Любое человеческое сообщество, при условии, что оно должным образом структурировано, представляет собой самодостаточную систему, самоорганизующуюся и саморазвивающуюся. Вроде живого организма. Племя, клан, тейп… народность, нация… корпорация, политическая партия, криминальная группировка… Все они могут быть такими как бы организмами.
Здешнее сообщество, марьградское, к самоорганизации и саморазвитию неспособно.
С такими мыслями Игорь проснулся — показалось, что очень рано, на дворе еще темно… Вспомнил, что понятия «на дворе светло/темно» здесь условны. Либо искусственное освещение, запрограммированное на полное/неполное с восьми часов до двадцати и с двадцати, соответственно, до восьми, причем для каждой временно́й зоны по-своему — концепция старших Свящённых, программировал Смолёв, паял-коннектил Речицын. Либо постоянная монотонная тусклость, без времени суток, не говоря о временах года — это на территории. Разве что за невидимой стенкой дальней оранжереи не так. Нужно будет все там разведать…
Вернулся к рассуждению о сообществах. Наверное, предположил он, ключевое слово — «человеческое». В Марьграде его численность — пятеро мужчин и девять… нет, теперь уже восемь женщин. Тринадцать, извините за выражение, особей. Очень мало. И условия, в которых живет это сообщество, мягко говоря, убоги. Жить можно, умирать можно, развиваться — нет. Здешние мужчины рано или поздно вымрут. Или законсервируются на уровне «шестнадцать» — бесчувственными куклами. А мужчины — скорее всего, Маринина догадка верна, — необходимы для пресловутого партеногенеза, так уж тут устроено. Соответственно вымрут и женщины. Финита, сорри, ля комедия.
Что же до так называемых Местных, то, во-первых, они и не люди, а во-вторых, их сообщество точно не способно к развитию. Оно и к самому существованию не способно: не станет Саши-На-Всё-Про-Всё, не станет «Мерюльки-лека́рки» или ее клонов-потомков (клониц-потомиц, хмыкнул Игорь) — вымрут и Местные. Неизбежно. Если только не произойдет революционный скачок в их биологии, физиологии, психологии и прочих «логиях». Не верится в такой скачок…
Остается уповать на сказанное им же самим вчера — о неизолированности града Марьграда от Града Небесного. Да уж, все там будем… кто где…
Вспомнилось: что-то плел Анциферов туманное — вы, мол, Игорь, особый, но вы еще не тот, вы предтеча. Как-то это связано с очевидной перспективой конца. С какими-то надеждами на спасение. Надо будет выяснить, что́ имелось в виду.
Но есть, осознал Игорь, главный вопрос: для чего я здесь на самом деле? Далеко не так это ясно, как было там, за пределами Завода. И подлежит тщательному обдумыванию, без помех сиюминутных, без шараханий хаотических, спонтанных. От результатов этого обдумывания будут зависеть и действия. Совершенно конкретные действия.
А для обдумывания нужно следующее. Первое: выполнить обещанное тому же Анциферову — задать свои вопросы общего характера, выслушать соображения того же характера. Второе: заполнить блокнот, довести его до того момента, когда будет поставлена текущая точка. Одними лишь фактами заполнить. Ну, может быть, еще выводами из разговоров — но только выводами, в форме ответов или новых вопросов. И после всего этого — действовать.
Так, хватит валяться.
***
Оказалось, что проснулся он не рано, а вовсе даже поздно — если по меркам объективного времени, не ускоренного. Разумеется, после проходов по разным уровням его Tempo Lento и японский гаджет показывали незнамо что, но на дисплее электронных настольных часов в кухоньке Отшиба светилось: 02:17. Значит, по-нормальному это либо час ночи с минутами, либо, тоже с минутами, час дня. После поминок легли в полночь, спать всего час Игорь никак не мог, продрыхнуть больше суток — и это вряд ли. Стало быть, час дня.
А здесь, на Отшибе, хмыкнул он, на условном дворе таки условно темно. То-то не видно никого. Женщины спят, мужики… ага, вот же на столе записка:
«Игорь Юрьевич! Александр Васильевич сказал вас не будить, дать отоспаться. Свящённые все ушли к себе, а мы с А.В. наверх. Оттуда позвали, у них и больные, и умершие, и роды. За меня не волнуйтесь, А.В. меня на мотороллере повез. Вы позавтракайте у нас, если хотите. Будьте как дома! А Иван Максимович сказал передать вам, что он готов продолжить ваши разговоры. Он будет у себя. А я как освобожусь, сразу позвоню. И вы скажете, что придумали. Хорошо?
Марина»
Игорь улыбнулся. Чудо-девочка! Взять хотя бы вот это: публично ко мне — исключительно по имени-отчеству. И о «дяде Саше» тоже по имени-отчеству.
Мама ее такой же была деликатной…
А у Местных, значит, смерти, рождения… Естественное дело, конечно… Но как их-то хоронят? Надеюсь, подумал Игорь, Федюня с Лавуней живы-здоровы… и девочка Манечка…
Он приписал:
«Марина, договорились. Сейчас половина третьего ночи по вашему времени, я отоспался и пошел в Резиденцию. Буду ждать твоего сигнала.»
Наболтал себе растворимого кофе — другого не нашел, — выпил в три глотка и отправился вниз. Тянуло в дальнюю оранжерею, на выход из нее, но решил отложить это на потом — сейчас, как ни странно, важнее разговоры поразговаривать.
***
— Итак, уважаемый Игорь, — начал Анциферов, — в прошлый раз, до… э-э… до прискорбного события мы с вами условились, что у вас есть вопросы общего плана, что у меня… у нас тоже есть такие вопросы или, скорее, соображения, а также что обсуждать все это мы будем при наличии, так сказать, кворума.
— Предлагаю считать, — в тон ему отозвался Игорь, — что кворум есть. Думаю, Саша не обидится.
— Да. Александр — человек действия. Долгие разговоры его утомляют.
Игорь решил больше не подыгрывать.
— Слушайте, Иван, — сказал он серьезно. — Во-первых, я очень высоко ценю Александра. Не меньше, чем любого из вас. Это как минимум, уж не обессудьте. Во-вторых, давайте без игр и без пафоса. Я спрашиваю, вы отвечаете. Если хотите или если можете. Вы спрашиваете, я отвечаю. А об играх в заседания под телекамеры забудем. Состав меня вполне устраивает: вы, Павел, Матвей, Петр.
— Апостольские имена, — вставил Елохов.
— Если хотите, — Игорь заставил себя обозначить улыбку.
— Слушаем ваши вопросы, — тускло произнес Анциферов.
— Сначала у меня три вопроса все-таки конкретных. Первый: почему вы проводите похороны самым тяжелым из всех возможных способов?
Анциферов замялся. Ответил опять Елохов:
— Вы имеете в виду — почему так далеко? Так сами же, наверное, убедились: путь по поверхности — самая легкая часть процедуры.
— Нет. Я не об этом. Почему вы поднимаете наверх вместо того, чтобы опускать вниз, на последний уровень?
Смолёв неприятно засмеялся.
— Что смешного? — сухо осведомился Игорь.
— Так Игорь Юрьевич, — растерянно проговорил Петя, — туда же только нам ход! А женщин-то как туда? Им-то и к нам ходу нет, а туда-то только через нас!
— А вы пробовали? Я почти уверен, что нет хода — живым. А мертвое тело… если хотите, на третий день — не заметит преград так же, как Сашин роллер.
Смолёв опять разразился смехом. Оборвал его, буркнул:
— Я им давно говорил. Петька, тебя при этом не было. Я предлагал попробовать, а мне что сказали? А, Иван? Ты лично мне что сказал?
— Было дело, — вздохнул Анциферов. — Только сначала тебе Илья сказал: воля Марии. Она попросила похоронить ее ближе к Заливу. А я уж потом тебе высказал…
— Ты, Иван, высказал мне, чтобы я впредь тему не поднимал, ибо это вопрос человечности, которой у меня нет, потому что я не человек, а какой-то робот! Твои, Ваня, слова! Я их ох как запомнил! Ты тогда поживее был, чем сейчас, сейчас-то ты размазня размазней!
Такого Смолёва Игорь еще не видел. Близок нервный срыв, понял он. Этого только не хватает.
Анциферов побагровел, открыл было рот, но его опередил Елохов:
— Мужики, не ссорьтесь, это раз. И хочу напомнить, что в том обсуждении мне тоже довелось участвовать, это два. И я тогда высказался в том смысле, что идея, возможно, справедлива, но полной уверенности нет, а если она не сработает, то представьте себе ситуацию: принесли гроб с телом и уткнулись в препону. Стыд и позор. Ну, Илья-то вовсе отверг идею, независимо ни от чего. Воля Марии — и точка.
— Марию Григорьевну тогда Илья Михайлович на руках поднял… По всем лестницам с ней… — тихо сказал Петя.
— Силач был, — подтвердил Елохов. — А она совсем высохла к концу.
— Чего это «был»? — сварливо спросил Смолёв.
— Да-да, — поспешно согласился Елохов. — Силач и есть… наверное… как раз там ждет, этажом ниже…
— Я понял, спасибо, — вмешался Игорь. — Правда, не понимаю, как вы впредь хоронить собираетесь. Вы не молодеете, сил все меньше. Закончится тем, что кто-нибудь из вас на этом адском подъеме тоже, пардон, того… И понадобится еще один гроб. Или не один. Ну да ладно, я спросил, вы ответили. Иван, вы оправились? Дальше беседовать в состоянии? Следующий мой вопрос из конкретных. — Он держался намеренно жестко. — Этот самый этаж ниже. Время на нем стоит мертво, насколько я понял. Часы сразу останавливаются. Как же вы умудряетесь там бывать? Человек заходит туда, выбирает место, ложится — я правильно понимаю? И еще вы рассказывали, что находящегося там можно разбудить. Войти туда и разбудить. Или, — он хмыкнул, — что угодно с ним сделать.
Ответил тот же Елохов:
— Часы останавливаются мгновенно, да. А живой организм, вероятно, сопротивляется. Процесс конечен во времени. Сначала более-менее ничего, потом торможение идет лавиной. Мы проверяли — максимум полчаса есть по нашему счету. Экспериментировали: один туда заходит, двое стоят перед входом. Кто зашел, гуляет там, присаживается, прилечь тоже есть куда. А те двое с ним все время перекликаются. Перестал отвечать — они к нему, на самокатах, Саня там понаставил. И тележку предусмотрел. Погрузили тело, вывезли — очухалось тело. Так что это не совсем то, что разбудить. Именно вывезти. Состояние у него, как у пьяного. Ну, где-то за час-полтора протрезвляется… А лично я считаю, рисковать ни к чему. Пятнадцать минут — и хватит. Со страховкой у входа, само собой.
— Ясно, спасибо. Обязательно наведаюсь туда.
— Не исключаю, что у вас ограничения другие, но все равно будьте осторожны.
— Третий вопрос. Это так, скорее любопытство: Местных как хоронят? Вот сегодня, Марина сообщила, тоже…
— Погребальные фонтаны… — пробормотал Анциферов. — Страшное дело…
— Ты когда этот фонтан последний раз видел-то? — насмешливо спросил Смолёв.
— Мне до конца дней хватило, — огрызнулся Анциферов.
— Вот оно что… — протянул Игорь. — Из космоса, со спутников, бывают видны какие-то всплески, вроде гейзеров. Что, — догадался он, — тела туда Александр доставляет?
Никто не ответил. Игорь кивнул:
— Понятно. Спасибо, конкретные вопросы у меня закончились. Теперь вопрос общего характера. Скажите честно, господа, вы на самом деле жаждете вырваться из Марьграда? Мечтаете вернуться в большой мир?
***
— А вы жестокий человек, Игорь, — проговорил Анциферов. — Правду-матку резать только жестокий может, от других ее требовать — тоже. Это вон для Пьеро нашего все легко и просто: ему здесь хорошо, от добра добра не ищут и так далее. Не обижайся, Петенька. Для Александра тоже все просто — он при деле, а разговоров о концепциях и доктринах на дух не переносит. Мы же несколько сложнее. Для нас ваш вопрос мучителен… но делать нечего, я отвечу. От себя лично. Мы здесь двадцать лет. Двадцать лет, понимаете? Конечно, вначале это было заветной мечтой — вырваться, вернуться! Любой ценой! Но, повторяю, двадцать лет… Тогда мне было пятьдесят, сейчас семьдесят. Тогда я был редактор, я был сама энергия, сейчас я пенсионер. На полном обеспечении. Тогда у нас была, если хотите, великая цель: всё для возвращения! Сейчас… Я внутренне поклялся служить этой великой цели. Нарушать клятву не буду, не так воспитан. Но вы спросили, я отвечаю: если положить руку на сердце — я заодно с Петром.
— А мне все равно, — сказал Елохов. — Я тоже пенсионер на полном обеспечении. Если вернуться — наверное, тоже буду пенсионер. Начислят же пенсию? Хе-хе. Мне многого не требуется, проживу. Затворником проживу, по-другому не хочу. Буду дальше заметки свои кропать. Вычисления. Про феномен Покрытия и Марьграда. Потом помру.
— А вы, Матвей? — спросил Игорь.
— Да что ты в душу лезешь?! — взорвался тот. — Какое твое дело?! Иван, что ты рассусоливаешь с ним?! Есть у тебя, блин, концепция — вот и изложи ее этому гусю! Пусть послушает! А я с ней согласен! Излагай, сейчас вернусь!
Он вылетел из «переговорной» в холл. Слышно было, как шарахнула дверь.
Анциферов тяжело вздохнул:
— Эх… Что ж, наверное, Маттео прав. Павлос, изложу, если ты не возражаешь.
Елохов пожал плечами.
— Петюня, а ты тоже слушай внимательно, — продолжил Анциферов. — Итак, Игорь, на ваш вопрос мы худо-бедно ответили, теперь наша очередь. Помните, я обмолвился, что считаю вас предтечей? Вот такая, значит, концепция… в рамках нашей приверженности великой цели освобождения. Слушайте внимательно.
***
Суть «концепции» состояла в следующем. Преамбула совпадала с тем, о чем Игорь и сам думал пару часов назад: если все и дальше будет идти как идет, то в обозримое время живых в Марьграде не останется. Женщины умрут, мужчины либо умрут, либо законсервируются на уровне «шестнадцать». По мнению докладчика, неизвестно, что лучше, ибо умершие имеют шанс на Царствие Небесное, а законсервировавшиеся оказываются в чем-то вроде чистилища, причем на вечные времена.
Докладчик знает, что православие не признает чистилища; он грешен и кается. «Бог простит», — прокомментировал Елохов; Игорю показалось — не без сарказма.
Далее. Согласно «концепции», освобождение должен принести некто мужского пола. Обязательно произведенный на свет здесь, в Марьграде! Роль предтечи — Игоря — зачать такого освободителя.
Технология взращивания освободителя предполагает его содержание по большей части в секторах с быстрым временем. Тогда он достигнет зрелости через четыре — пять лет.
— Это все, — заключил Анциферов.
— Вы рехнулись, — убежденно сказал Игорь.
Из холла выдвинулся Смолёв, что-то прятавший за спиной.
— Я тебе рехнусь, сука! — проорал он. — Сейчас ты под моим конвоем пойдешь и трахнешь мою Маринку, понял?!
— Э-э… Матвей… — произнес Анциферов.
— Я сорок пять лет Матвей! Настаиваешь, чтобы он всех трахнул? Для верности? Я не против! — Смолёв захохотал. — Жаль, бабка сдохла, ее бы тоже! Чем черт не шутит!
Он извлек из-за спины пистолет. Игорь засмеялся.
— Ржать будешь, когда я тебе яйца отшибу! — вне всякой логики выкрикнул Смолёв. И поправился: — Или глаз выбью! Это, козел, травматика, она-то тут пашет еще как, понял, гнида?!
— Хорошо, — сказал Игорь. — Один момент.
Он неспешно поднялся, без суеты пересек «переговорную», прошел в свой «апарта́мент», там сменил темп на максимальный, привел виброрезак в рабочее положение, проверил заряд — порядок, около четверти от полного. Услышал вопль Смолёва: «Петька, ключ!», поспешил выскочить в коридор, оттуда — опять спокойно — вернулся… мелькнуло в голове — на арену.
Поднял резак, нажал кнопку. Зажужжало. Предложил:
— Стреляй.
Бросил остальным:
— Сидеть.
Добавил:
— Иван, ногу отрежу. Сидеть.
— Петька, ну… — голос Смолёва просел. — У-у, слабак, предатель…
Петя стоял раскрыв рот. Послышалось и оборвалось урчание мотора, за спиной Смолёва показался На-Всё-Про-Всё.
— Это чего это у вас тут за цирк? — удивился он.
— Да пошли вы все, — прохрипел Смолёв.
Шваркнул пистолет об пол, развернулся, оттолкнул Александра, пропал из вида. Опять громыхнула входная дверь.
— Ой, — прошептал Петя. — Не к Марише ли побежал?
Схватил кухонный нож, кинулся вдогонку — На-Всё-Про-Всё едва успел посторониться, затем последовал за Петром. Выскочил на площадку и Игорь.
Из длинного горизонтального коридора донеслось:
— До встречи в вечном чистилище, кретины!
— Не к Марише побежал, — сказал Петя. — Вниз побежал. На сохранение.
— Цирк, — повторил Саша.
— Шапито, — откликнулся Игорь.
Вкратце объяснил Саше ситуацию.
— К тому шло, — проговорил тот. — А надобно бы проверить, куда это он побежал. С него станется финт ушами изобразить. Покамест нам лучше в холле посидеть, с дверью с открытой, поглядывать — не воротится ли, да на́верх не ломанется ли… Где-то часик выждать — пока он до шестнадцатого доберется, пока уляжется, пока прихватит его, пока еще я дотуда доеду… А дальше мне на самокате, движок-то там не фурычит.
— Я подежурю, — вызвался Петя. — А вы, Игорь Юрьевич, с дедами… с пенсионерами… с ними, в общем… разговор же, наверное, не закончили…
— Я быстро, — пообещал Игорь. — Саш, пойдем, ты мне там нужен.
***
В «переговорной» он сообщил, в каком направлении отбыл Смолёв. Затем сжато пересказал Саше концепцию Анциферова.
Потом заговорил Елохов.
— Я эту концепцию не одобрял. И тебя, Ваня, предупреждал. И такую реакцию Матвея считал вероятной, об этом тоже предупреждал. А вам, Игорь, скажу вот что. Законы Ньютона знаете? Ну да, вы же по механике сплошных сред, так что извините за дурацкий вопрос. Так вот, третий закон Ньютона. Про действие и противодействие, да? Имею основания предположить — а кто может, пусть опровергнет, — что где-то хрен знает где во Вселенной родились три объекта. Три звезды, три галактики, три черные дыры, понятия не имею. Но объектов три. Все они серьезные. Космические. Это — действие. А к нему в комплект — противодействие. Типа отдачи, как при выстреле. Три кокона с чертовщиной внутри. С принципиально ненашими законами физики и прочих наук, но главное — физики. С нарушением причинно-следственных закономерностей. И так далее. Случайно отдало именно к нам, на нашу планетку. Большой космический объект — ему соответствует китайский кокон, вы нам рассказывали. Маленькому — американский. Ну а наш, русский, он средних масштабов. Космических, да. Но средних. А лично вы, Игорь, в эту мою гипотезу, может, тоже вписываетесь… как вторичная отдача… на первичную… Вторая ее попытка, успешная. Первая была тоже через Слабину, пятнадцать лет назад. Тогда не прокатило, сейчас вы здесь. Скажете, велики интервалы по времени? Да что мы знаем о времени… Пойду к себе.
За ним ушел и Анциферов — поникший, подавленный, сильно хромающий.
***
Втроем расположились в холле. Петя принес коньяк и бокалы, вопросительно посмотрел на остальных. Игорь кивнул, Саша отрицательно покачал головой.
Сидели молча, Игорь курил сигарету за сигаретой.
Потом Александр поднялся, вышел за дверь, завел мотор, покатил по коридору. Отсутствовал минут сорок, а вернувшись, сел в кресло, кивнул. Просто кивнул. Проверено, понял Игорь. Матвей Смолёв, программист, ревнивец, неприятный и несчастный человек, — теперь, как выражается Федюня, коченёлый. Эх.
Потом, все так же молча, допивали-добивали коньяк вдвоем с Петей.
Потом Саша спросил:
— Надумал что-нибудь?
— Надумал, что надо думать, — ответил Игорь. — Пойду прилягу, что-нибудь и надумаю.
— И то дело, — одобрил На-Всё-Про Всё.