Они стояли посреди улицы, и вид ученого выражало мрачную обеспокоенность.
— Что именно он говорил? Человек со старой кожей?
— Не помню точно, это было давно. Про то, что железо чуждо плоти… Три души, цифровой океан. Бред, в общем, — Доран склонил голову. — Вы его знаете?
Угрюмый Макс покачал головой.
— Лично не знаю, но слышал о подобных. Заблудшие личности, бродяги, не более. Следуют странным верованиям, еще и заражают ими других, как вирусом.
— Может, он просто психически болен, — отмахнулся Доран. — Такие вряд ли опасны для нормальных людей.
— Нормальных? — повторил Макс. — Каждый считает себя относительно нормальных. И ищет похожих себе.
Доран посторонился, давая проход женщине на стремительном гироскутере.
— А я наоборот думал, что людям свойственно считать себя уникальными. Как снежинки.
— Про уникальность снежинок, конечно, миф, — Макс заметно расслабился, словно вернулся в комфортную среду. — Как ни посмотри, набор форм и линий ограничен. Однако ты используешь метафоры, пацан, уже хорошо.
— Это скорее аналогия… Но человек со старой кожей тоже упоминал метафоры. И называл нас научно ориентированным обществом.
— Названия дают, чтобы отделить одно от другого, — Макс глянул на часы и внезапно повернул совсем в другую сторону, нырнув между двумя кирпичными зданиями.
Доран побежал за ним, оказавшись в узком проходе. Им обоим приходилось идти почти боком, поскольку их плечи не умещались. Над ними шелестели веревки, натянутые между домами. Лоскуты цветной ткани свисали с них, подобно сережками березы, и иногда шелестели, роняя на них холодные капли прошедшего недавно дождя.
— Кто бы что ни говорил, — пропыхтел Макс, боком пробиравшийся вперед. — Но деструктивное это дело — слушать безумцев. Как он оказался в Юхэ?
Доран недовольно проворчал:
— Человек со старой кожей? Понятия не имею. Зачем мы сюда полезли?
— Сокращаем путь. Выступление начинается через пару минут, хотелось бы успеть.
— Надеюсь оно того стоит, — у Дорана не было клаустрофобии, но ему хотелось выбраться отсюда поскорее.
Наконец впереди показался парк. Запахло влажной травой. По центру парка возвышался холм. Отсюда можно было увидеть робота, шарнирные руки которого безустанно трудились.
На верхушке холма на ножках располагалось некое устройство. Всем своим видом он выдавал свою принадлежность до Эпохи катаклизмов — из черного лакированного дерева, грузное и неправильной формы. Доран не помнил, как оно точно называлось.
За этой штуковиной сидел тонкий мужчина в черном. Его длинные волосы касались плеч, а лицо не выражало эмоций. Так бывало, когда ты внутренне настраиваешься на что-то.
К холму постепенно подтягивались люди, они негромко перешептывались. Кто-то готовился к приятному времяпровождению, а кто-то явно пришел работать и исследовать. С планшетами в руках, наушниками и бумагами.
Тонкий мужчина откашлялся, подался чуть вперед и приподнял пальцы. Из штуковины полилась удивительная мелодия.
— Игра на пианино. Помнишь, я тебе говорил?
— Это и есть выступление? — Доран по привычке ожидал, что начнется аффи, на дисплее будут показывать видео или хотя бы танец дронов. Но нет. Все слушали только музыку. И ничего более.
— Да, исполнение заранее отрепетированного номера. Люди развлекались так с незапамятных времен.
— Пока аффи не изобрели, — добавил Доран.
Макс говорил негромко и спокойно:
— Вам наверное сложно воспринимать музыку отдельно. Она тоже относится к метафорическому мышлению… в какой-то мере. Люди сами создавали ее, слушая природу. И умение понимать ее долгое время считалось привилегией элиты. Это называли “искусством”.
Сказал он это многозначительно, но Доран только пожал плечами. Изжитки прошлого. Ученый продолжал:
— Многое изменилось с приходом аффи, которое сразу воздействует на мозг, минуя сложные процессы восприятия. Практически все виды искусства — кино, литература, балет исчезли. Остались только игры. Да и то не все, только те, которые тренируют мышление. Рисование, музыка и скульптинг стали прикладными инструментами для аффи и видеоигр.
— Их делают нейросети, — заговорил Доран.
— Но мы, ученые, иногда помогаем.
Пальцы пианиста порхали над клавишами, надрывная музыка раздавалась над холмом. Она затихала, то снова начинала дрожать и усиливаться. Люди, слушавшие его, молчали, сосредоточенные на своих ощущениях. А вот Дорану было некомфортно. Переливы звуков бесцеремонно заползали ему в голову и заставляли чувствовать то, чего он не хочет. Совсем не похоже на аффи, которое усыпляет и баюкает медленно, для лучшей адаптации мозга.
Доран поежился, и Макс заметил это.
— Да, у многих такая реакция. Но ни с чем не сравниться, верно? Все дело в живом исполнении. Каждый звук создается человеком. Смотри.
Пианист качался в такт мелодии, совершенно погруженный в игру. Его руки увлеченно перебирали клавиши. Со стороны было похоже на видеоигры где надо попадать по светящимся кружочкам, Доран увлекался ими в детстве. Кстати, они улучшили его реакцию и координацию. Но для пианиста нигде ни было экрана, ни нужных кнопочек. Выступление длилось уже пару минут беспрерывно.
— Неужели он делает это все по памяти? — прошептал Доран.
— На слух. Он учил мелодию так долго, чтобы исполняет ее почти неосознанно.
— Так дело в мышечной памяти?
— Ты упрощаешь.
Музыка дрогнула, замедлилась, успокоилась. Пара нажатий, и отзвенели финальные аккорды.
Люди аплодировали, а пианист встал, чтобы поклониться слушателям.
— Зачем вы показали мне это?
— Я хотел, чтобы ты понял, насколько сложно наше восприятие. В Юхэ рассказывают все о мозге и его нейронных связях, но упускают саму суть сознания.
— “Душа”? — Доран не смог скрыть пренебрежения в тоне.
— Такие, как человек со старой кожей, считают, что можно перенести душу в Сеть. Ты, наверное, слышал о взломщиках Вселенной. Когда они умирают, с вир-шлемом на голове, в экстазе и агонии, люди говорят, что они ушли в Сеть.
— Но они же просто умирают. Шлем выжигает им мозг, — Доран не понимал, как можно отрицать настолько очевидные вещи.
— Да, так и есть. С твоей точки зрения. Это твое восприятие. Но у всех оно разное.
Доран вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Макс, ясно видевший его зарождающийся гнев, только усмехнулся.
— Не злись из-за того, что вещи не соответствуют твоему представлению. Мысли самостоятельно, цыпленок! Хватит думать как все.
— Но я всегда имею в виду то, что говорю!
— Твое восприятие старательно лепили в Юхэ. Но ты покинул ее. У тебя есть шанс увидеть мир своими глазами, а не через аффи, созданные вычислениями нейросетей. Вся жизнь впереди, чтобы пережить собственный опыт и составить мнение о мире.
Доран мерно дышал, успокаиваясь. Левый протез ноги заныл от боли. Хотелось присесть и передохнуть. Пианино так и не убрали с верхушки холма, но пианист ушел. Люди оставались в ожидании продолжения.
— Так, нам нужно идти, — заторопился Макс.
— Что такое?
— Тут будет инсталляция. Не будем мешать.
— А посмотреть нельзя?
Макс поджал губы в сомнении.
— Хорошо. Только краем глаза.
— Глаз круглый, у него нет края…
Макс сделал жест, словно закрывает свой рот на молнию. Доран понял и заткнулся.
Инсталляция началась.
Двое людей парили над холмом, держась за руки. Человек в синем тяжелом комбинезоне космонавта времени до Эпохи. И молодая женщина в традиционном одеянии предков — пышном белом платье и белой прозрачной накидке на голову. Все ее одеяние было максимально непрактичным и неудобным, считая юбку.
Позади них двигались декорации — пролетали серебряные модели галактик, перекатывались огромные красные лилии, переливалась радужная ткань, сверкали зеркала. Парочка парила и неотрывно смотрела друг на друга. Странный дрон в форме креста завис между ними, поворачиваясь то к женщине, то к космонавту.
Затем космонавт стянул визор шлема. Это был мужчина. Они потянулись друг к другу и поцеловалась. Робот торжественно произнес:
— Объявляю вас мужем и женой!
Они оба приземлились на холм. Лилии позади них завяли. Одеяние женщины сантиметр за сантиметром окрасилось в такой же оттенок синего, что и комбинезон ее “мужа”. Её лицо сгладилось, став плоским, как яйцо.
Доран опять передернулся. Одно дело видеть подобное в видеолекции. И совсем другое — в живом выступлении.
Сам космонавт тоже изменился. Сняв комбинезон, он отвернулся от женщины и молча крутил ручку небольшого аппарата. Оттуда сыпались зеленые бумажки и тут же исчезали. Но он даже не смотрел на них. Главное — продолжать работать.
— Да, темные были времена, — протянул Доран тихо. — Когда человек не мог существовать отдельно. Постоянно в зависимости от кого-то другого. Особенно дети.
В какой-то момент пара и вовсе поникла, сдулась и опустилась к земле. Макс смотрел на это не с осуждением, как Доран, а с каким-то глубоким пониманием.
— Прежде жизнь человека длилась недолго, всего семьдесят лет. Из них только меньшая половина считалась молодостью. Да и родильных догм не было, в основном живорождение. Женщинам до тридцати необходимо было найти партнера и самостоятельно родить детей. А потом еще и обеспечивать их в довольно дикой конкуренции на рынке труда. Никто никому не помогал.
Доран вспомнил маму. Ей сейчас шестьдесят пять, но выглядела она как эта невеста. И вроде ни на что не жаловалась.
— Тебе, видно, жаль своих предков из двадцать первого века, — сказал Макс.
— Их жизнь была скоротечной и варварской.
— Ты рад, что не родился в то время?
— Еще бы! — заявил Доран. — Принадлежу сам себе, делаю что хочу, живу для себя. И впереди меня ждет еще 85 лет такой же жизни.
Макс понимающе улыбнулся и повел его подальше от холма. Мужчина и женщина уже превращались в пустую оболочку, которую поглощала земля.
***
Макс вытянул руку с дрону, который подлетел к нему с авоськой фруктов.
— Куда мы сейчас пойдем? — Доран поймал апельсин, который он бросил ему.
— У тебя осталось немного времени в Далан-Кине, скоро Даби заберет тебя. Так что хочу успеть показать тебе самое главное.
— Кисло, — парень поморщился.
— Ешь не торопясь, — посоветовал Макс.
— Цитрусовые хорошо приживаются в наших морозных условиях?
— На самой Земле нельзя выращивать или разводить то, что не входит в официальный естественный реестр флоры и фауны. Таковы правила, и их нарушать нельзя. Согласен?
Доран угукнул с набитым ртом.
— Порядок — вот основа жизни в жилых станциях, — говорил Макс. — Но ты наверное заметил, что в научных все немного по другому.
— Вы не боитесь экспериментировать.
— Верно, пацан. Всегда должна быть альтернатива. 10 % случая везде, или начнется необратимый процесс деградации. Поэтому мы позволяем себе совершенно новаторские исследования, вроде попытки вывести морозостойкий сорт цитрусовых.
— И как успехи?
— Результат отрицательный, но это тоже результат. Кто это подтвердит, если не мы? Наука всегда должна быть впереди обывательского мышления. Ученый — это нон-конформист, который мыслит креативно. Так что мы стимулируем свой мозг как можем.
— Только мозг? — Доран имел в виду внушительную физическую форму геоботаника. Тот понял это и хохотнул.
— Мозг подобно мышцам тоже нуждается в кислороде. Так что если решишь подкачаться в науке, милости просим.
Они встали на гироскутеры. Доран был рад отдохнуть от пеших прогулок и расслабленно разглядывал дома.
— Когда я смотрел на инсталляции, я думал о том, каково это, жить на Земле, — сказал он. — Научным станциям ведь разрешено спускаться вниз? Вы посещали Нижние города? Которые построены на прямо на самой земле?
— Конечно! Все из нас там бывали. Ходили по земле предков.
— Много там жителей?
— Я бывал только в научных поселках. Сами жители Нижних городов в основном держатся обособленно. Ты же слышал о них?
— Маргиналы.
— Не надо так критично, цыпленок.
— Но ведь они существуют вне системы станций. Значит, маргиналы. И вообще, как они не вымерли еще? Как можно жить без поддержки станций?
Доран совсем не мог представить этого. Без дежурных дронов, медицины, в дикой природе. Наверное, из-за таких нечеловеческих условий они и превращаются в тех чудовищ, как было в симуляции. Пилорезы казались одичавшими, кровожадными и туповатыми.
— Жизнь внизу после катаклизмов непростая, и ежу понятно, — рассуждал Макс. — Но встречаются то тут, то там маленькие племена.
— Они все еще маргиналы.
— Не описывай их как злодеев. В основном это потомки людей, в свое время отказавшиеся переселяться на небо. А также те, кого не пустили — с неисправимой генетикой и наследственными болезнями, как психическими, и так и физическими. Думаешь, в этом была их вина?
Тут Дорану пришлось согласиться.
— Но как видишь, пацан, они сумели взять себя в руки и выжить. Люди всегда умели приспосабливаться. Их стоит уважать за это.
Они проезжали совсем рядом с роботом-трудягой. Вблизи он казался еще громаднее, а его шарниры скрипели. Вряд ли его держат из-за эффективности, ведь двигался робот медленно и был неповоротлив, зарытый по пояс в земле. Похоже, он просто достопримечательность. Они поехали дальше, к периферийным районам.
Уже там Макс завел Дорана в лифт, но на этот раз он отвез их вниз.
***
Как только ученый и глайдер слезли с гироскутеров, они помчались обратно, в город. Макс снова достал планшет, пока Доран осматривался — они находились посреди долины. Вдали виднелась сопка, скрытая за легким туманом.
— Подожди, сейчас, — Макс нашел что-то на планшете. — Когда девчонки впервые увидели, они просто визжали от восторга.
Доран догадался, что он имеет в виду Мичиру и Даби, но с трудом представил их визжащими.
Пол под ними дрогнул. Доран рефлекторно дернулся, чтобы побежать, а потом опомнился. Участок земли под ними исчез. Под ними проплывали бескрайние луга и серебряная река, отражавшая тусклый свет солнца.
— Опять цифровой дисплей? — Доран присел на корточки.
Макс хитро ухмыльнулся.
— Нет, это стеклянный пол.
— Вот это да! Так вот почему мы ехали на лифте сюда. Мы же сейчас на высоте двух тысяч метров, правильно? — Доран мог разглядеть, как тени облаков ползут по зеленым долинам. — Я посмотрю, терраформирование планеты идет полным ходом.
Река была чиста, а густо разросшиеся леса имели здоровый изумрудный оттенок. Ничего не напоминало об огне и смерти.
— Мы восстанавливаем Землю после Эпохи катаклизмов, ничего не меняя под свои прихоти. Кто-то любит говорить, что мы откатываем время назад, убрав самую проблемную переменную.
— Какую?
Макс развел руками.
— Человечество, — сказал он тоном, само собой разумеющимся.
Если жилые станции не меняли координат, но научные постоянно перемещались. Макс и Доран сели на скамью, которая словно парила в воздухе. Пейзаж под ними потихоньку смещался — Далан-Кин плыл в облаках. Вверх им было нельзя, а вот стыковаться с Землей можно.
— Иногда я прихожу сюда подумать, — признался Макс. — Побыть наедине с матушкой-природой. Это не аффи. И создано не нейросетью. Это и есть наш мир… наш настоящий мир.
Дорану показалось, что что-то плещется в реке. Конечно, с такого расстояния он вряд ли смог бы разглядеть. По-видимому, крупная рыба. А вот и озера показались, похожие на зеркала. Мурашки побежали по спине парня. Совсем как тогда, когда он был драконом…
— В зале ожидания я смотрел аффи, — вспомнил Доран. — Там была одна, про дракона.
— А-а, моя любимая, — протянул Макс. — Герпетологи помогали создавать.
— А еще была видеолекция, в которой наглядно показано, как человечество теряло гордость. Почему так случилось? Как наши предки допустили такое позорное падение?
Макс ответил не сразу.
— Люди делятся на три типа. Первые — исследуют и создают. Они стремятся к улучшению мира вокруг себя. Вторые — чувствуют себя недостаточно развитыми для этого и из ненависти разрушают.
— Маргиналы.
Макс пробурчал что-то неопределенное.
— Третьи?
— Третьи ничего не делают. Их большинство. Просто биологическая масса. Не создают, не изучают, но и не рушат. Они просто потребляют. Никаких индивидуальных мыслей. Пустые личности. Говорят то же, что и другие. Смотрят то, что другие назвали популярным. Но они — самые опасные.
Доран удивленно вскинул брови.
— Почему?
— В зависимости от условий общества, они либо присоединяются к первым и не мешают им.
— Либо примыкают ко вторым, — подхватил Доран.
— Верно. И способствуют разрушению.
Шум и смерть. Титан, вздымающийся из тектонических глубин океана.
— Эпоха катаклизмов, — выдохнул Доран.
Макс
— Получается, наш предки получили по заслугам.
— Как сказать…. Кто-то верит в это. Но мы, учёные, знаем, что планета меняет климат и это для нее естественно. И от наших действий это не всегда зависит. Таково моё “личное мнение”, — с нажимом заметил Макс. — В какой-то момент всё снова может начать разрушаться. Цикличность бытия.
— Есть ли смысл тогда в терраформировании Земли?
— Как слабая попытка вернуть себе прежнее господство? Да, есть. Почему бы не поспорить с планетой еще один раз?
Доран скептично промолчал. Что может один биологический вид против сил мироздания?..
— Но теперь мы ничем не рискуем. В случае проигрыша мы переселимся обратно в небесные станции. Вот почему мы занимаемся наукой. Как наши предки, пережившие Эпоху катаклизмов. Они заново исследовали сушу. Давали названия материкам, разделяли на квадраты и сферы. Строили первые поселения и разработали новую систему для выживания. Систему станций, которые как звездные системы висят в пространстве и развивают жизнь.
— Я думал, вы презираете добровольную изоляцию в станциях.
— Пока терраформирование не закончится, люди останутся в небе. Это вынужденная мера. Я скорее презираю людей, не жаждущих познания, — скривился тот. — Бездумных потребителей. Понимаешь? Те самые.
— Самые опасные, ага. Но не обязательно ведь смотреть вниз, как сейчас. Люди уже добывают гелий на Луне. Что если мы будем заселять другие планеты? Строить станции на Марсе и Церере?
— Есть такое в научных кругах. Но люди станций даже не посещают собственную планету. Зачем им другие?
— Ради ресурсов, я думаю.
— Ресурсов у нас достаточно, — голос Макса стал низким, недовольным, брови нахмурились. — Дурость это все, а не наука. Я рад, что мы пока далеки от таких фантазий.
— Полисана ведь рассказывала о других мирах.
Ученый снова заворчал, забавляя Дорана.
— Как же тебе это объяснить, пацан, чтобы ты сразу понял… Представь, что ты сейчас в Далан-Кине, а потом раз — и в Юхе.
— Телепортация?
— Не совсем. Гиперпрыжки. Если у корабля есть двигатель, манипулирующей темной материей или пространством, то он сможет двигаться со световой скоростью.
— Это сделало бы транспортировки гораздо быстрее, — сразу подметил Доран.
— И соответственно, ваши услуги стоили бы ниже… Но я не об этом. Пока нет гипердвигателя, космос останется для нас недоступным, — Макс постучал пяткой ботинка по стеклу. — Нет смысла смотреть на звезды, пока не ходишь по траве.
Доран снова посмотрел себе под ноги, на холмы и долины.
— И люди вернутся на Землю?
Макс улыбнулся в ответ. Это была улыбка мечтателя.
— Нельзя сказать точно. Мы всегда надеемся, с каждым годом, с каждой сменой цикла, что время придет. Я уже вряд ли это застану, но надеюсь, что хотя бы твое поколение сможет заселить Землю, как наши предки. Что думаешь?
— Не знаю. — Доран завел руки за голову и откинулся на скамье. Колено уже не болело. — Если честно, меня всё устраивает. Летать между станциями, быть частью общества — не вижу в этом ничего плохого.
И всё же что-то тянуло его туда. Где нет бюро-машины, технологий, и вагонеток “Беспи”, которые разрежут тебя пополам, если произойдет случайная ошибка системы…
К простоте существования, традиционному труду, к единству с природой. Туда, откуда он произошел, произошло всё, что он считается жизнью.
К первозданной земле предков.
DR-1-COS-V1-06-018