Артем нажал отбой и пустыми глазами посмотрел в окно вагона метро, за которым мелькали пыльные кабели. Сердце Куркова бешено колотилось, он был на взводе. И без того взволнованный, теперь Артем был ошеломлен и подавлен. Перемена, произошедшая с ним, не скрылась от взора Киселева.
— Что-то не так? — настороженно спросил Вадим.
Артем не знал, как ответить, чтобы не вызвать подозрения, взглянул в сторону своего спутника, пожал плечами.
— Что это значит?
— Простите, — стараясь сохранить самообладание, заговорил Курков. — Что вы сказали?
— Спрашиваю, всё хорошо? Возникли какие-то сложности?
— Нет-нет, ничего такого. Звонок личного характера, — ответил Артем.
Вадим измерил его взглядом.
— Смотри, не стоит держать меня за идиота, — предупредил Киселев. — Если затеете чего, пожалеете.
Артем, не слушая, рассеяно кивнул. Нужно было обдумать полученную информацию. Курков догадался, что ему звонила Аглая, но не мог понять, почему та решила помочь. В голове крутилось множество вопросов, но в настоящий момент ответить нужно было на главный — как спастись.
Поезд начал сбавлять скорость, они подъехали к станции. Куркову и Киселеву выходить на следующей.
«Время есть, — думал Артем. — Главное — разложить всё по полочкам».
До звонка Аглой он предвидел сценарий развития событий, по которому его не оставят в живых. Но горькой правде Артем предпочел сомнительную, но приятную веру в благородство наркоторговцев. Он убеждал себя, что убивать его незачем. Где найти курьера из центра? Гулливер открыто признавался, что ценит такого работника, как Курков. Значит, заключал Артем, всё уладится. Главное — выполнить поручение и можно будет вернуться к прежней жизни. Но смутная тревога не давала покоя. Мысли-фантомы одна за другой застревали у него в голове. Неужто такая организация всерьез может зависеть от курьера? Не знает ли Артем слишком много? Не по его ли вине под ударом оказались лидеры организации? Не предупреждали ли Куркова о необходимости вести себя осторожнее? Если сложить всё вместе, получится, что повод избавиться от Куркова у Гулливера был. Достаточно было трезво оценить место, которое Артем занимал в структуре наркоторговли — мальчик на побегушках. Теперь Аглая подтвердила его подозрения, прямо указав на опасность, которая исходила от бывших коллег.
Самым очевидным вариантом казалось бросить всё, на следующей станции пересесть на поезд, двигавшийся в противоположном направлении и, сделав ручкой Вадиму, умчаться домой, собрать вещи и уехать. Да, денег у Куркова не будет, зато сохранится жизнь. Однако Киселев однозначно заявит о раскрытой им ячейке наркоторговцев, а значит, на Артема начнется охота. Где гарантии, что город, в который он переберётся, не выдаст его по первому требованию Костицына? К тому же, подобный шаг ставил под удар Гулливера, Бормана и Аглую. Первые двое наверняка найдут способ отомстить, подставлять же третью, которая рисковала, сообщая Артему о замысле своих товарищей, подло.
Оставалось поступить так, как рекомендовала Аглая: привести Вадима на место и при первой возможности скрыться. Рискованно, но Артем вообще ввязался в рискованный бизнес.
Пока Курков раздумывал над своим следующим шагом, поезд подъехал к нужной станции. Артем и Вадим вышли из вагона.
— Раньше не обращал внимания, но станция на выселках самая грязная, — заметил Вадим.
Артем кивнул.
— Пожалуй, что и так.
— Теория разбитых окон в действии. Слышал о такой? — спросил Киселев.
— Краем уха, — Артем встал на эскалатор, Киселев устроился рядом.
— Согласно этой теории терпимость к мелким правонарушениям ведет к ухудшению общей ситуации с преступностью. Скажем, если разбито одно окно и никто его не вставляет, то рано или поздно разобьют все остальные. Если мусорят в неположенном месте, за это нарушение никто не наказывает, да еще и мусор не убирают, то очень скоро все улицы превратятся в помойки. Ну а дальше по нарастающей: разбили все окна — начались грабеж и мародерство; загадили улицы — пришли проститутки и наркоторговцы.
— Не убирают потому, что уборщикам мало платят, — скептически заметил Курков. — А окна бьют хулиганы и руководствуются они не какими-нибудь теориями, а здравым смыслом — в районе, где окно выбито меньше вероятность попасться. Там же, где окна целы, рисковать не стоит. У хозяев наверняка есть деньги, которые будут потрачены на их поимку.
— Нет, тут ты не прав. Беспорядок снаружи отражает беспорядок внутри.
Артем не собирался вступать с ним в дискуссию и что-либо доказывать. Тема его совершенно не интересовала, потому он промолчал. Вадим ещё несколько раз попытался разговорить своего проводника, но у него ничего не вышло.
Они выбрались из метро и, пройдя кривым улочкам выселок, оказались на самой окраине города.
— Прямо апокалипсический пейзаж, — заметил Вадим.
— Все дома заброшенные, но нищих и окровителей здесь часто можно встретить, так что держи ухо востро, — предупредил его Артем, сам поглядывая по сторонам. Он понятия не имел о том, что затеял Гулливер, напасть на них могли в любой момент.
— Ко мне им лучше не соваться, — Вадим приподнял полу своего пиджака, продемонстрировав огромный пистолет. Артем не был знатоком оружия, потому даже предположить не мог, какого калибра оружие. — Сносит голову не хуже дробовика, — похвастался Вадим, не отводя взгляда от Артема.
Курков понял, что это не столько ответ на его реплику, сколько предупреждение для самого Артема.
Наконец, они подошли к подвалу, в котором обычно проходили встречи Куркова и банды. Артем остановился перед ступеньками. Темнота внизу казалась ему зловещей. Спустившись можно не выбраться наружу.
— Э, нет, — Вадим остановился за спиной Куркова. — Туда я не пойду. Зови их наружу.
Артем с трудом удержался от того, чтобы поблагодарить Киселева за предусмотрительность.
— Хорошо, сейчас позвоню, сообщу о вашем решении, — сказал Курков и, достав мобильник, набрал номер Гулливера. При этом Артем, стараясь выглядеть как можно более естественно, отошел от Киселева на пару шагов, потом дальше, еще дальше. Теперь убежать можно будет в любой момент.
В трубке раздались гудки. Артем краем глаза заметил какое-то движение, дернулся в сторону и как раз вовремя — в него стреляли из электрошокера из-за угла соседнего здания.
— Ах ты ублюдок! — заорал Вадим, выхватив свой пистолет. — Подставить меня решил!
Он целился в Артема, но потом отвел пистолет в сторону и пальнул. Раздался бешеный крик, из окна двухэтажки вывалился бородач. Артем к тому времени отскочил, спрятался за стеной. Прогремели еще два выстрела, потом Вадим завопил и затих. Момент настал. Сломя голову Артем понесся, куда глаза глядят. Не разбирая дороги, он петлял между зданиями, спасая свою жизнь. Из-за поворота на него кто-то выскочил, они сцепились, нападавший сумел повалить Артема на землю. Курков кое-как извернулся, оттолкнул бандита, подхватил с земли камень и когда тот попытался снова навалиться, со всего маху ударил его в висок. Бандит мигом осел, придавив своим весом Куркова. Выбравшись из-под него, Артем вновь помчался прочь. Похоже, оторваться удалось. Добравшись до станции, он не стал спускаться в метро, достав все имевшиеся у него в кармане деньги, он заплатил таксисту, попросив отвезти его в центр. Таксист оказался сообразительным малым, лишних вопросов не задавал, быстро довез Куркова и, забрав деньги, пожелал ему удачи.
Артем заставил себя перейти на шаг — не хотелось привлекать внимание окружающих. Он благополучно добрался до квартиры старика, вбил в домофоне нужный номер.
— Кто там? — донесся раздраженный голос из динамика.
— Это Артем Курков, мне срочно нужно с вами поговорить, — скрыть волнение не получилось.
Молчание затянулось, но ему все-таки ответили:
— Заходи.
Раздался сигнал высокого тона и дверь открылась. Оказавшись внутри, Артем стал подниматься, ища глазами номер нужной квартиры. Долго блуждать не пришлось — старик ждал его прямо в пролёте. Без церемоний он схватил Куркова за руку, достал прибор для измерения уровня блюстителей в крови, приложил шарик к руке Артема, взглянул на панель и, удовлетворенно хмыкнув, затолкал Куркова к себе в квартиру.
Жил он небедно: гостиная была роскошно убрана, квартира оказалась двухэтажной. Прямо у входа располагалась лестница причудливой формы, которая вела наверх. На полу лежал красивый и дорогой костюм. Чуть в стороне от входа, в дверном проеме, ведущим в смежную комнату, стоял высокий худощавый мужчина и с сомнением поглядывал в сторону Куркова.
— Чего пришел? — спросил старик. От его былой вежливости не осталось и следа.
— Я попал в неприятную историю. Мне посоветовали обратиться к вам за помощью.
— Как я могу помочь?
— Дед, ты не забыл, что мы наметили? — вмешался мужчина, стоявший в проеме. Старик отмахнулся.
— Будешь молчать — выставлю за дверь, — поторопил он Артема.
— Да, простите. Меня наверно будут искать. Мне нужно где-то спрятаться, а ещё лучше уехать за город.
— Вот оно что, — протянул стрик. — Ну-ка пошли со мной.
Он направился прямо по гостиной, свернул в одни из комнат. Артем последовал за ним. Они очутились в небольшом помещении, обставленном в минималистичном стиле: столик о трех ножках, голый паркет, диван. В углу жуткий атавизм — книжный шкаф, дополна забитый литературой. Артем не разобрал имен авторов, но невольно проникся уважением к старику, который наверняка прочила их все.
— Садись, — старик указал на диван, сам устроился на табуретке, до того спрятанной под столом. — Я готов тебе помочь, но сначала услугу окажешь ты.
— Дед, — снова вмешался мужчина, предпочетший остаться в проеме. — Это не лучшая затея.
— Не лезь! — рявкнул на него старик.
— Чего вы от меня хотите? — нервно озираясь, спросил Артем.
— Я хочу, чтобы ты доставил взрывчатку в головной офис «Либертарианца», — прямо сказал старик.
— Чтобы я что?! — глаза Артема округлились, он не мог поверить в услышанное.
— Ты меня расслышал. Твои блюстители молчат, поэтому никакой угрозы твоей свободе не существует. Да и выбор у тебя не богатый. Ты, конечно, сумеешь выбраться из города и без меня, но когда всё всплывет — а всё непременно всплывет в скором времени — тебя начнут искать и отыщут. Я могу решить и эту проблему, и многие другие. Тебе ведь нужны деньги? Мы тебя обеспечим, не до конца жизни, но сумма будет внушительная, сумеешь ей правильно распорядиться и непременно найдешь свое место в новом городе.
— Но зачем вам это надо? — спросил Артем. — Вы понимаете, что невинные люди пострадают?
Старик горько вздохнул, посмотрел на своего внука, потом снова на Артема.
— Хочешь знать, зачем мне это надо? Долгая история, Артем, а мы торопимся. Но, пожалуй, я поведаю её. Не тебе одному полезно послушать, — он снова многозначительно посмотрел в сторону внука.
- Когда началась антигосударственная революция, она быстро охватила широкие слои населения. Люди поверили в лозунги, казалось, осознали вред, который исходит от государственного управления землей. Доводы сторонников абсолютной свободы, так тогда называли безгосударственное мироустройство, были действительно убедительны. Зачем тратить средства на содержание чиновников, неповоротливого и далеко не всегда исполнительного штата полицейских, верховных правителей, которые кормились за счет налогоплательщиков? Зачем нужна громоздкая государственная система, эффективность которой невозможно оценить сколь-нибудь объективным способом? Государство не конкурирует ни с кем, значит по законам рынка отсеять неэффективных управленцев не удастся. Ресурсы спускались в никуда, граждане погрязали в рутине заполнения абсолютно ненужных бюрократических бумажек. Само слово бюрократия воспринималось как ругательство. На тот момент ущербность подобного общественного устройства стала казаться очевидной. Требования восставших укладывались в простые и понятные всем лозунги: налоги — грабеж, правительства всех стран — грабители, народ — жертвы преступления. Государство стало восприниматься как гиря на ноге бегуна, олицетворявшего общество. Избавься от гири и тут же получишь прибавку в скорости. Разовьются институты самоуправления, частные охранные организации обеспечат безопасность и, будучи напрямую зависимыми от граждан, будут служить им, а не абстрактному народу. Тогда этот вопрос был как никогда актуален. Сколько случаев подавления гражданской борьбы силами полицейского государства знает история? Сколько людей погибло в войнах ради неосязаемых целей правителей?
Когда обдумываешь всё это, становится понятным, почему люди отказались от государства, как корня всех бед. Понимаешь, почему стали воспеваться идеалы конкуренции и частной собственности. Но излишняя вера в индивидуализм сродни самоуверенности. И как человек, полагающийся исключительно на свои силы, так и общество, распавшееся на невзаимодействующие атому, обречены. Об этой угрозе предупреждали, но ее никто не воспринял всерьез. А между тем стоило бы. Помнишь, что в те годы считалось главным завоеванием революции? Обращение земли в частную собственность и абсолютная гарантия неприкосновенности собственности. Казалось бы, действительно великое деяние. Однако на деле вышло иначе: не готовые к кооперации простаки утратили собственность, полученную в результате раздела, землевладельцы укрепили свои позиции, мало-помалу стали диктовать вынужденным проживать на их территории гражданам свои правила. Те, кто успели сообразить, что к чему и создать довольно-таки эффективные кооперативы, прогорели. Крупные собственники не вступали в подобные организации, зато располагали внушительными финансовыми ресурсами и могли вывести конкурентов из игры. По сути, все сколь-нибудь значимые участки земли поделили между собой семьи крупных промышленников и потомственных миллиардеров. Уже тогда пора было заговорить об измене идеалам революции, но народ всё стерпел. Формально-то ничего страшного не произошло. Формула успеха оставалась прежней — работай в поте лица и достигнешь успеха. Только почему-то владельцы промышленных предприятий не торопились платить большие зарплаты своим рабочим. Знаешь, как я понял, что такое капитализм на самом деле? Лет в двадцать оформлял в банке очередной кредит. Старушка-уборщица мыла полы, а какой-то молодой мужичок, по виду служащий банка, проходил мимо. Как она перед ним начала раскланиваться, приветствовать, интересоваться здоровьем. И так елейно, на вы. А он в ее сторону даже не посмотрел, грубо что-то ответил и пошёл своей дорогой. Я, наблюдавший за этой картиной, испытал какое-то неприятное чувство, которое точно не могу выразить словами. Это чувство свойственно далеко не всем, я бы даже сказал меньшинству, но именно оно позволяет понять, к чему привела революция на самом деле. Она обрушила тысячелетние представления о морали и нравственности, перевернула мир с ног на голову и продиктовала новые условия. Те, кто сумел разбогатеть, имеют право не считаться ни с чем, кроме базовых прав, прописанных в Международной Конституции.
Старик сделал паузу, о чем-то задумавшись.
— Простите, — вмешался Артем, — но это не никак не объясняет того, почему вы решили пойти по пути терроризма.
Старик поднял раскрытую ладонь, как бы говоря, «дай мне минутку». Переведя дух, он продолжил.
- Я долго думал о процессе укрупнения землевладений. В самом деле — промышленники и торговцы банкротятся, а землевладельцы никогда. Тем, кому достался большой куш, везет, они поглощают менее успешных конкурентов, скупают города и фактически распространяют свои правила на подвластные им территории. И тогда я понял главное — крупный землевладелец ничем не отличается от государства. Убежденность наивных реформаторов в том, что законы рынка вытеснят неэффективного собственника и не позволят наделам монополистов разрастись, оказалась ни на чем не основанной. До поры до времени продолжает сохраняться видимость независимости институтов от землевладельца, но на самом деле это не так. Он имеет право запретить деятельность одних фирм на своей территории разрешить деятельность других, он диктует величину арендной платы, он решает, кому платить за ремонт инфраструктуры и стоит ли это делать. Наблюдаемый нами процесс есть процесс реставрации государства. Понимаешь, что это значит? Все завоевания революции лопнут, как мыльный пузырь. Неэффективный и прожорливый аппарат в скором будущем воскреснет. По сути, мы оказались в заколдованном круге, из которого не вырваться до тех пор, пока в сознании человека не произойдет перелом и переломом этим окажется отказ от частной собственности на землю!
Сделав ударение на последнем слове, старик сверкнул глазами и посмотрел на внука, словно бы передавая эстафетную палочку. Тот понял его без слов.
- Это не неосуществимая мечта — это реальность. Собственники боятся, не рассказывают всей правды, а между тем огонь революционной борьбы охватил Восток и Запад. В Приморье и на Севере Китая поднялись восстания против землевладельцев. Вооруженная борьба развернулась повсюду в Южной Америке. Мы не можем ждать дальше, такого шанса больше не будет. Упустить момент сейчас — значит позволить закрепить рабство. Блюстители, — парень словно бы выплюнул это слово, — нарушают все мыслимые и немыслимые запреты на право вмешательства в частную жизнь. А охранные фирмы, решившие сэкономить на персонале, намерены широко их внедрять повсюду. Если отложить борьбу на будущее, поколение спустя бороться может оказаться не за что. Землевладельцы станут королями и снова ввергнут человечество в огонь бесконечной войны, которая растянется на тысячелетия, отбросив общественный прогресс, достигнутый кровью миллионов честных и благородных людей, боровшихся за будущее своих предков, то есть нас!
Старик одобрительно кивнул, снова взял слово.
— Мы начинаем революцию, Артем. Под флагом анархистов мы будем сражаться против крупных собственников, требовать настоящей, а не иллюзорной свободы, построения истинной анархии в ее единственно возможной форме — форме анархо-коммунизма. Земля перейдет под контроль общин и синдикатов, люди начнут трудиться совместно ради общего блага, каждый будет получать по труду, а необходимость в рынке, как единственно возможной форме распределения благ, отпадет. Вот чего мы добиваемся, Артем. Всеобщего блага, а не блага кучки капиталистов. Сегодня капиталисты утверждают, что в период революции люди боролись за частную собственность. Мне же хочется верить, что они не были марионетками капиталистов, а дрались за свержение гнета государства, построение справедливого общества, в котором не будут презрительно смотреть на тех, кому в жизни повезло меньше, где может и будут недоедать, но точно не останется места голоду. Нужно определиться, с кем ты, Артем.
- Всё, о чем вы говорите, — Артем решил не отступать, держаться позиции, в которую верил, — просто лозунги. Если цели настолько благородные, зачем вы просите меня подбросить бомбу? Почему не агитируете? Почему не пытаетесь получить власть мирным путём?
— Потому что мирным путем получить её невозможно. Ты думаешь, землевладельцы такие идиоты, что по своей воле откажутся от всех тех благ, которыми обладают? Они могут позволить себе всё, наслаждаются жизнью по полной. Ты видел роскошь, в которой они живут? А теперь представь, что им предложили уйти по доброй воле. Согласятся? Нет! Они начнут драться, опорочат имена борцов за свободу, используя подконтрольные им источники информации, запугают население трудностями, с которыми неизбежно предстоит столкнуться в случае глубоких реформ. И народ предпочтет оставаться в рабстве и кормить толстосумов, продолжая тихо роптать у себя на кухне. Поэтому мирного решения этой дилеммы нет — гордиев узел должен быть разрублен. Как только восстание поднимется, нас поддержат все! Нужно отвлечь и рассеять силы охранников основной цели — сервера-приемника. Теракт в муниципалитете — идеальный способ добиться этого. И тогда мы уничтожим главный символ современного порабощения и положим начало революции, которая закончится построением абсолютно нового по-настоящему свободного общества! — сказал внук.
— От взрыва пострадают случайные люди! Вы представляете, сколько жизней загубите?
— Если бездействовать, их погибнет еще больше! — заявил внук. Старик жестом остановил его.
— Я вижу, ты так и не понял нас. Я рассказал тебе, что мы делаем и ради чего. Этого достаточно. Теперь ответь на вопрос — вне зависимости от того, разделяешь ты наши идеи или нет, поможешь нам, отнесешь бомбу в муниципалитет?
Артем задумался. Если он это сделает, совесть будет мучить его до конца жизни. Если нет — этот самый конец наступит очень скоро. Не верилось, что старый террорист и его фанатичный внук отпустят Куркова живым.
— Хорошо, — выдавил он из себя.
…
Через час Артем снова в метро. За окном мелькают кабели, но в кабине тихо — вагон нового типа, движется практически бесшумно. Все сидячие места заняты, в конце собралась кучка молодых людей. Вели они себя шумно, выпивали. Некоторые пассажиры недовольно переглядывались, но поделать ничего не могли — закона никто не нарушал. Артем не замечал ничего из этого. Влажной рукой он сжимал ручки пакета, в котором хранилась коробка конфет. Но внутри отнюдь не конфеты. Он никогда раньше не задумывался о том, что испытывал бы, если бы его заставили везти бомбу. Потому эмоции, охватившие его, оказались отчасти неожиданными.
Страшно было поначалу. Казалось, еще секунда и взрыв. Но по прошествии времени подобные мысли куда-то делись. Удивительно, но в этот момент возможно впервые за всю жизнь Курков ощутил беспокойство за окружавших его совершенно незнакомых людей. Не страх, а именно беспокойство. Вон, например, те парни, что гогочут как кони. Они ведь совсем молодые, лет на десять младше Артема. Строят планы на будущее, мечтают о богатстве или славе, а может о том и другом одновременно. Или наоборот, наслаждаются теперешним моментом свободы и распущенности, который, быть может, не повторится в будущем. Неверное движение Артема или ошибка конструкторов взрывчатки, хранящейся в коробке из-под конфет, и всему этому настанет конец.
Две старушки, судачившие в сторонке, должно быть обсуждавшие нынешнюю молодежь или хваставшиеся одна перед другой своими внуками. Они надеются прожить десять-двадцать лет, хотят застать правнуков и даже праправнуков. Их спонтанное решение сесть рядом с Артемом может перечеркнуть эти надежды.
Толстый мужчина, жадно глазевший на симпатичную брюнетку. И так все ясно — мечтает увидеть её без одежды. Что здесь сказать — мечте не суждено сбыться, даже если бомба не рванет, но взрыв отнимет и тот мизерный шанс, который нет-нет да и имеется у толстяка.
О себе и о своем будущем Артем не думал. Зато как только внутрь вошла мама с ребенком, он торопливо выскочил на платформу и, дождавшись следующего поезда, поехал в самом пустом вагоне. Его обжигал стыд, мысль сдаться не покидала.
«Не обязательно оставлять пакет в людном месте, — наставлял его старик перед поездкой. — Брось, где придется. Главное — взрыв должен произвести достаточно разрушительный эффект».
«Мы сами определим, когда ее лучше взорвать, — убеждал старик. — Если бы было можно, мы бы вообще обустроили всё так, чтобы никто не пострадал. Но теракт должен вызвать резонанс, напугать. Потому травмы разной степени тяжести необходимы».
Его речи звучали неубедительно. Артем отчетливо осознал, что не хочет быть виновным в чьей-либо смерти, не желает калечить людей. Правильнее всего сдаться, подойти к охраннику и рассказать о бомбе. А что потом? Тюрьма. Но за грехи нужно платить. Да, хотелось возложить вину на общество, сказать: «Я не виноват, меня вынудили обстоятельства». Но так ли это?
Артем вспомнил, как его вовлекли в наркоторговлю. А действительно, оставался ли у него выбор? Отпустили бы его или убили, выбросив труп? Случайности накладывались одна на другую. Он до сих пор не мог понять, зачем пустил себе кровь в день, когда его уволили, хотя и помнил отвращение, которое испытывал от мысли о блюстителях, циркулирующих по его венам. Или он хотел умереть в тот момент, умереть по-настоящему?
«Так было бы лучше», — неожиданно для себя заключил Артем и ужаснулся собственным мыслям. Если бы он умер тогда, некому было бы везти бомбу в муниципальный офис Костицына, никто бы не пострадал от ее взрыва.
Сдаться сейчас и дело с концом! А потом будь что будет!
Но тут муки совести уступили место сомнениям. Поможет ли принесенная им жертва? Не найдут ли террористы возможность устроить взрыв и без его участия? Найдут, а Артём сядет из-за собственно глупости. Жизнь в тюрьме далеко не сказка. И она может стать адом, если туда же попадут его бывшие руководители — Гулливер, Борман и Аглая. Раз уж решил спасать себя, то иди до конца. Или всё-таки стоит отступить?
Продолжая мысленные мытарства, Артем выбрался из вагона на нужной остановке, стал проталкиваться через толпившихся на платформе людей. Если бы взрывное устройство рвануло сейчас, полегло бы куда больше десяти человек. А если бомба действительно дистанционная и террористы хотят ожесточить народ, то лучшего момента не подобрать. Артем настолько перенервничал, что ему показалось, будто он услышал звук взрыва, из-за чего чуть было не выпустил бомбу из рук. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение — бледный, как сама смерть, с губами, превратившимися в тонкую бурую ниточку. Лоб, покрытый холодной испариной, блестел, словно бы намазанный жиром, глаза метались, выдавая его преступные намерения.
Усилием воли Артем заставил себя собраться и успокоиться. Нельзя в таком виде показываться у офиса Костицына. Заподозрят его вряд ли — почти двадцать лет жизни с блюстителями ослабили бдительность людей — а вот за больного, которому сделалось плохо, принять могут. Поэтому, прежде чем идти к офису, Артем направился в туалет. Там он встал у умывальника и несколько раз ополоснул лицо холодной водой, посмотрел на себя. Блеклый румянец проступил на щеках, глаза, казалось, превратились в один огромный зрачок, заполнивший всю радужку. Артем глубоко подышал, выпил воды. Из кабинки у него за спиной вышел мужчина средних лет.
— Друг, что с тобой? — заботливо поинтересовался он. — Нездоровится? С сердцем плохо? Давай медиков вызовем.
Артем отрицательно покачал головой.
— Всё хорошо, — успокоил он сердобольного человек. — Просто голова закружилась. Болею, а на работу выходить приходится. Если долго не появляться и уволить могут.
— Так вот оно что! — возмутился толстяк. — Да только правда всё. Говорят, лет через пять и отпуск отменят. А мы всё стерпим, деваться-то некуда, — последнее предложение он произнес раздраженно, даже озлобленно. — Ну да ты поправляйся, держись. Семью-то кормить надо.
Мужчина похлопал Артема по спине и ушел. Курков проводил его взглядом, выпил из крана еще немного воды, зажмурился, вытер руки, взял пакет и, несколько успокоившись, продолжил свой путь.
Сколько еще раз он прокрутил последовательность своих действий? Сколько раз паника охватывала его и он, готовый повернуть назад, застывал на месте в нерешительности? Сколько раз оглядывался, уверенный в том, что его преследуют охранники? Сколько раз ему казалось, что один из прохожих его раскусил?
Ни на один из этих вопросов он не смог бы дать точного, да и приблизительного ответа. Но все прошло на удивление гладко. Его не остановили на входе, он спокойно перемещался по зданию офиса и, если бы не надоедливые служащие, назойливо повторявшие один и тот же вопрос с одной интонацией «Кого вы ищите?», можно было бы сказать, что он остался незамеченным. Артем недолго колебался, еще в метро он понял, где оставит взрывчатку. Конечно же, в мужском туалете. В конце концов, если затевается война, то сражаться нужно с мужчинами. Даже в государственный период убийство женщин считалось постыдным.
Оставив пакет, он торопливо вышел, покинул здание.
«Когда всё закончится, мы тебя сами найдем», — пообещал старик. Но никто не обращал на Артема внимания. Он отошел недалеко от офиса, сел на лавочку и стал дожидаться. Там его и застал взрыв. В первую секунду Куркову показалось, что его перепонки лопнули от грохота: от испуга он упал на землю. Когда пришел в себя, поднялся, стал оглядываться. Стену офиса буквально уничтожило. Осколки разлетелись во все стороны, Отовсюду доносились стоны и крики раненых. Уцелевшие застыли и беспомощно смотрели по сторонам, хлопая веками. Они не знали, как себя вести. Черт возьми, даже Артем этого не знал! Дым развеялся, пыль постепенно осела, открывшееся его глазам зрелище ужасало.
Мужчина с пробитой головой валялся прямо на тротуаре. Его череп раскололся, в открывшемся отверстии можно было разглядеть мозги несчастного. Женщина, прижавшаяся к дорожному ограждению, жалобно стонала, сжимая свою ногу, из которой потоком лилась кровь. Еще несколько человек, поцарапанный и побитые осколками кирпича, осматривали свои раны и с трудом верили в благополучный исход. Хуже дело обстояло в самом офисе, вид на который открывался через пробитую стену. Раненых и убитых там было куда больше, они кричали, звали на помощь, шептали слова давно позабытых молитв. Смятение, охватившее округу, сменилось паникой. Люди бросились врассыпную кто куда. А Артем застыл на месте, как столб. Его обманули! Пострадали десятки!
«Твоих рук дело, любуйся!» — повторял он про себя.
Тут кто-то подхватил его, бесцеремонно потащил куда-то. Артем не сопротивлялся, шёл не глядя, перед глазами стояла картина разрушений, мужчина с пробитым черепом и женщина с кровоточащей ногой. Куркова затолкали в автомобиль на заднее сиденье, куда-то повезли. Его о чем-то спрашивали, он отвечал невпопад.
Автомобиль выехал за город и остановился. Опомнившийся Артем понял, что впереди сидел внук старика и девушка с запоминающейся внешностью. Волосы ее были интересного цвета — назывался он, наверно, грязно-розовым.
— Ну как вы? — озабоченно спросила девушка. Ее приятный голос в конец вернул Артема на землю.
— Не знаю, — честно ответил Курков.
— Было страшно?
Он кивнул.
— Вы, должно быть, считаете нас убийцами, но поймите, мы делаем это не просто так, — произнесла она.
— Не оправдывайся перед ним! — оборвал ее внук.
— Не лезь, Паша, — спокойно, но твердо ответила она, не отводя взгляда от Артема. — Мы сражаемся за будущее наших детей и внуков, а не за свое собственное. Если пустить всё на самотек, нас ждут годы унижений и бедности, голода и болезней. Вы представляете, сколько людей погибнет от того, что им не хватит денег оплатить медицинские расходы, сколько детей, чьи родители оказались неудачливы, окажутся обреченными на нищету? Если бездействовать сейчас, нас ждет нечто худшее, чем кастовая система или рабовладение. Мы прольем немного крови сейчас, чтобы в будущем она не текла рекой. Постарайтесь понять, вы поступили единственно правильно.
Пока она говорила, подъехал еще один автомобиль, из него вышел старик и четыре вооруженных мужчины, которых Артем никогда не видел. Курков заподозрил неладное. Уж не собираются ли от него избавиться?
Старик подошел к автомобилю своего внука и его подружки, открыл заднюю дверь.
— Ты нам здорово помог, Артем. Революция этого не забудет. Тебя отвезут в пригород, отсидишься там пару дней.
— Вы обещали помочь мне выбраться отсюда, — напомнил Курков. Он сумел смириться с содеянным и теперь снова думал о том, как выбраться из передряги, в которую попал. — Говорили, что достанете поддельные документы.
— Если пожелаешь, так и будет. Просто теперь тебе не обязательно уезжать. Ты больше не преступник, ты герой.
— А что переменилось за прошедшие часы?
— Власть переменилась, — ответил старик. — Ладно, сейчас некогда болтать. Павлик, ты едешь с нами, а ты, — обратился он к девушке, — отвези его к себе, пускай отдохнет. За сегодня он натерпелся.
— Ты уверен, что это хорошая идея, оставить его наедине с ней? — спросил внук.
— Уверен. Теперь Артем один из нас, — сказал старик. — Пойдем, мы и так выбиваемся из графика.
Старик и его внук ушли, девушка между тем села за водительское сиденье.
— Если хотите, можете перебраться вперед, — сказала она.
Артем пожал плечами, принял ее предложение.
— Тут недалеко, — заверила она. — Приходилось когда-нибудь бывать за городом?
Артем поморщился — не хотелось говорить о пустяках после того, как по его вине погибли люди.
— Нечасто, — уклончиво ответил он.
— Сейчас вообще люди стали нелюбознательны, — отозвалась девушка. — Большинство никогда не выбиралось за пределы своего города. Мир, говорят, стал одинаковым.
Артем снова пожал плечами.
— Я не видел мира, я и за городом толком ничего рассмотреть не успел.
— А что вы там делали? Если не секрет, конечно.
— Не секрет. Гулял. Я тогда учился еще, школу заканчивал. Один или два дня до выпускных экзаменов оставалось. Из дома не вылезал, зубрил. А родители волновались. И мать, и отец гулять отправляли, чуть не заставляли. Успокаивали, говорили, что ничего страшного на экзамене не случится. Я ведь учился довольно-таки неплохо. Да вообще в школе мне жилось привольно, — то ли обаяние девушки и ее привлекательность, то ли что-то еще заставило Артема говорить больше, чем он собирался. Неожиданно для самого себя он разоткровенничался. — Знаете, как оно бывает, всё получалось. Девушка у меня была, Таня, просто красавица. Светленькая, стройная, хорошенькая. Много во всех смыслах приятных часов провел с ней. Думал, влюбился. Да и она мне в любви клялась. Только как школу закончили, всё само собой прошло. Не к месту вспомнилось. Так вот, родители меня чуть ли не силком заставили отдохнуть. Я со школьными друзьями пересёкся, погуляли чуть, только расслабиться как следует не получилось, в мыслях одни задачи по физике да математике. Хотел домой возвращаться, а потом на часы посмотрел, прикинул, сколько до экзамена осталось. Ну, думаю, толку садиться, вечер уже, сосредоточиться не получится, завтра с утра повторю, что забыл и на экзамена. Точно-точно, дело было за день до экзамена. Пошел я по аллее, парк этот знаете, у озера, его нынче жители выселок облюбовали. Тогда еще он считался довольно престижным местом. А я отвлечься хотел, вот и потянуло меня на приключения. Дай, думаю, сверну на грунтовую тропинку. Выбрал самую непротоптанную и вперед. Шел-шел, смотрю, людей вокруг нет, кругом заросли. Не по себе стало. Мысль мелькнула: догуляюсь сейчас до того, что домой не вернусь. Но тут примешался интерес первооткрывателя, если хотите, — Артем усмехнулся. — Ускорил шаг и вперед. Выбрался на аллею. Асфальт потрескался, лавочки разбиты, но пару человек всё равно там гуляли. Выглядели, правда, по-другому, не так, как горожане. Знаете, — Артем тряс перед собой руками, пытаясь подобрать нужное слово, — даже взгляд отличался. Когда их увидел, почему-то сразу возникла ассоциация с загнанными лошадьми. На меня внимания никто не обратил, хотя пару враждебных взглядов в мою сторону метнули. А мне любопытно, выбрался на аллею и пошел вверх. Там по-настоящему красиво. Ивы растут, да пышно как, тополя свой пух разбрасывают, сирень хоть и отцвела, а пахнет приятно. И цветы, так много неухоженных цветов, заросших сорняком. Навести там порядок, и горожане бы на ту аллею ходили гулять.
— Я знаю это место, — отозвалась девушка. — Часто там бываю. Слушаю вас и удивляюсь — словно бы место это замерзло во времени. Как было тогда, так осталось и теперь. Разве что редко когда встретишь там прохожих. Боятся: говорят, бандитов там много.
— Так или иначе, гуляю я по аллее, никого не трогаю, а тут один старичок меня окликнул. Он о чем-то спросил, потом слово за слово и завязался разговор. Хотя, по большей части говорил он один. Рассказал, как там очутился, — Артем остановился, уставился куда-то вдаль, поджал губы. — Сказал мне, что в молодости верил в лучшее. Не был таким вредным и скептически настроенным. Работал в поте лица, на всем экономил, откладывал деньги, когда только предоставлялась такая возможность. Мечтал переехать в город. Десять лет проработал, двадцать проработал, а ничего не менялось. Деньги, которые откладывал, копились чрезвычайно медленно. Решил все вложить в какой-то участок земли, заняться земледелием, да прогорел. Вернулся на родной завод, устроился на копеечную зарплату и работал до тех пор, пока сил хватало. А как они его покинули, ушел. Сказал, живет на копейки, чуть не попрошайничает. Не знает, как быть, когда кончатся все деньги. А в конце произнёс фразу, которая почему-то отложилась у меня в памяти, да настолько отчетливо, что могу слово в слово повторить. Сначала спросил меня, знаю ли я, почему его жизнь так сложилась, не думаю ли, что он остался у разбитого корыта, из-за того, что был лентяем и лоботрясом? Я ответил, что нет. Тогда он и говорит: «А у разбитого корыта я потому, что честный труд не ценится на рынке, предложение всегда превышает спрос». А потом добавил: «Не уверую в свою исключительность, если вдруг твоя жизнь сложится счастливо и тебе удастся разбогатеть. Это не значит, что ты я талантлив, умен или трудолюбив. Это означает лишь одно — тебе просто повезло».
Уж не знаю, почему меня так тронули его слова. Помню, как чувствовал себя, возвращаясь домой. Словно бы меня прижали к земле прессом, весившим тонну. Какая-то обреченность охватила. Сама мысль о том, что судьба человека не определяется его усилиями, слепой жребий решает как и кому жить, рушила весь фундамент, на котором зиждилось мое мировоззрение. Тогда подумалось, если всё равно в итоге останусь ни с чем, так зачем вообще что-то делать? Жуткое ощущение. Ни до того, ни после того не мог назвать себя фаталистом. Но идя по узенькой тропинке в беспроглядной тьме, я поверил в судьбу. Хотя неправда. Не в судьбу, в социальную предопределенность. Убежденность в том, что у тебя всё получиться, если потрудиться, вбивавшаяся в голову с детства, пропала. И я повторял и повторял слова про труд, который совсем не ценится. Вернулся домой за полночь. Родители бросились расспрашивать, что да как, а я в ответ неопределенно мычу. Поужинал, спать лег, да всю ночь проворочался, а под утро провалился. Мать часов в десять меня добудилась. На экзамен опоздал. Сел писать, а сосредоточиться не могу. «Вот, — думаю, — напишу я его на отлично и что дальше? Отец получит низкий процент по образовательному кредиту. Но не будь у моего отца высокооплачиваемой работы, кто бы ему этот кредит дал, хоть бы я эти экзамены на двести из ста баллов написал?»
— Рассказывают, что банки выдают кредиты особо успешным ученикам без финансового подкрепления. Выплаты производятся по окончанию обучения самим учеником, — сказала девушка. — Уж не знаю, насколько это правда.
— Да? Может и так, да только я об этом тогда не подумал. Сидел, пялился в свой экзаменационный билет и гадал, какая разница, успею я его заполнить или нет, если всё равно обречен. А как до конца осталось полчаса, меня охватил самый что ни наесть настоящий ужас. Стал наугад его заполнять, хвататься то за одно, то за другое, так и завалил экзамен. Отцу, правда, хватило денег оплатить мою учебу, да толку от непрестижного диплома? Выпускников дорогих вузов расхватывают, даже если они без калькулятора умножать не умеют, а я хоть и учился прилежно, оказался просто брошен. Вот и верь после этого в рынок, конкуренцию и прочие сказки. До сегодняшнего дня тешил себя надеждой, что поднимусь рано или поздно, что меня оценят по достоинству, да только тщетно. Ведь честный труд не ценится на рынке, — Артем остановился. Он заново пережил те неприятные минуты своей жизни, дыхание перехватывало от волнения, а думать о чем-то связно не получалось. В голове возникали образы событий давно минувших дней, до сих пор вызывавшие сильные эмоции.
— Мой отец, — решила заговорить девушка после затянувшейся паузы, — любит шутить по поводу рынка. Знаешь же эти теории спроса и предложения о формировании цены. Так отец говорит, что на самом деле спрос и предложение не имеют никакого значения. Цена определяется в большей степени скоростью и направлением ветра и в меньшей настроением покупателя и продавца. Особенно ярко это проявляется, когда есть возможность купить один и тот же товар по разной цене, но покупатель неизвестно по какой причине предпочитает дешевому дорогой товар, хотя по качеству, как правило, они друг другу не уступают. Эффект сноба.
— Так оно и есть, — согласился Артем.
Они поддерживали разговор всю дорогу, делились своими наблюдениями, историями из жизни, много шутили. Неловкость, которая обычно возникает среди двух незнакомых людей, не ощущалась. Артему казалось, что он мог говорить с девушкой на любую тему.
Приблизительно через сорок минут они въехали в какой-то город, покружив там, добрались до дворов. Девушка остановила машину и велела Артему выходить.
— Сейчас заскочим ко мне домой. Тебя всё равно заметят — новичков всегда замечают — потому постарайся вести себя как можно естественнее. Глядишь, никто ничего не заподозрит, — добавила она, перед тем, как покинуть автомобиль.
Двор, в котором оказался Артем, разительно отличался от тех дворов, которые он видел в городе, и даже на выселках. Жуткие разбитые дороги, всюду засохшая грязь, исписанные ругательствами стены, колодцы без люков. Даже воздух был другим — дышалось тяжело, запах был специфический, чем-то напоминавший вонь, исходившую от сгоревшей серы. С непривычки Артем закашлялся.
Немногочисленные детишки, бродившие во дворе, враждебно посмотрели в сторону чужака. Артем обратил внимание, что их лица серовато-желтые, сами ребята тощие, выглядели болезненно.
— Артем, — окликнула его девушка, — нам туда.
Указав направление, она двинулась к подъезду. Курков окинул двор взглядом еще раз и увидел жуткие трубы, возвышавшиеся над многоэтажками. Из труб валил разноцветный дым и, судя по всему, отходы производства растекались по всему городу. Артему стало не по себе от мысли, что он дышит желто-зеленым газом.
Осколки от битых бутылок, разобранная лавочка, вытоптанные цветник — вот какая картина открывалась перед самым подъездом. Грязный мужичок валялся у самой двери и голосил какую-то песню, слова которой Артем так и не разобрал. Заметив девушку и Куркова, он оживился.
— Нового себя нашла?! Ну, ты и блядь! — сказав это, он заржал.
Артем хотел было заступиться за свою спутницу, но оробел, промолчал.
— И вам не хворать, Евгений Николаевич, — улыбнувшись, ответила девушка. Она открыла дверь подъезда, пропустила Артема, только после зашла сама.
Оказавшись там, Артем невольно попятился — в нос ударил запах помойки, разбросанный по узенькой лестнице мусор, по большей части составлявший объедки, вызвал отвращение.
— Не сладко, — заметила девушка. — Да деваться некуда. Ты не бойся, поднимайся.
Брезгливо поморщившись, Артем тоже начал свое восхождение.
Поднявшись на четвертый этаж, она открыла одну из дверей на лестничной площадке. Внутри оказался длинный коридор, который был довольно чистым, особенно, в сравнении с лестницей. Вдоль коридора располагались проемы, отделенные друг от другу худыми, чуть ли не картонными стеночками, вход в которые прикрыт когда куском фанеры, когда занавеской, а когда и потрепанным матрацем. Миновав несколько таких проемов, девушка остановилась, аккуратно постучала по стенке одной импровизированной комнатки.
— Мам, ты дома? Это я, — после чего подняла занавеску. Взору Артема открылась сильно вытянутая комнатка длиной приблизительно два-два с половиной метра, а шириной раза в три меньше. С противоположной стороны стены окна не было, с потолка свисала блекло светившаяся лампочка Ильича, к одной из стенок прибита небольшая прямоугольная доска, по всей видимости, игравшая роль стола. В углу с трудом умещался матрац, накрытый бельем не первой свежести. Внутри никого не оказалось.
— А вот здесь живу я, — сообщила она, откинув занавеску комнатки-близнеца той, в которой они только что были. — Помоги.
Она приподняла свой матрац, Артем придерживал его. Девушка нащупала с той стороны отверстие в полу и, порывшись там некоторое время, достала маленькую связку ключей.
— Слава богу, не украли. Ну, пошли, — сказала она.
Они спустились вниз. Их автомобиль пропал, но девушка, казалось, не заметила этого, зашагала прочь из двора.
— Куда мы идем? — спросил Артем.
— В безопасное место. Пока отсидишься там.
Вскоре они выбрались к пустырю, зачем-то огороженному забором. Пробравшись через лаз, они очутились на той стороне, где когда-то велась стройка, которую теперь забросили.
— Придётся тебе пожить здесь, — сказала она. — Давай всё покажу.
Девушка проводила Артема в наспех сколоченный деревянный домик, открыла его с помощью ключа, взятого из-под матраца. Внутренняя обстановка небогатая: телевизор, раскладушка, тумбочка и небольшой холодильник.
— Питание от генератора, сам он на улице. Топливо понапрасну не расходуй, оно может нам понадобиться. В холодильнике есть немного воды, на счет еды не знаю. Можешь посмотреть телевизор, но только недолго, — проинструктировала Артема девушка. — В ближайшее время тебя обязательно навещу.
Артем хотел возмутиться, но понял, что это не имеет никакого смысла. Он стал соучастником теракта, если его поймают, отвечать придется по всей строгости. Не оставалось ничего, кроме как подчиняться требованию этих борцов за свободу или кем там они себя считают.
— Я не прощаюсь, — между тем сказала девушка, схватила с тумбочки небольшой томик сочинений некоего Тютчева и спустившись в лаз, исчезла.
Поначалу Артем думал, что самым разумным будет поспать. Он примостился на раскладушке, закрыл глаза и лежал, да только расслабиться не получалось. В голову лезли всякие мысли, он сильно нервничал, ворочался с боку на бок. В конце концов, решив скоротать время, завел генератор и включил телевизор. В программе как раз были новости. Посмотрев выпуск, Артем понял, в какую историю угодил. Теперь недостаточно просто спрятаться в домике у черта на куличках, нужно уезжать далеко отсюда, за тысячи километров и поскорее. Досмотрев выпуск до конца, Курков запаниковал. Матерясь полушепотом, он выскочил на улицу и стал мотаться по заброшенной стройке из стороны в сторону. Потом несколько успокоился, вернулся в домик и уснул. Там он провел почти сутки, не находя себе место.
На следующий день около часа дня с улицы донесся какой-то шум. Артем перепугался, вышел наружу, перевел свой взгляд на отверстие под стеной. Увидев лицо девушки, он несколько успокоился.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Иди сюда, тут одному товарищу помочь нужно, — сказала она.