, да. А Ваня у нас по духовной части. Редактором он был нашей многотиражки. И образование соответствующее — журналистика, в тутошнем универе.
— Спасибо, — сказал Игорь. — Теперь, можно сказать, почти полностью познакомились. А дальше я предлагаю вот что. Давайте, Иван, чуть поменяем очередность наших… э-э… откровений. Давайте сейчас я… э-э… возьму слово. — Он понадеялся, что доля иронии поможет снизить пафос, так некстати созданный Анциферовым, а заодно и разрядит нервозность. — Расскажу… нет, поведаю… поведаю вкратце историю моих… э-э… похождений? свершений? ну, вы поняли… историю за последний месяц.
Расценил молчание как знак согласия. Предупредил:
— Только, очень прошу и даже настаиваю: вторую часть рассуждений Ивана о моей особости оставим в стороне. Особость есть, не отрицаю, но более чем достаточно первой части: почему-то, не знаю почему, мне доступно то, что недоступно вам. Это просто факт. Вот и ограничимся фактами. Во всяком случае, до времени. Согласны? Спасибо. Поехали.