Прогулка по дремучему лесу, да еще и ночью, — то еще удовольствие. Даже сиявший в темноте навигатор не выручал. В голову лезли думы одна мрачнее другой. Если Яга действительно стырила казну, Кощей это выяснит. А отвечать мне придется.
Где взять сундук золота, я вообще не представляла. Опять же, если бы это было так просто, никому не понадобилось бы забирать школьную казну. Выходит, в Заземелье тоже процветает воровство. Печально все это.
Вздохнув, остановилась, чтобы поправить съехавший на лоб кокошник. Не успела моргнуть, как рядом что-то засверкало. Нечто огромное, блестящее. К сожалению, не золото.
— Добрыня Горыныч, — поздоровалась я, щурясь на ярком свету. Не узнать трехглавого золотого змея, преградившего путь, было невозможно. — Решил прогуляться перед сном?
— Вообще-то тебя собрался проводить, — обиженно проговорил Добрыня. Средняя его голова смотрела на меня с укоризной, а две другие демонстративно отвернулись. — Чего это ты даже поздороваться не зашла?
А должна была?
— Замоталась… — Я пожала плечами. — Сам понимаешь: первый учебный день, новые ученики.
Все три головы покачались из стороны в сторону.
— А полюбезничать с Кощеем Андреем время нашла. И под ручку его держала. И улыбалась. И смеялась заливисто.
Ну, вот… приехали. Судя по всему, Добрыня Горыныч ревновал. Вот только причин для этого у него не было.
— Нас с Кощеем Андреем связывают исключительно деловые отношения, — отчеканила я. Н-да, приструнить эдакую золотистую махину под силу разве что настоящей Яге. Признаться, я Горыныча слегка побаивалась, но изо всех сил старалась подавить в себе это чувство. — Так же, как с тобой.
Последнюю фразу я произнесла с сомнением. Сдается, Яга Людмила получила доступ не только к казне школы, но и к сердцу физрука.
— Да ты что, Милочка! — охнул Добрыня Горыныч, подтверждая мои выводы. — Мы ж с тобой с первого класса вместе. Тебе другого такого не найти! Я самый лучший!
Горыныч выпятил золоченую грудь, как будто ожидая, что на нее навесят орден.
— Это почему же? — засомневалась я. Самоуверенность и наглость раздражала меня не только в людях, но, как оказалось на поверку, в магических существах тоже.
Добрыня Горыныч шаловливо подмигнул:
— Так у меня это… Не только головы три, но и всего остального.
— В смысле?.. — не сразу поняла я. А потом ка-а-ак поняла! — Иди ты, знаешь, куда со своими намеками, я тебе не какая-нибудь легкомысленная дамочка. Меня такими намеками не возьмешь. Я Яга порядочная!
Наплевав на вежливость, направилась к дому. И то, что золотистый нахал преградил дорогу, не проблема. Правда, обойти его оказалось не так просто…
— Не серчай, Милочка! — взмолился Горыныч. Резко развернулсяи сшиб три трухлявых сосны сразу. Но даже не заметил этого. — Я ж пошутил… Ну да, не слишком удачно. Ты уж прости. Но у меня ж, и правда, всего по три… Сердца, например. Тебя так сильно любить никто не сможет.
Про сердце — это другой разговор. И про любовь тоже. Вот только я вовсе не та, за кого Горыныч меня принимает. В нашем с Людмилой договоре отношения с любовниками не оговаривались.
— И ты меня прости, погорячилась, — выдохнула я.
— Это я знаю! — радостно объявил Горыныч. — Ты,ох, какая горячая штучка. Помнишь, как мы с тобой…
— Стой! — предупредила я, пока он не наговорил лишнего. Знать личные тайны Людмилы мне не полагалось. Да и ни к чему это. — Не продолжай. Что бы у нас ни было раньше, сейчас придется сделать небольшой перерыв. Скажем, на шестьдесят дней.
— Ох! — Горыныч схватился за все свои три сердца и так резко плюхнулся на землю, что та вздрогнула. Испуганные птицы взвились в воздух. Волк, до того подвывавший невдалеке, резко примолк. — Не говори так, Милочка… Как же можно шестьдесят ночей без тебя? Это слишком.
— Прости, но так будет лучше, — повторила я.
Для его же, между прочим, пользы. И для моей тоже.
Горыныч Добрыня еще повздыхал для порядка, а после, поднявшись, достал откуда-то из-под крыла нечто крупное, завернутое в бумагу. Протянул мне.
— Что это? — с сомнением спросила я.
— Подарок хоть возьми, — расстроено проговорил Горыныч. — Окорок, сам коптил.
Принюхавшись, я уловила чудесный аромат. Но от подарка отказалась, это было бы неправильно, ведь предназначался он совсем не мне. Вот вернется настоящая Яга, пусть ее Горыныч и подкармливает. Людмилу вместе с ее Оберегом.
Кстати, о последнем.
Несмотря на вздорный характер, Васька оказался вполне себе добрым, способным сочувствовать и переживать. Приблизившись к избе, я заметила его сидящим на подоконнике. Два фосфоресцирующих в темноте глаза светились маленькими маячками.
— Привет, Васька! — поздоровалась я, входя в избу. — Ждал?
— Вот еще!.. — фыркнул котик. — Вообще не ждал, не надеялся. Думал, сгинешь в первый же день. А ты ничего, вернулась, только умом, сдается, окончательно тронулась. Это кто ж в своем уме от копченого окорока отказывается?
Вот в чем дело… Котик-чертик обиделся. А зрение-то у него, видно, ого-го какое. И нюх тоже.
— Не ворчи, — миролюбиво попросила и погладила мохнатую голову. — Я тебе из школьной столовой котлет принесла. Рыбных. Где-то я тут свечи видела… Сейчас зажгу и будем ужинать.
Услышав о котлетах, Васька подобрел.
— Зачем нам свечи, у нас живой огонь есть. В сенях стоит, поди, принеси. В ладоши не забудь хлопнуть, трижды.