Слышал же, — Игорь Олейников быстро строчил пальцами какое-то сообщение начальнику охраны. — Дело Гончарова закрыли. Деньги так и не отсудили.
— Это тот, который украл девять миллионов, перевел на счёт сына и пулю себе в лоб пустил? — уточнил Вадим.
— Там сложнее: он давно дела водил с окровителями, вены себе регулярно резал. Когда перевод денег осуществлял, сигнал совсем слабый был. Доказать его причастность не получалось, готовились к допросу на когнитивном детекторе…
— Что еще за детектор?
— Ну, тот, который якобы восстанавливает воспоминания и позволяет читать мысли. Я во всю эту хрень не верю, но Гончаров перепугался, — Игорь оттопырил указательный и средний пальцы, мизинец и безымянный согнул, а большой отставил в сторону, изобразив пистолет. Приставив «дуло» к виску, шевельнул большим пальцем, имитирую движение курка. — В общем, пустил себе пулю в лоб, никаким детектором не прочитаешь. Деньжатки семье достались. Будут теперь до конца жизни на проценты существовать, еще и внукам останется. Хотел бы я, чтобы мой батька таким же отчаянным был, — сказал Игорь и загоготал. — Оно б не копался в базах данных — знай себе, разъезжай по заграницам да шампанское пей.
— Странный этот Гончаров, — заметил Вадим. — Смысл пускать себе пулю?
— Говорю же, не сделай он этого, деньги бы отобрали. Если не детектором, то на допросах бы раскололся. Девять миллиардов, ты такое количество нулей представить можешь? На такую сумму не одну — десять жизней прожить можно.
— Так ему-то всё равно не достанутся.
— Зато семью обеспечил. Да ты ж у нас холостяк, от того не поймёшь. Мужик родных содержать должен. Если он настоящий мужик, конечно.
— О, да брось ты этот постиндустриальный бред нести. Ты типичнейший сексист. Сегодня женщина зарабатывает не меньше, а то и больше, чем мужик, но себе в голову представительницы прекрасного пола стрелять не торопятся.
— Ай, да что я тебе объяснять буду! Как семью заведешь, поймешь.
— А я, может, на содержании супруги буду, — хохотнул Вадим. — Ребенка нынче выносить любой может, так чего мне стыдиться?
— Ты это сейчас всерьез? Без шуток? — он всполошился, отвёл свой взгляд от монитора. — Потому как смешного в этом нет ничего. Нас чувства собственного достоинства лишают, а ты так спокойно к этому относишься? Посмотри телевизор — черт его разберёт, мужик на экране или баба. Рядятся, как черти, манерничают, как пидорасы, да ещё жизни нас учат. Я тебе вот что скажу, Вадик. Ты молодой ещё, не шибко сообразительный, но на эти разговоры про равенство полов не ведись. Не дело это, когда мужику в пузо эмбрион запихивают. Баба должна быть бабой, а мужик должен быть мужиком. Задумывался когда-нибудь, почему деньги бабками называют? Ты поразмысли над семантикой слова, может, дойдёт.
— Так почему? — Вадима забавляло, когда Игорь горячился по всяким пустякам. Поэтому обыкновенно он подливал масла в огонь и наблюдал за реакцией Олейникова.
— Потому что бабки от слова бабы. Мужик он как определяется — через секс. Раньше, пока еще не было этой, как ее, моногамии, когда мы, — Игорь постучал себя ладошкой по груди, — в лесах в одних труселях бегали, а то и вообще без них, тогда мужиком тот считался, кто больше баб оприходовал. А потом люди вместо секса стали деньгами заниматься. И у кого, значит, денег больше, у того, выходит и баб больше, или бабок. Понял мысль?
— А если бабок больше у бабы, выходит она мужик?
— Нет, выходит у нее не муж, а баба. Потому и говорю — задача мужика иметь как можно больше бабок. Коли себе такой задачи не ставишь, только и остается говорить о равенстве полов, обвинять мужиков в сексизме, а самому на морду блестки сыпать и помадой губы красить.
— То есть мужик должен работать, а баба за плитой стоять?
— Ой, деревня. Кто говорит работать? Как ты бабки получил, значения не имеет. Вообще, по-честному много бабок не срубишь. Нужно искать, варианты продумывать. Вон Гончаров справился, он настоящий мужик.
— А ему от этого легче?
— И зачем перед свиньей бисер мечу! — раздраженно заметил Игорь. — Сиди себе, да по клавишам щелкай. Тебе только и остается, что детей вынашивать.
— Так мы с тобой вроде вместе сидим. И бабок у тебя не намного больше, чем у меня. Выходит и тебе только детей и остается вынашивать, а жена твоя пускай работает?
Игорь злобно посмотрел на Вадима.
— Ты бы за языком послеживал, да слушал, что умные люди говорят.
— Это ты-то умный? — подколол напарника Вадим.
— Да пошел ты! — Игорь в конец рассвирепел. — Коли б не блюстители, саданул бы тебе, да с работы вылететь не хочу.
Вадим рассмеялся, отмахнулся от друга и погрузился в работу.
…
Профессия Вадима Киселева — охранник-наблюдатель — не считалась престижной. Но получал он неплохо, плюс располагал доступом к данным сервера. Вопреки заявлениям руководителя «Либертарианца» Вячеслава Доронина о том, что база данных фиксирует правонарушения автоматически, используемые нейросети посредственно справлялись с правильной оценкой ситуации, в одних случаях недооценивал опасность, в других воспринимая драку подростков за вооруженное нападение. По этой причине была предусмотрена возможность дешифровки информации охранниками-наблюдателями. Формально они не имели права просматривать архивы без достаточных на то оснований, но место для злоупотреблений оставалось. Киселев и Олейников не стали исключением: они периодически просматривали фрагменты жизни богачей, посмеивались над их причудами и праздным образом жизни, хотя в глубине души мечтали оказаться на их месте.
Однако, слишком часто копаться в жизни других людей у них не получалось: по сравнению с базами данных обычных граждан, базу данных охранника мог просматривать только его напарник, но нейросети сервера-приемника умела выявлять злоупотребления наблюдателей при условии многочисленного нарушения запретов.
Несмотря на разногласия, которые неминуемо возникали между охранниками, Вадим и Игорь поддерживали дружеские отношения, но не из-за взаимной приязни, а скорее от взаимной неприязни. Каждый знал слишком много подробностей из жизни другого и мог их использовать в личных целях. Потому оставалось скрепя сердце и стиснув зубы дружить друг с другом. Больше того, они заключили между собой пакт, согласно которому без красной лампочки не станут просматривать материалы другого. Красной лампочкой называли индикатор правонарушения, которое требовало отдельного рассмотрения, не входило в список преступлений, по которым сервер-приемник мог выносить постановление автоматически.
Разумеется, Вадим не был доволен своим положением. И от того, что он имел доступ к данным людей состоятельных, становилось только горше. Наблюдая за роскошью, в которой они жили, за праздным, ни чем не омраченным состоянием, регулярными полетами на курорты Северной Африки и Южной Америки, откуда сигнал блюстителей банально не достигал сервера-приемника, Вадим злился. Он буквально ощущал, как зависть пожирает его изнутри, но даже не пытался бороться с этим чувством. Отличался он от большинства остальных завистников, пожалуй, тем, что не был скупым. Иногда Киселев тратил деньги быстрее, чем зарабатывал, а потому постоянно думал о том, что его напарник Игорь называл вариантом. Вадима не интересовал путь, который избрал Гончаров. Дети и жена — это хорошо, но должна быть возможность самому погулять на заработанное.
Главным препятствием на пути к успеху на криминальном поприще служил напарник. Одно время Вадим даже размышлял над тем, как после совершения преступления избавиться от Игоря и уничтожить улики. Но быстро отбросил эту мысль. Убийства охранников случались, и в первую очередь подозревали напарников, которые душегубами и оказывались. Подумывали даже, чтобы данные наблюдателей сервер-приемник обрабатывал в общем порядке, но от идеи пришлось отказаться. Если базы данных наблюдателей станут обрабатыватья в общем порядке, они так или иначе могут быть использованы другими наблюдателями в качестве компрометирующих материалов. Глупо было рассчитывать на то, что люди, понимающие, как работает сервер-приемник, не сумеют его взломать, если возникнет такая необходимость, поэтому решили поступить проще и предоставить доступ к базам данных охранников-наблюдателей только их напарникам. В случае же неожиданной гибели одного из них, по второму тут же проводилась тщательная проверка, которая выявляла все возможные вмешательства в программу сервера-приемника и шаг за шагом позволяла вычислить убийцу, если напарник действительно таковым являлся.
…
Домой Киселев возвращался рано утром. График работы был посуточный, несколько неудобно поначалу, но быстро привыкаешь. Вадим поднялся по ступенькам и свернул во дворы. На улице уже гуляли старики со своими собаками. Живых животных почти не было, только автоматы, но выглядели киборги совсем как настоящие, двигались пластично и изящно, поведение абсолютно естественное, отличить можно было с трудом. А вот и старенькая еврейка Шниперсон с технической новинкой — киборг-ребенок. Мальчику на вид около трех-четырех лет. Приятная внешность, но пока не доведенная до совершенства. Разговаривает с трудом, хотя двигается так же плавно и пластично, как собаки. Трехлетнему мальчику это не идет, создается впечатление, будто он слабоумный. Но старушку Шниперсон он, по всей видимости, полностью устраивает.
— Здравствуйте, Фаина Соломоновна, — поздоровался с ней Вадим.
Старушка мягко улыбнулась, помахала ручкой. Мальчонка посмотрел сначала на нее, потом на Вадима, после чего в точности повторил жест старушки. Шниперсон засмеялась.
— Вот умница, Коленька. Поглядите на него. Совсем как взрослый. Умница ты моя, — она наклонилась к нему и поцеловала мальчика в щеку. — Заметили, как он вырос, Вадим Сергеевич?
— Прямо на глазах, — подыграл ей Вадим. Считалось неэтичным напоминать хозяевам киборгов о природе их питомцев. Люди для того и создают удивительно точные копии, чтобы обманываться. Незачем рушить их иллюзии своими приземленными замечаниями. Жизнь они посвятили работе, одно это заслуживало уважения. Почему бы на старости лет не подыграть им? Не отвалится же у Вадима язык, если он назовет пластикового Бобика живым. Или Коленьку Шниперсона, который никогда не станет выше или умнее, подросшим.
Вадим поднялся к себе на лестничную площадку, уже начал открывать свою дверь, как вдруг из квартиры напротив вышли соседи. Муж — толстый сноб с вечно сальными короткими волосами и отчетливо виднеющимися пятнами под мышками. Жена — красавица, заплатившая за внешность не один десяток тысяч. Хирурги постарались на славу: кожа идеально гладкая, слегка бледноватая на вкус Вадима, но реагирующая на загар; носик маленький, курносый; губы полные, над верхней отчетливо различима маленькая родинка, придававшая внешности супруги щепотку бесстыдства. Имен их Вадим так и не запомнил, про себя называл Колобком и Лисой.
— Вадим Сергеевич, как хорошо, что мы вас встретили, — заискивающе заулыбался Колобок. Все в доме знали, кем работает Вадим, а потому, хоть и не уважали его по-настоящему, но побаивались, старались быть с ним вежливыми и угодливыми. Про наблюдателей ведь всякие слухи ходили.
— Доброе утро, — нехотя поздоровался с ними Вадим.
— Здравствуйте, — хихикнула Лиса, а Колобок протянул свою толстую ладонь с короткими пальцами и крепко пожал руку Вадима.
— У нас к вам серьёзный вопрос, — между тем продолжил толстяк. — Моя супруга ударилась в крайнюю степень либерализма. Ей, видите ли, не нравится моя манера поведения, она, видите ли, сочла меня снобом. Понимаете ли, я не достаточно щедр для нее.
Вадим мельком глянул на полные груди Лисы и припомнил, какими они были, когда парочка только переехала сюда.
«А как по мне, ты настоящий транжира», — подумал Вадим и проникся жалостью к несмышленому толстячку. Как и положено Лисе, эта чертовка съест Колобка с потрохами, и отправится искать себе настоящего волка, а не жалкую бесформенную лепешку, души не чаявшую в своей губительнице.
— Она вдруг решила, что состоятельные люди, — тараторил меж тем Колобок, — обязаны помогать так называемым страждущим, а на деле бездельникам и пропойцам, палец о палец не ударившим ради того, чтобы выбраться из дыры, в которую угодили по собственной глупости. Видите ли, она прониклась жалостью к отребью, решила, что мусор, который по ночам квартируется на лавочках и под заборами на выселках, нуждается в нашей помощи.
— Это называется филантропия, Подушечка, — прервала его тираду Лиса. — Незачем Вадима Сергеевича тревожить по таким пустякам. У него и своих дел невпроворот, неправда ли, Вадим — она сделала паузу, томно вздохнула, — Сергеевич? — закончив, широко улыбнулась, продемонстрировав идеально ровные, белоснежно-чистые зубы. Прямолинейный напарник Вадима Игорь называл такую улыбку конской.
«Скалятся как лошадюки, — повторял Игорь, увидев на постере девушку с подобным оскалом. — А улыбкой это не назвать, в глаза им смотришь, а по ту сторону пустота».
— Нет, не мешай, мы этот вопрос прояснить должны, — настаивал на своем Колобок. — Вот вы ответьте мне, Вадим Сергеевич, скажите как есть, как думаете, начистоту, как мужик мужику. Должен я своими кровно заработанными деньгами делиться с бездельниками и прохиндеями, которым, якобы, не улыбнулась судьба? Рассудите нас, а то ей без толку повторять. Пока кто третий не скажет, не убедится.
— Я не совсем уловил суть вопроса, — сказал Вадим, про себя подумав, что толстяк ужасный зануда и, пожалуй, нечего Лисам жалеть такого, лучше глотать разом и идти на поиски волка, ну или, если еще не наелись, очередного колобка.
— А суть вопроса вот в чем. Как вы относитесь к благотворительности? — сумел, наконец-то, лаконично сформулировать скомканным клубком вертевшиеся у него в голове мысли.
— К благотворительности? В целом отрицательно. Здесь я солидарен с вашим мужем, — он посмотрел на Лису и подмигнул ей. — К примеру, стали бы вы жертвовать что-нибудь из своих вещей на нужды нищих? Хотя бы туфли, которые на вас сейчас надеты. Отдали бы вы их первому попавшемуся обездоленному, если бы он вас об этом попросил?
— Вот, послушай, что умный человек говорит! — обрадовано произнес толстячок, задрав вверх свой бесформенный, расплывшийся по всему лицу нос.
Лиса прикусила нижнюю губу и бросила в сторону Вадима такой взгляд, от которого у него по спине побежали мурашки.
— Мы же говорим о деньгах, а не о туфлях. Туфли — это вещь, а деньги — бумажки, — возразила она, поправляя прическу и неторопливо разглаживая блузку.
«Надо же, — подумал Вадим. — Флиртует со мной на глазах у мужа, а он, дурак, и не замечает. Надо будет с ней переспать, чтобы у этого толстяка открылись, наконец, заплывшие жиром глаза».
— Туфли — всего лишь материальная реализация той идеальной сущности, которую мы называем деньгами, — повторил Вадим фразу, которую заучивал еще в университете, чтобы сдать современные основы философии. — Отдать туфли равносильно тому же, что и отдать деньги. Просто бумажки — это одна из форм материальной реализации феномена денег, а туфли — другая. Поэтому если вы не готовы пожертвовать своими туфлями для нуждающихся, значит вам не в чем упрекать мужа, который не желает жертвовать просто-напросто другой формой денег, воспринимаемой нашими органами чувств, как бумажки. По сути-то, бумажки равносильны туфлям, а коэффициент равенства есть количество бумажек, на которые некто готов обменять туфли.
— Какая глубокая мысль, — восхитилась Лиса, хлопая длинными ресницами и медленно проводя пальцами левой руки над ложбинкой между грудями.
— К сожалению не моя, а философа Пустобрехова. Это именно он заложил основы философии современности и разработал метафизическую диалектику денег, — с трудом извлек из своей памяти окончание абзаца Вадим. — А что касается выселок и бездельников, лично я считаю, давно пора повысить арендную плату и пускай эти нищие катятся в свои богом забытые промышленные городки, где не продохнуть от дыма. Там хочешь не хочешь, работать придется или копыта отбросишь.
— Вот-вот! Слушай и запоминай, что умные люди говорят, — сказал толстяк с таким важным видом, будто он сам процитировал философа Пустобрехова.
— С вашего позволения я пойду, спать очень хочется, — сказал Вадим.
— Конечно, Вадим Сергеевич, — засуетился толстяк. — Простите, что отнял ваше время, большое вам спасибо, что убедили эту дуреху, — произнося это, толстяк умудрился ухватить Вадимову руку и на протяжении всей тирады тряс её.
— Да, спасибо вам большое, Вадим Сергеевич, — сказала жена, после чего подошла к нему вплотную и обняла, буквально вжавшись в него. Вадим отчетливо ощутил близкую к естественной упругость грудных имплантов, возбудился.
Толстяк замялся, растерялся. Очевидно, выходка жены ему не понравилось, а ее прощание с Вадимом затянулось.
— Ну, всё, нам пора, — сказал он, схватив супругу за локоть. — Еще раз огромное спасибо!
— Обращайтесь, — ответил разомлевший Вадим, не сводя взгляда с Лисы. Она продолжала призывно улыбаться.
Наконец, толстяк сумел утащить ее следом за собой в лифт и уже из-за закрывшихся дверей донеслись упреки, которыми муж сыпал в ее адрес, но прислушиваться Вадим не стал. Толстяк боялся Киселева и даже если застукает Вадима со своей женой, ничего предпринять не посмеет.
Вадим, наконец, открыл дверь своей квартиры, вошел внутрь. Замыкаться не стал, сбросил с себя всю одежду и повалился спать. Нужно отдохнуть. Сегодня ему перечисляли зарплату, хотелось немного покутить.
Проснулся он уже вечером, чувствовал себя не выспавшимся. Сильно хотелось есть. Поставив вариться пельмени, Вадим начал гладить свои прогулочные вещи и чтобы не было так тоскливо, включил телевизор. Шли новости. Молодая конопатая репортерша оживленно рассказывала о каком-то событии, потрясшем Новоград. Вадим сделал погромче.
— Марш негров, официально признавшихся в том, что они негры прошел без происшествий. «Гордость негров», как сами участники называют данное мероприятие, собрал порядка трех тысяч человек. Нам удалось взять интервью у одного из них.
На экране появилась довольная физиономия чернокожего мужчины, широко улыбавшегося в камеру.
— Понимаете, я долго жил, отрицая свой цвет кожи, но многие знакомые, друзья, даже родственники догадывались, что я негр. Я долго обдумывал свое решение, но в конце концов понял — нужно примириться с собой, честно сказать — я тот, кто я есть и я этим горжусь.
— А какую цель преследует ваша акция? — задала следующий вопрос репортерша.
— Наша акция? О, это замечательное мероприятие. Другие люди узнают, что мы негры, понимают — нас нечего бояться, незачем притеснять. Мы такие же люди, как и вы.
— Но все это общеизвестные истины, — возразила репортерша. — Я же спрашиваю вас о цели марша.
— Мы должны привлечь к нашим проблемам общественность, мы хотим тех же прав, что и представители других рас.
— А разве вас притесняют по расовому признаку? — спросила репортерша.
— Просто вы не знаете, что значит быть негром. Это ежедневная борьба с невеждами, считающими тебя неполноценными, это необходимость объяснять неграмотным обывателям, так мало слышавшим о темнокожих…
— Простите, что перебью, но не могли бы вы просто объяснить, с какой целью проводится данный марш?
— Девушка, я же вам объясняю, а вы всё время меня перебиваете! Почему вы так поступаете? Вы расистка? Мы хотим тех же прав, что и представители других рас. Мы хотим, чтобы у наших женщин рождались белые дети, мы не хотим свидетельствовать против других негров в суде, мы требуем уважительного отношения ко всем неграм на планете. Именно для достижения этих целей и проводится марш.
— И как он поможет вам достигнуть этих целей?
— Власти увидят, что мы монолит, единое целое, поймут — нас нельзя игнорировать, будут вынуждены прислушаться.
— А как вы относитесь к законам, запрещающим проведение марша «гордость негров» в восточных городах?
— Крайне негативно. Необходимо принять меры, продолжать бороться за право открыто называть себя негром. Запомните, братья, мы темнокожие и гордимся этим!
Дальше представитель национальных меньшинств начал рассуждать о необходимости выборов темнокожих в органы власти, легализации права светлокожих официально признавать себя неграми, стал призывать в свои ряды молодежь. Но дослушивать его Вадим не стал. Одежду он погладил, а пельмени как раз закипели. Выключив телевизор, наспех поужинав, он собрался и отправился в один из центральных ресторанов. Отдыхали здесь люди состоятельные, и равняться с ними Киселев не мог, но иногда хотелось почувствовать себя собственником. Не простым рабочим, всю жизнь вынужденным платить арендную плату, а человеком, эту плату собиравшим. Приятно было послушать разговоры богачей, а иной раз и принять в них участие, выдавая себя за приезжего деловара. Денег подобные визиты съедали не мало, но не смотря ни на какие соображения, Вадим не мог отказаться от походов в элитные заведения.
Оказавшись внутри, он первым делом направился к стойке и заказал коньяк с лимоном. Поглядывая по сторонам, заметил молодого человека в окружении привлекательных девиц и нескольких парней-лизоблюдов. Взгляды окружающих были прикованы к этому человеку, он небрежным жестом приглашал к себе официанта, угощал всех выпивкой, позволял себе распускать руки, когда одна из девушек, кокетливо виляя задом, подходила к нему достаточно близко. Наблюдая за ним, Вадим ощутил приступ зависти. Парень его ровесник, а уже окружен вниманием и подхалимами, готовыми согласиться с каждым его словом, посмеяться над самой глупой и плоской шуткой, вознести безвкусный и кичливый наряд.
Барменша — низкая блондинка лет тридцати — принесла Вадиму заказ.
— Не подскажешь, — обратился к ней Вадим, поднимая рюмку, — кто этот человек?
— Один из постоянных. Артем Курков. Месяца два как стал здесь чуть ли не каждый вечер появляться. Денег спускает столько, что неприлично даже говорить. И каждый вечер уходит с новой девчонкой.
— Вот как, — протянул Вадим, опустошив рюмку наполовину.
Молодой человек не походил на богача. В манерах чувствовалась простота, жесты слишком размашистые, а поведение вызывающее. Напоминало жителя выселок. Что-то здесь было не так.
— А не знаешь, откуда он взялся?
Барменша пожала плечами.
— Полагаю, из новых, — ответила она. — Денег не считает, его тут каждый официант надул.
— О, как! — хмыкнул Вадим. — Как же умудрились блюстители обмануть?
— А они когда деньги берут, на них не смотрят, сразу себе в карман, пальцами нужную сумму отсчитают, и в кассу. Такое шельмовство даже блюстители не уловят.
— Хитрецы!
— Да ты и сам держи ухо востро, — барменша подмигнула ему.
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил ее Вадим, достал бумажник, расплатился за коньяк и с рюмкой в руке направился к столику, за которым сидел Артем со своей свитой.
Говорил Курков оживленно, никому слова вставить не давал, но словечки нехарактерные для элиты. Те разговаривали важно, неторопливо, лениво шевелили руками, не отводили глаз от собеседника. Артем же галдел, как сорока, смотрел то на одного, то на другого, суетился, мельтешил руками. Вадим попытался было задать ему пару вопросов, но Курков, казалось, не замечал новенького. Догадавшись, что разговорить таинственного богача не получится, Вадим оставил столик, допил свой коньяк, расплатился и ушел. Может быть, Курков из тех везунчиков, что стремительно разбогатели и, не осознав своего счастья, кинулись тратить нежданный выигрыш? Погуляет этот Артем еще пару месяцев, деньги кончатся, и он исчезнет, как появился — так же внезапно. С другой стороны, Вадиму с трудом верилось, что такой недалекий человек — а на первый взгляд Курков производил впечатление дурака — сумел разбогатеть.
«Что-то здесь нечисто», — подумал Киселев. Только как выяснить что? Если Артем приезжий, база данных сервера ничего не даст. Прибывающим в город бизнесменам с запада не прививают блюстителей. Но если Артем в городе на постоянном жительстве… О, тут открывалось море интересных возможностей. Оставалось узнать, как получить доступ к базе, чтобы Олейников об этом не узнал. «Утро вечера мудренее», — рассудил Вадим. Завтра он придумает, как провернуть свой план. А пока следует вернуться домой и попытаться выспаться, как следует.