Как же саднят костяшки, кто бы знал. Оглянувшись по сторонам и отметив про себя, что этот урод, об чью морду я разбил кулаки, сидит возле двери в кабинет и что-то злобно выговаривает прижавшейся к нему ляльке. А деваха ничего так, прикольная. Блондинистые волосы прямо до задницы, буфера так и норовят форменную блузку порвать… хороша Маша, жаль не наша. Но они элита, мать их, этой гребанной школы, а я так, местный задрот, ботаник, которого этот урод случайно перепутал с грушей для битья. И всегда у него прокатывало, до этого дня. А сейчас, получив в табло, сразу же разборки у директора побежал наводить, сученыш.
Убедившись, что они не обращают на меня внимания, слизнул кровь с костяшек. Ну у него и шкура, как у бегемота, вон, кожу на пальцах содрал до крови о его ряху…
— Савельев, к директору, — сухая как вобла секретарша подняла голову от странного устройства, напоминающего кристалл, это в этом мире коммуникатор такой, и кивком головы указала на массивную дверь, оббитую железными полосами, чтобы я ненароком с дороги не сбился, и снова уставилась в этот кристалл, в котором я ни хера не увидел, как ни старался разглядеть.
Поднявшись и подхватив со стула, на котором сидел, пиджак, я стянул с шеи форменный галстук, потому что мешал дышать, гад, и направился к двери, гадая, как же я ее открывать буду. Поравнявшись с парочкой, одарившей меня злобными взглядами, словно помоями облив, я сделал резкий шаг в сторону ляльки.
— Бу! — она взвизгнула и шарахнулась в сторону, а бугай, вокруг которого она как курица носилась, начал подниматься.
— Ты чего, Сава, совсем охренел? — и кулачищи сжимает, как будто они ему час назад помогли. Ха-ха, три раза.
— Савельев! — вобла привстала, опираясь руками о столешницу и грозно глядя на меня поверх очков.
— А что сразу, Савельев? — я взялся за ручку двери и потянул ее на себя. К моему удивлению дверь мягко открылась, я чуть не упал, потому что приготовился уже тянуть ее до последнего. Бросив еще один взгляд на сладкую парочку, зашел в святая святых этой элитной школы для детей знатных и богатых. Главное, не перепутать знатных с богатыми, а то хана придет, потому что я вот, вроде как очень даже знатный, только вот с богатством неувязочка вышла, и мне в первый же день моего пребывания в этом мире и в этом теле, напомнили об этом факте.
Меня зовут Виталий Савельев, и в моем родном и в этом мире. Все дело в том, что там я умер. Нет меня не убили, предварительно пытав, и я не суперагент, и даже не какой-нибудь волшебник. Я обычный перевозчик. Посредник, решающий чужие проблемы за деньги. Развозил что-нибудь, куда нужно было развозить, получал деньги и ждал следующего заказа. Если кто помнит фильм «Перевозчик», то вот это почти про меня, только я не настолько крут. Найти такую «работу» мне помог один отцовский друг, отставной еще милицейский полковник, когда я пришел домой на гражданку из армии. Да-да, я из тех психов, которые не косили от армии, а хотели туда попасть целенаправленно, отложив поступление в какое-нибудь учебное заведение после окончания школы. Служить я хотел в элитных войсках, благо ростом вышел, поэтому занимался спортом, не курил, почти не пил и без проблем попал в морскую пехоту. А вот отслужив, понял, что в двадцать лет не знаю, чем заниматься дальше. Несколько раз мелькала мысль вернуться на контракт, но для этого лучше было бы получить хоть какое-то образование, вот я и ждал времени поступления, параллельно подрабатывая перевозчиком. И все было бы ничего, если бы не нелепая смерть под колесами электросамоката, на котором какой-то олень сбил меня прямо на тротуаре, когда я, никого не трогая, гулял по городу почти как в той песне: «Глядел на шлюх и мирно кушал пончик».
Все произошло так внезапно, что я сначала вообще не догнал, что же это было, когда очнулся уже здесь. Открыл глаза я в тот самый миг, когда меня уже перестали пинать, и я валялся на земле, не понимая, что, собственно, происходит, и периодически отрубаясь, потому что тело, в которое я попал, серьезно так пострадало. Когда меня в местной больничке подчинили, я даже сослался на легкую амнезию, чтобы не вызывать недоумение внезапностью вопросов. Ну, а так как меня по голове били довольно качественно, то такая отмазка вполне себе сошла. Хотя дорогу в кампус без помощи Кузи, который меня довел от точки А в точку В, я, наверное, не нашел бы самостоятельно и до сих пор бродил бы в местном парке, больше похожем на лес.
С этого момента прошло уже две недели, я освоился и сегодня впервые начистил умывальник Валентину Лосеву, негласному лидеру школы этого набора и наследничку самого богатого, смотри — могущественного клана этой версии развития старушки Земли. Лосевы — самые могущественные, но вот клановых семейных кунштюков не имеют, потому что плеб-с. Вот только у этого плебса денег валом и они могут позволить себе все что угодно, даже сыночка в школу отправить, где раньше он мог только ботинки знати чистить. Ну, а знать, смотри, например, я, осталась на задворках, и наши кланы иной раз даже для участия в Совете не приглашают. Как и когда произошел этот перекос, никто не знает, и в книгах я ничего конкретного не нашел, хоть и очень старался найти, но вот так вот. У кого больше возможностей, тот и прав. Только такая система была порочна, потому что трон императора вот уже полтора столетия пустовал. Как сошла на нет династия, уж не знаю, что там произошло, так больше кланы лучшего из лучших и не смогли выбрать. Те же Лосевы не подходили, потому что были не слишком породистые. Ну а остальных банально не пропускали. В школе, кстати, великовозрастные детишки обучались аккурат до двадцати одного года, и выпускались одновременно с наступлением совершеннолетия.
Савельевы изначально не были среди слишком уж крупных и великих, так в середке болтались, а сейчас вообще свалились не в пропасть, но в довольно глубокий овраг так точно. Мать только и удается меня учить в этом гадюшнике, а без этого никуда, диплом — это возможность хоть как-то устроиться в будущем. Диплом и семейный клановый дар — вода. Мы умеем влиять на воду… умели. Раньше умели, а сейчас максимум это на хилый дождик силенок хватит. Как же это все бесит, да еще и костяшки болят. Но врезал я Лосю будь здоров, и не только по репе. Яйца тоже слегка отбил. Теперь Эльза долго не сможет пошалить.
Эльза — эта та самая лялька, которая вокруг Лося скачет. Красивая, сучка. Но ее мотивы ясны, как божий день — выйти удачно замуж и Лосев отличный кандидат в ее нелегком деле. Вон как вьется, так и хочется сказать, чтоб не парилась, Лось и так ее с потрохами.
В кабинете директора я очутился впервые. Все в нем было массивным, наподобие двери. Даже стол прикручен к полу, наверное, чтобы школьники не сперли. Сам же директор Злобин Викентий Арсеньевич был маленьким, круглым и лысым. Он так забавно выглядел, сидя за своим столом, что я с трудом проглотил смешок, вот он тут точно не уместен. Напротив него в гостевом кресле сидела женщина, которая обернулась на звук моих шагов, и я замер. Мама, это моя мама: ее лицо, теплые карие глаза, вьющиеся волосы, которые она так и не смогла выпрямить, как не старалась. Я на мгновение прикрыл глаза и втянул носом воздух, так и есть, даже запах духов тот же, свежий, как летний луг, нагретый солнцем.
— Викентий Арсеньевич, это же дети, мальчишки всегда дерутся, — голос у матери прозвучал устало. Ну конечно, когда я звиздюлей получал, папашу Лося вряд ли вызывали.
— В том-то и дело, Марина, что этот случай просто вопиющий, — о, а вот и папаша Лось нарисовался. Он просто у окна стоял, на птичек поглядывал, а может и на учениц, тут такие кисы пробегают иногда, дух так и захватывает. Так, минуточку, о чем он говорит? — Такая безобразная драка на глазах других ребят, и это между представителями столь уважаемых семей…
— Можно подумать, такие драки редкость в этой школе, — буркнул я, не глядя при этом ни на кого. — Вот только обычно в качестве пострадавшей стороны Лосев не выступает, а тут надо же, носик бедняжечке поцарапали…
— Савельев!
— Виталий! — мама с директором вскрикнули одновременно, а Лосяра повернулся ко мне лицом и усмехнулся, вроде бы и не ждал от такого ничтожества, как я, ничего другого. Ну-ну, посмотрим, дядя, что ты скажешь.
— Марина, твой сын — истинный Савельев, ну тут как говориться, яблоко от яблони… — я почувствовал, как у меня сжимаются кулаки, ты на что намекаешь, мудак?
— Виталий, я не узнаю тебя, — я заставил себя отвести взгляд от Лосева и посмотреть на усталое мамино лицо. — Ты же всегда был неконфликтным мальчиком. — Вот как всегда, стоило всего один раз нормально ответить и тут же остался виноват во всех смертных грехах, и мать еще притащили, уроды. Как я узнал по высказываниям остальных учащихся, мой отец погиб при загадочных обстоятельствах, а мать как могла тянула клан, хоть и немногочисленный, и лишенный всяческого влияния, но один из самых древних и знатных.
Вообще, чтобы поправить дела, нужно только меня удачно замуж выдать, тьфу ты, женить на богатой наследнице, папаша которой жаждет придать своим миллионам блеск благородного имени. Вот только здесь в школе «Кастл» у всех богатеньких наследниц есть вполне определенная цель — удачно выйти замуж. А я по местным меркам не слишком котируюсь.
Я уже заметил, что совсем не похоже, чтобы в Кастле кто-то утруждал себя учебой. Каждый учащийся преследовал свою цель: кто-то налаживал полезные знакомства, кто-то крутил задницей перед потенциальным мужем, кто-то уже сейчас организовывал свою партию. Только мы с Кузей, моим соседом по комнате в кампусе, были как два отщепенца, только Кузя все же немного удачливее меня во всяком случае в том, что касалось женского пола… — Виталя, ну почему ты молчишь?
— А что тут сказать? — я развел руками и улыбнулся матери. — Вот такой я, оказывается негодяй, казнить меня тридцать три раза.
— Савельев… — директор посмотрел на меня пристальным взглядом, который не слишком вязался с его колобкообразной фигурой. — Иди в кампус.
— Значит, вы меня не выгоняете? — я даже удивился, потому что был уверен в том, что меня попрут отсюда со свистом, главное, чтобы вещички дали собрать.
— Нет, конечно. Вопрос о твоем исключение не стоит, — директор, казалось сильно удивился, а я вместе с матерью украдкой перевел дух. — Тебе грозит дисциплинарное взыскание, о котором тебе сообщит дежурный преподаватель сегодня в течение дня. Свободен.
Ну, свободен, значит, свободен. Не решившись злить колобка, я вышел из кабинета, успев услышать, как старший Лось начал трубить о слишком легком наказании за такой вопиющий проступок — это же уму не постижимо, дать сдачи его сынуле и отделаться дисциплинаркой, да как же такое вообще может быть?! Уроды мамины.
Подавив желание хлопнуть дверью, чтобы старшему Лосю что-нибудь на башку свалилось, я прошел мимо парочки и направился прямиком к вобле.
— Пропуск в кампус верните, — бросил я ей и протянул руку, на внутренней стороне которого совсем недавно красовался магический знак в виде дельты — пропуск на территорию общежитий для учащихся, который с меня сняли сразу же, только я переступил порог этой приемной. Было не понятно, чем закончатся сегодняшние разборки, поэтому вобла решила перестраховаться. Пропуск был вершиной магической мысли, и, полагалось, что взломать его совершенно невозможно. Таким образом соблюдалась безопасность учащихся, все-таки дети очень непростых родителей здесь обитали.
— Везет тебе, Савельев, — вобла взяла печать и прислонила к обнаженной коже. Мгновенная вспышка боли, и вот на предплечье снова проступает золотистая дельта. — Хотя, Викентий Арсентьевич не любит никого отчислять, да и попался ты впервые.
— Ну-да, ну-да, — я покивал. — Просто другие почему-то вообще не ловятся, видимо, незаметные совсем.
— Смотри, Савельев, доиграешься, — покачала головой вобла и села на свое место, потеряв ко мне малейший интерес.
— Смотрю, куда еще мне деваться, — пробормотал я и, подхватив школьный рюкзак, который на этот раз остался целым, наверное, потому что я его сбросил на землю, прежде чем с Лосем замеситься, направился к выходу из приемной.
— Я не поняла, а что его вот так вот просто отпустили? — Эльза говорила, слегка растягивая слова. При этом было совершенно не понятно, нравится ей то, что меня отпустили, или не особо.
— Нет, что ты, это я вещицы пошел собирать перед каторгой на рудники, куда меня за разбитое табло твоего рогатого дружка определили, — я демонстративно уставился на ее грудь. — Не хочешь слегка утешить меня перед дальней дорогой?
— Что ты сказал? — Лось побагровел и начал подниматься со стула. Эльза же положила узкие ладони на его перекаченные плечи и слегка надавила, заставляя сеть обратно.
— Валя, ты же видишь, он снова тебя провоцирует. У Савы вообще чердак, похоже, протек, не надо с ним связываться, — все так же растягивая слова проговорила она, не меняя интонации.
— Да-да, Лосик, не связывайся со мной, а то в следующий раз покусаю, — и хохотнув, я вышел из директорской приемной, вотчины воблы и страха всех учащихся перед директорским кабинетом и его владельцем. Ну ничего, вроде бы все обошлось, мать только жалко. Лосев-старший ей весь мозг сейчас вынесет. Но тут я ничем не могу ей помочь, не дорос еще, как говорится.
Прежде чем идти в кампус, я поплелся к школьной медичке. Костяшки сильно болели и начали припухать, а мне еще дисциплинарку отрабатывать, и не факт, что меня не заставят сортиры драить под гогот того же Лося. И это мне еще повезет, потому что с директора станется, под нажимом любящего папика заставить меня драить женские сортиры под улюлюканье толпящихся в коридоре уродов из лосевской свиты и злобные взгляды девчонок. В любом случае, мне раны не нужны, чтобы тряпку в руках суметь удержать, поэтому нужно переть в больничку и надеяться на то, чтобы Любовь Ивановна пребывала в хорошем расположении духа.
Настроение у медички было среднее. Окинув меня пристальным взглядом, Любаша скривила губы, накрашенные ярко-красной помадой и сухо произнесла.
— Даже странно, что не морда. Показывай, — и она требовательно протянула руку. Я послушно показал ей свои разбитые пальцы, садясь на жесткую кушетку. — Вот чтобы таких травм не получать, придумали защиту. А еще лучше, кастет, — я посмотрел на нее, мысленно присвистнув. Медичка у нас оказывается далеко не пацифист. Она же тем временем подставила мне под руки на передвижном столике металлический лоток, вытащила бутыль с резко пахнущей отравой и щедро плеснула из этой бутыли прямо на воспаленную кожу. Вот честно, я чуть не взвыл, и реально почувствовал, что сейчас еще чуть-чуть и моча брызнет, так это было больно. — Терпи, — Любаша с философским видом провела по дымящимся в прямом смысле этого слова ранам прозрачной диагностической линейкой, в которую было встроено стационарное заклинание определения глубины поражения. Это я узнал, когда валялся на больничной койке почти сутки, после того как очнулся в избитом теле местного Савельева, бывшего в отличие от меня полным задротом. А ведь мы с ним совершенно не отличаемся друг от друга внешне, ну, почти. Обладая похожим лицом, цветом волос и глаз, а также имея очень похожих матерей, которых Марина зовут, и подозреваю, что и с отцом дело состоит схожим образом, этот Виталий Савельев, был худой, с мышцами больше похожими на кисель, и в добавок ко всему он сутулился. Так что работать мне было над чем, я-то себя не запускал, и, вообще, как никак морпехом был, даже на берет сдал, м-да. Люба снова плеснула свою огненную жижу на раны, и принялась изучающе их рассматривать. На этот раз боль была поменьше, и я сумел процедить, сквозь стиснутые зубы.
— Тебе не медичкой, тебе палачом на рудниках работать, каторжников пытать в профилактических целях.
— Эх, я бы с радостью, вот только не взяли, гады. И в обосновании отказа написали, что отворот поворот дали по причине излишней жестокости, — она усмехнулась и щелкнула сцепленными в замок пальцами, затем поднесла руки к моим ранкам и прикрыла глаза, бормоча что-то неразборчивое. От кончиков ее пальцев отделились несколько золотистых искорок, которые немного поднялись в воздух, а затем все вместе нырнули в мои горящие огнем конечности. Боль тут же прошла, а ссадины начали затягиваться молодой нежной кожей. Еще пара секунд и на руках не осталось и следа от недавних повреждений. Люба открыла глаза, в которых несколько секунд еще полыхало золотистое пламя только что вызванного дара, которые быстро потухли и на меня снова смотрела привычная, циничная и в меру развязная медичка, которая не стеснялась меня осматривать в прошлый раз, зажав ярко-красными губами сигарету. — Свободен. И, Савельев, обратись к воздушникам. Твой сосед Кузин, вроде из них. Пускай они тебе защиту на руки изготовят. А лучше, купи кастет.
Отсалютовав ей уже здоровыми руками, я выскочил из лазарета и направился уже к кампусу. Надо пожрать успеть, да Кузю предупредить, что меня сегодня, скорее всего, припрягут на дисциплинарные работы.
Пройдя по посыпанной мелким белым гравием, приятно шуршащим под ногами, дорожке мимо учебных корпусов, стадиона и полигона для отработки боевых заклятий, я вышел непосредственно к воротам кампуса. Подойдя ближе, протянул руку с ключом, по которому скользнул луч-идентификатор, и принялся ждать, когда откроется металлическая дверь, состоящая из острых металлических пик, плотно переплетенных между собой. Наконец, опознание произошло и передо мной открылась дверь, но все равно я вздрогнул, увидев, как одна из пик шевельнулась и ее острие оказалось нацеленным в мою сторону. Но ничего криминального не произошло, и я быстро дошел до огромного здания общаги, в котором на втором этаже западного крыла находилась крохотная комнатка, которую я делил с Сашкой Кузиным, или попросту Кузей, из клана воздушников и таких же знатных неудачников, как и Савельевы.