2047 год. Реальный мир. г. Финстервальде. Четыре дня до релокации.
Анна Кляйн вышла из подъезда, как обычно, в половине восьмого утра. Горе, которое на нее свалилось, она могла утопить только в работе. Она не спала всю ночь, вспоминая сбивчивый рассказ Марты. Господи! Неужели, все это возможно? А если это так, то никакой ее Мишенька не преступник. Он герой, настоящий герой! Только эта мысль и держала ее на ногах, только эта мысль придавала смысл остатку ее жизни. Да, именно остатку. Она не станет просить отсрочку, она не станет клянчить лекарства в благотворительных фондах. Ей больше нечего делать в этом мире, и она уйдет вслед за сыном. Уйдет, как бы страшно и противно ей это не было. Она найдет его и там. Найдет, во что бы то ни стало! Именно с этой мыслью Анна Кляйн вышла из подъезда, перед которым ее поджидала угрюмая толпа.
— Вот она! — ткнула в нее пальцем худая растрепанная баба.
— Берта? — растерялась Анна. — Зачем ты здесь? Зачем пришли все эти люди? Чего ты хочешь?
— Чего я хочу? — завизжала Берта. — Я жить хочу! Жить, понимаешь! Вот мой Фридрих это понимает. Он на все пошел ради меня! А теперь все напрасно! И все из-за твоего проклятого сыночка! Где мне теперь взять денег на лекарства? Где? Может, ты мне их дашь?
— Успокойся, Берта! — побледнела Анна, отступив назад. — Мой Михель — хороший мальчик! Ты же знаешь его с детства. Да он убил тех людей, но это были очень плохие люди.
— Плохие, хорошие! Какая теперь разница? — заорал незнакомый Анне парень, который держал на руках ребенка. — Мы сделали операцию нашему малышу, а где теперь взять денег на реабилитацию? Где? Отвечай, сука!
— Как теперь нам жить? — заорал кто-то рядом. — Я не хочу жить на пособие!
Обвинения посыпались со всех сторон, а толпа заводила сама себя, грозя вот-вот превратиться в дикого зверя, лишенного разума. Анна нутром почуяла ту тонкую грань, что отделяет этих людей от первого шага. Если этот шаг сделает хоть кто-то из них, ее просто разорвут. В толпе стояли люди, которых она знала много лет. Люди, которые жили бок о бок с ней. Люди, которые растягивали губы в фальшивой резиновой улыбке, когда встречали ее на улице. Ведь она учила их детей. Анна прорвалась через толпу, которая зло заурчала, но бить и рвать сегодня еще была не готова. Ее пропустили, ограничившись пока одними лишь оскорблениями.
Анна шла по улице быстрым шагом, почти бегом, ведь она опаздывала. У нее скоро урок, и только там она сможет отключиться, позабыв в рабочей суете о том ужасе, что случился с ее сыном. Она ошибалась. Директор школы стоял у входа и крутил головой по сторонам. Он явно кого-то ждал. И судя по той скорости, что он развил, директор ждал именно ее. Ее, и никого больше.
— Фрау Кляйн! Фрау Кляйн! — замахал он руками. — Остановитесь! Нам нужно поговорить!
— У меня урок! — изумилась Анна. — Я же опоздаю.
— Это уже неважно, — поморщился краснолицый толстяк. — Вы все равно отстранены. Родители учеников в ярости. Они требуют вашего увольнения. Все говорят, что мать, вырастившая убийцу, не может приближаться к их детям.
— Я вырастила достойного сына, — гордо подняла голову Анна. — Вы все и в подметки ему не годитесь. Он спас ее, ясно? Спас, пока вы все сидели и выражали свое лицемерное сочувствие ее родителям. Вы забыли бы о несчастной девушке ровно через час, и снова вернулись бы к своим шоу по телевизору и пиву перед сном. Не вам читать мне мораль, господин директор!
— Вы уволены, фрау Кляйн. — Директор пошел красными пятнами. Он не терпел намеков на пиво, которое и было причиной того, что нестарый еще мужчина превратился в рыхлого толстяка, мучимого одышкой.
— Ну, и пошел ты! — Анна презрительно отвернулась от него и зашагала в сторону дома.
— Вам в магистрат, фрау Кляйн! — злорадно заорал директор ей в спину. — У них для вас есть хорошие новости! Ваш социальный рейтинг понижен до желтого уровня!
Анна повернулась к нему и молча подняла средний палец, с удовольствием наблюдая, как багровеет морда начальства. Она всегда хотела это сделать, но вот решилась только сейчас.
***
— «Сдохни, тварь!»
— «Сука! Ненавижу тебя!»
— «Все из-за тебя! Ты во всем виновата!»
Марта читала свои соцсети и плакала навзрыд. Ее страничка превратилась в какую-то помойку. Все фотографии были изгажены ругательными комментариями, а личка забита письмами ненавидящих ее людей.
— Мама, за что? — Марта уткнулась в плечо матери, которая гладила ее по волосам. — Что я им всем сделала? Я что, должна была умереть в том подвале или оказаться в каком-нибудь публичном доме?
— Ты не понимаешь, доченька, — мать гладила, словно маленькую девочку. — Слишком многие зависели от этих людей. А теперь они убиты! Кто-то не получит лекарства, кто-то не сможет прооперировать больного ребенка, а кто-то просто потеряет деньги, к которым привык. И все из-за твоего парня и из-за тебя. Так они думают.
— Ты так говоришь, словно поддерживаешь этих людей! — Марта непонимающе посмотрела на мать. — Михель — настоящий герой. Он спас меня! Спас, как принцессу из сказки!
— Он сделал доброе дело, Марта, — мягко сказал мама. — Но он преступник, убийца. Понимаешь? Разве может каждый, кто захочет, убивать направо и налево? Нет! Поиском преступников должна заниматься полиция.
— Да! — Марта оттолкнула руку матери и закричала. — И многих они нашли? Кого они вообще нашли? Вы с отцом тут сидели и скулили, как побитые собаки, надеясь на полицию! А вот Михель не испугался. Он пошел и убил тех, кто обидел меня! Это ты понимаешь?
— Не смей орать на меня! — ледяным тоном ответила мать. — Ты еще ничего не понимаешь в жизни, девочка. И тебе придется принять ее такой, как она есть. Конечно же, мы с папой безумно рады, что ты спаслась, и мы благодарны твоему парню. Но тебе придется забыть о нем, понимаешь? Забыть и жить дальше! Он получит пожизненное заключение. А это значит, что с него снимут матрицу и отправят в Красный мир. Ты никогда больше не увидишь его.
— Что ты такое говоришь, мама? — прошептала Марта. — Зачем ты говоришь мне это именно сейчас? Как ты можешь? Разве ты не видишь, как мне больно?
— Будь сильной, моя девочка, — спокойно ответила мать. — У тебя был плохой период в жизни, но теперь он окончился. Надо воспользоваться ситуацией.
— Плохой период? Воспользоваться ситуацией? — растерянно ответила Марта. — Да что ты такое говоришь?
— Тебе все объяснят, — ровным голосом ответила мать. — Вот отец скоро придет и объяснит. Твоего Михеля в новостях называют «Мясник из Финстервальде»! Вся страна гудит. Ты уверена, что это именно тот, с кем ты будешь счастлива всю оставшуюся жизнь?
— Уйди от меня! — закричала девушка. — Ты сошла с ума! Вы все сошли с ума! Как ты можешь так говорить о нем? Он же спас меня? Спас, пока все в этом городе сидели и ничего не делали!
Она хлопнула дверью единственной спальни и бросилась на кровать. Мать осталась в зале, и больше не лезла к ней. Марта села, обняв руками колени. В голове ее поселилась пустота, а сердце словно сжимала ледяная рука. Ей было плохо. Так плохо, как не было никогда до этого. Только вот, когда пришел отец и начал говорить с мамой, ей стало еще хуже. Дверь была тонкой, а квартира — крошечной. Марта слышал каждое слово.
— Как она? — спросил папа.
— Нормально, — деловито ответила мать. — Так, как и должно быть. Михель — ее герой и рыцарь в сияющих доспехах. Ну, а мы с тобой — полное дерьмо, как ты понимаешь.
— Да, парень и, правда, молодец, — хмыкнул папа. — Мы ему по гроб жизни за дочь обязаны. Может, навестим его в тюрьме, поблагодарим?
— Исключено! — голос матери стал непривычно жестким. — Ты сходил в «Радугу»?
— Сходил, — ответил ей отец. — Сходил и обо всем договорился. Они дадут три хороших страховки. Не серебряный аккаунт, конечно, но вполне пристойный уровень.
— Тебе надо поговорить с ней, — сказала мать. — Она сейчас зла на меня.
— А если не захочет? — засомневался отец. — Ведь она влюблена и все такое…
— Я должна была сделать аборт и не сделала, — хрипло сказала мать. — Она обязана жизнью нам. Нам, а не этому мальчишке! Именно из-за нее мы живем, как нищие. Потому что кормили и одевали ее столько лет. Вот это ты ей и скажешь.
— Да, это может сработать, — задумчиво ответил папа. — Марта — хорошая девочка. Совесть не позволит ей переступить через нас ради какого-то мальчишки. Неужели мы хотя бы после смерти вырвемся из этой нищеты? Я просто не верю своему счастью! Мы не будем говорить с ней сегодня. Она пока не в себе. Мы поговорим с ней завтра, а потом она встретится с их адвокатом. Она должна будет повторить на суде все, что он ей скажет. Слово в слово.
— Сволочи! — шептала Марта, не веря своим ушам. — Какие же они все-таки сволочи! Не успела я спастись, как они продали меня еще раз! За сраную страховку продали! Мама! Папа! Когда же вы успели сгнить заживо? Или вы всегда были гнилыми, а я ничего не замечала, потому что любила вас? Господи, за что мне это? Ты же слышишь меня сейчас, я знаю! Ведь ты всегда слышишь тех, кому плохо или страшно!
***
Зазеркалье. Преддверие. Красная ветвь миров. Четырнадцатый день после релокации.
Блаженная неделя ничегонеделания походила к концу. Мишка исходил из конца в конец весь городок, изучил все его отсутствующие достопримечательности и повторно узнал, что может приобрести у компании Бета на свои гроши. После долгого размышления он решил поберечь деньги и купить потом что-нибудь реально стоящее. Ничего нового ему там больше не предложили. Ну и зачем ему тратить деньги, которые достались такой немалой ценой? Он, на минуточку, жизнью за них рисковал. Мишка попробовал найти еще кого-нибудь, кто смог бы связать его с мамой, но ему попадались одни мошенники. А это значило, что снова придется идти на поклон к Робу.
Да, сегодня он сходит к нему, но пока у него было еще одно незакрытое дельце. Минут через тридцать Мишка сидел в том самом кафе, где его накормил Педро. Салат из морепродуктов, отбивная с жареной картошкой и бокал свежего пива привели Мишку в самое лучшее расположение духа. Он никогда не жил такой жизнью. Жизнь на Земле была пресной, как пищевой батончик, и беспросветной, как охота вместе с бриллиантовым игроком. Никаких шансов на успех. Тут же она была какой-то яркой и сочной. Такой, что ее хотелось вдыхать полной грудью и медленно смаковать, словно десерт. Осталось дождаться Педро. По уверениям бармена, он должен был вот-вот прийти. Он очень редко пропускал обед.
— О! Привет, щегол! — удивился громила, увидев Мишку. — Пришел должок вернуть?
— Заказывай, — кивнул парень. — Я сегодня угощаю.
— Поднялся, значит, — хмыкнул Педро и махнул бармену. Тот знал его вкус наизусть.
— Скажи, Педро, — осторожно подбирая слова, сказал Мишка. — Вот если я хочу наказать плохого человека. Так, чтобы он понял, что был не прав. Как это лучше сделать?
— Да очень просто, — ответил Педро, с шумом вливая в себя первый бокал пива. — Обращаешься в агентство «Шериф» и оно решает твою проблему.
— А как туда обратиться? — насторожился Мишка.
— Ты туда уже обратился, — уверил его Педро. — Можешь сделать заказ. Имя?
— Ди Анджело. Это…, — начал было Мишка.
— Штука баксов, — махнул рукой громила, отметая дальнейшие Мишкины поползновения за полнейшей ненадобностью. — Нанесение побоев в воскресенье утром, гарантирую не меньше трех переломов. Оптовая скидка — пятнадцать процентов.
— А? — раскрыл рот Мишка. — Ты его знаешь?
— Этого итальянца, у которого еще ни один перевод на Землю не прошел? — утробно чавкая, ответил Педро. — Да кто же его не знает? Он хороший клиент, я его каждую неделю бью.
— Поэтому оптовая скидка? — догадался Мишка.
— Вот ты все-таки недалекий! — удивленно посмотрел на него Педро, отложив вилку в сторону. — А на вид такой, словно школу закончил. Оптом — это когда много, а не когда часто! Сечешь? Не могу же я его каждый день бить. За неделю три — четыре заказа соберу, а потом в воскресенье бью. И чему вас только в этой школе учат?
— Так он же должен в гипсе быть, — подозрительно посмотрел на громилу Мишка. — А он сидел, здоровее некуда.
— У него медицинская страховка по первому разряду, — уверил его Педро. — Ты думаешь, почему я его бью именно в воскресенье утром? Потому что ему в понедельник на работу, отлежаться надо. У него бизнес, знаешь ли, ему болеть некогда.
— Так это у него бизнес такой? — раскрыл рот Мишка.
— Ну да! — не менее удивленно посмотрел на него Педро. — Раз налоги платит, значит, бизнес. Ты что, вывеску не читал? Там же написано: Финансовые услуги.
— С ума сойти! — Мишка все никак не мог привыкнуть к местным реалиям. — Так какой смысл его тогда бить?
— Как какой? — снова удивился Педро. — Тут много смыслов, парень. Во-первых, удовольствие за свои деньги получить. У меня все без обмана, можешь даже рядом постоять, пока я ему кости ломать буду. Во-вторых, нехорошего человека наказать. У него, знаешь ли, переломы самые настоящие будут. И боль от этого тоже будет самая настоящая. Так что страдать за свой косяк он будет по высшему разряду. И, в-третьих, я работу получаю, и налоги с нее плачу. Я — законопослушный член общества, на минуточку. Ну, с тех самых пор, как в Аль Катрасе меня на электрическом стуле поджарили. Штаты — это не ваша Европа, где пожизненное дают. Так что сам посуди! Ди Анджело зарабатывает, я зарабатываю, а ты спокоен, зная, что справедливость восторжествовала. Так что, заказ будешь делать?
— Подумаю, — уклонился от ответа Мишка. — Наверное, надо что-нибудь более затейливое придумать. Перелом каждую неделю — это как-то банально.
— Да? — с искренним интересом посмотрел на него Петро. — Если придумаешь что-нибудь оригинальное, приходи, возьму в долю. Нашему агентству нужны свежие идеи. Можем неслабо расширить бизнес. Тут народ все больше без фантазии работает. Одни уголовники, что с них взять!
— Я подумаю, — с достоинством ответил Мишка. — Свежие идеи — это мое второе имя.
Он попрощался и ушел, не уставая удивляться странностям того мира, куда занесла его судьба. Он был весьма необычным, но логичным и понятным, если вдуматься. Мишка уверенным шагом шел в сторону конторы Роба.
— А, Михель, заходи! — Роб сидел за столом, задрав ноги. — Какими судьбами? Уже выбрал себе постоянный мир для жительства?
— Постоянный мир? — по спине Мишки пробежал холодок.
— Это Преддверие, парень, — доверительно ответил Роб. — Тут тебе не проходной двор. Тут можно оставаться месяц после релокации, а потом вали отсюда в другой мир. Их тут полно, на любой вкус. И все они одинаково дерьмовые.
— Но ты-то живешь тут, — уточнил Мишка. — Значит, и тоже могу.
— Можешь, — не стал спорить Роб. — Открой бизнес, внеси в уставный капитал не менее двух миллионов долларов, и получай вид на жительство в Преддверии. У тебя есть два миллиона, Михель?
— Нет, — помотал головой Мишка.
— Ну, тогда не позднее месяца после релокации ты должен определиться с постоянным местом проживания. А сюда, в Преддверие, ты можешь ездить на работу. Впрочем, можешь и не ездить. В других мирах тоже зарабатывать можно, только сильно меньше. Все бабки тут крутятся. Срок пребывания для гостей Преддверия — не более двенадцати часов подряд, не чаще пяти раз в неделю. Налоги по ставке штата Калифорния, а это, я тебе скажу, те еще жадные говнюки. Но деваться некуда. Преддверие не резиновое, знаешь ли.
— Я, наверное, выберу Дархан, — задумчиво ответил Мишка.
— Ты все еще не выбросил из головы ту глупую мысль? — хмыкнул Роб. — Впрочем, это твое дело. Дархан, так Дархан. Мир — полное дерьмо, но есть и хуже.
— Хотел попросить тебя об одолжении, — смутился Мишка.
— Звони, — пустил по столу планшет Роб. — Приложение с белым значком телефона. Вводишь айди и разговариваешь. Деньги только потом не забудь вернуть.
— Да-да, — рассеянно ответил Мишка, набирая номер мамы. — Сотня за минуту, я помню.
— Поминутная тарификация! — поднял палец Роб. — И плюс налог.
— Не отвечает, — растерянно сказал Мишка. — Странно, она всегда отвечала. Или присылала сообщение, что не может говорить. А может, она уже…
— Если уже, набери ей еще раз, — терпеливо сказал Роб. — Приложение с зеленым значком — Зеленые Миры, приложение с желтым — Желтые. Несложно запомнить, правда?
— Не отвечает, — еще более растерянно сказал Мишка. — Что это может значить?
— Все, что угодно, — пожал плечами Роб. — Может, она просто не хочет с тобой разговаривать. Или лежит на операционном столе. Или просто попала в тюрьму. Ты же не исключаешь такой вариант? Исключаешь? Ну, и напрасно. Ты же туда попал. А чем она хуже?