Ив тихо прикрыл за собой дверь и прислушался. В квартирке была непроглядная темень и абсолютная тишина. Он постоял немного, привалившись спиной к двери, уставший и сонный. Хотелось поскорее добраться до кровати и выпрямить гудящие ноги. Шутка ли, день и ночь бегать из одного конца города в другой, когда ты уже далеко не мальчик и то колени, то спина периодически дают о себе знать.
В комнате сестры зажегся свет, не успел Ив сделать и двух шагов. Мила позвала глухо из-за закрытой двери:
— Брат, это ты?
Ив устало вздохнул, проклиная в этот момент её чрезмерную чуткость, и поплелся к её комнате.
— Чего не спишь?
Мила сидела на кровати, завернувшись в одеяло. Из-за тёмных впалых кругов под глазами кожа казалась бледнее обычного. Девушка щурилась от яркого света и явно была напряжена. При виде брата немного расслабилась, вытащила из-под одеяла нож и убрала под кровать.
— Это ещё зачем? — вскинул брови Ив.
— Э-э, да так… Ты долго не возвращался, я начала волноваться, вдруг с тобой что-то случилось. А я здесь совсем одна. Вот и взяла, на всякий случай.
— Тебе что, угрожали? — тут же встревожился Ив. До этого он ни разу не замечал за сестрой тяги к средствам самообороны, хотя возвращаться домой под утро приходилось регулярно.
— Нет-нет, это просто так… — Мила шумно потянула носом, нахмурилась, а в голосе появились нотки обиды: — От тебя пахнет алкоголем.
Ив едва удержался, чтобы не хлопнуть дверью и не уйти прямо сейчас. Только нотаций не хватало.
— И что?
— Ничего. Хоть бы предупредил, чтобы я так не волновалась.
— А ты не волнуйся! — Против воли в голосе появилось раздражение. — Будто бы я в первый раз прихожу поздно. Знаешь же, что у меня работа.
— Я просто…
Мила втянула голову в плечи и опустила глаза. Иву сразу стало стыдно за свой тон: накричал на сестру ни за что. Снова.
— Ладно, прости. Я устал. Потом поговорим.
— Ладно.
Он закрыл за собой дверь и перебрался в свою комнату. Не нужно было включать свет, чтобы добраться до кровати: она стояла всего в шаге от входа. Напротив — шкаф, и больше в комнате ничего не было. Узкое окошко закрывала рулонная штора из материала, не пропускающего свет. Полезная штука при такой работе, когда спать приходится в основном днем.
Ив поднял штору и открыл окно. На высоте четырнадцатого этажа воздух был не таким отвратительным, почти свежим. Порыв ветра приятно охладил щеки, откинул тёмные кудри со лба. Ив вдохнул всей грудью. Надо успокоиться и привести в порядок мысли.
Шлак-таки уломал его выпить. Впервые за четыре года сотрудничества они провели время в обществе друг друга вне работы. И впервые сложилась ситуация, когда Шлаку реально что-то угрожало. Громиле, кажется, это только понравилось. Он получил заряд адреналина, которого ему так не хватает в обычной жизни даже несмотря на специфическую работу, и весь вечер оставался веселее обычного. Он раздобыл выпивку — себе три бутылки самогона, Иву одну, — и весь следующий час трепался без умолку о боях без правил, на которые периодически брал его с собой Тощий. Ив же весь этот час жалел, что согласился выпить с ним в компании, но не уходил, потому что выпить надо было.
Он давно перестал считать чужие жизни чем-то ценным. А может, никогда не считал. Но за девять лет работы на Тощего так и не смог привыкнуть к тому, что сам частенько оказывался причиной чужих смертей. Смог только смириться. Кажется, все вокруг поверили, что ему плевать, какие задания ему поручают, ведь одинаково хорошо он мог разобраться как с враждебной бандой, так и с семьёй неугодного Тощему политика. Но иногда без хорошей порции алкоголя было не заснуть. Алкоголь помогает не думать о том, что было бы, повернись его жизнь немного по-другому.
Ив лежал без сна под открытым окном, глядел в потолок и пытался убедить себя, что самоубийство для старика было лучшим из всех имеющихся у него вариантов.
Тишину потревожил аккуратный стук в дверь.
— Что такое?
Мила приоткрыла дверь и остановилась на пороге. В своей белой ночной рубашке она была похожа на призрака. Тонкие руки и ноги обтягивала почти прозрачная кожа. Казалось, можно разглядеть каждую кость в этом хрупком теле.
— Прости, разбудила?
— Я не спал. Что ты хотела?
— У тебя нет случайно таблеток от головной боли?
— Посмотри на кухне.
— Там нет. Они закончились.
— Я ведь только недавно… Почему ты не сказала раньше?
— Думала, скоро пройдёт. Так у тебя нет?
— Нет. Утром куплю, ладно?
Девушка кивнула, помедлила немного в нерешительности, зашла в комнату и опустилась на пол, спиной прислонившись к шкафу. Тихо спросила:
— Опять не спится?
Ив повернулся на бок лицом к сестре.
— Как видишь.
Она немного помолчала, обратив к нему большие печальные глаза.
— Ты не обязан это делать. Работать на Тощего. Я же вижу: это меняет тебя слишком сильно.
Ив тяжело вздохнул. Мила поднимала эту тему с исключительным упорством раз в месяц уже на протяжении нескольких лет. Обычно такие разговоры способны вывести его из себя, но в этот раз откликнулась только усталость.
— Всё это, — он обвел рукой комнату, — и это, — он повертел перед лицом протезом, — все, что у нас есть, — благодаря Тощему. Он вытащил нас из нищеты, предложив работу. Выбил квартирку, о которой сироты-беспризорники вроде нас и мечтать не могли. Благодаря этой работе я могу покупать сублимированные продукты, а не питательные смеси, могу покупать тебе таблетки и оплачивать учёбу. Благодаря этой работе мы скоро накопим достаточно, чтобы заменить тебе слабые органы, а может даже и все тело. Так что нет. Я обязан это делать. И я буду, ради нас с тобой.
Мила тяжело вздохнула, обхватила колени руками и опустила глаза. Тихо сказала:
— Мне очень жаль, что я такая… непригодная. Я бы хотела сказать, что смогу сама о себе позаботиться, но это не так. Я просто груз на твоей шее, ни на что не способный, требующий постоянного внимания. Больно это признавать. Но ещё больнее видеть, как ты гробишь собственную жизнь, потому что хочешь сделать мою лучше.
— Только тебе кажется, что моя работа отстой. А я думаю, мне повезло. И даже если бы мне не нужно было о тебе заботиться, я все равно согласился бы на эту работу.
— Но тогда бы ты делал — не знаю, чем ты там занимаешься, — ради себя, а не ради меня. Я думаю, даже если ты не осознаешь этого, ты меня ненавидишь за то, что твоя жизнь не такая, как хотелось бы.
— Глупости не говори!
Мила только печально вздохнула и покачала головой. Ив вцепился взглядом в ее повязку и поспешил заполнить липкую тишину, повисшую между ними:
— Ты её и на ночь не снимаешь?
Девушка провела по ткани рукой, будто удостоверяясь, что та на месте.
— Это удобно. Волосы в глаза не лезут.
Нужно было сказать что-то ещё, придумать тему, пока сестра не продолжила развивать свою. Ив знал, что она запросто может убедить его в своей правоте, пусть даже он не признает этого вслух. Он не хотел разбираться в причинах и не хотел вытаскивать что-то личное из тени. Это не принесёт пользы, только боль. Но, как назло, в голове было пусто.
— В общем, я просто хочу сказать, что ты мне ничем не обязан.
— Я твой брат.
— Да. И если бы не ты, я умерла бы ещё в тот раз, когда пропала мама.
— Она не пропала, а бросила нас.
— Ты меня не слушаешь. Я живу только благодаря тебе. Я счастлива, что ты мой брат. Но мне очень больно видеть, что происходит с твоей собственной жизнью из-за меня. Пожалуйста, не нужно думать о новых органах и курсах виртуального управления. Сделай что-то для себя лично. Для меня ты сделал достаточно.
Ив сел на кровати и одарил сестру хмурым взглядом. Из-за ее слов внутри зашевелилось нечто, что он старательно прятал от себя самого.
— Начиталась книжек и думаешь, что все понимаешь? А как бы сама поступила на моем месте?
Мила надолго замолчала, но потом обречённо выдохнула:
— Наверно, как и ты…
— Вот видишь. Эти разговоры ни к чему не приведут. — Ив выдал вымученную улыбку и уже мягче добавил: — И зря ты думаешь, что мне в тягость делать что-то ради тебя. Взамен я получаю кое-что ценное: знание, что моя жизнь — не пустая трата ресурсов. В ней есть смысл.
Она промолчала, но по лицу понятно было, что не поверила. Он и сам не знал, верит в это или только убеждает себя.
— Ладно, давай спать.
Мила молча поднялась и вышла, одарив брата напоследок тоскливым взглядом, значение которого осталось загадкой. Ива это беспокоило. Спустя так много совместных лет он научился понимать настроение сестры, едва войдя в квартиру, а ее мысли — лишь взглянув на неё. Но в последнее время что-то в её поведении изменилось, и Ив не понимал почему. Не знай он её так хорошо, подумал бы, что у неё депрессия. Тревожность, замкнутость, мрачные мысли, слезы — такого не было даже в самые сложные моменты их жизни.
Тусклый рассвет просачивался сквозь открытое окно вместе с утренней прохладой. После разговора с сестрой остатки сонливости выветрились вместе с остатками алкоголя. Ив лежал, натянув одеяло до подбородка, и глядел в потолок в надежде, что усталость возьмёт верх над беспокойством. С улицы летел тихий непрекращающийся гул множества работающих машин. Казалось, гудит не город, а мысли в черепной коробке.
Его устраивала нынешняя жизнь. Стабильная работа с хорошей оплатой, собственное жилье в комфортной зоне, регулярные медицинские осмотры, чтобы следить за состоянием здоровья Милы. Раньше они всего этого не могли себе позволить. Так на что же жаловаться?
Когда человек получает желаемое, вскоре ему становится этого недостаточно. Люди так устроены: всегда желать большего, чем имеешь. Ив редко задумывался, чего бы ему самому хотелось от этой жизни, но всякий раз приходил к мысли, что не хочет ничего больше. Перед ним и так стояла достаточно глобальная задача: позаботиться о сестре, подготовить её к жизни. С тех пор как мать бросила их, он просто разучился думать о своих нуждах.
Они жили все вместе в однушке на втором этаже. Одинокая женщина с двумя детьми от разных мужчин. Отец Ива умер, когда тот был ещё маленьким. Связался с запрещенным культом и попал под чистку. Эгоист, который думал лишь о своих убеждениях, а не о том, что будет с семьёй после его смерти. Все, что осталось от него: убогая квартирка и имя, которое он дал сыну: Истислав. Ив ненавидел отца за его эгоизм и всячески подавлял в себе любые проявления этого качества.
Отец Милы остался неизвестен.
Мать ежедневно пропадала на работе. Ив не знал, чем она занималась, и только когда повзрослел, появились неприглядные догадки. Как бы там ни было, она исправно приносила домой питательные смеси, пока однажды просто ушла и не вернулась. Брат и сестра прождали её неделю пока не поняли, что теперь остались одни. Все дальнейшее было из числа того, о чем лучше забыть и никогда не вспоминать.
Ив не помнил отчётливо лица матери, но помнил все остальное: удушающую жару в тёмной квартире с заколоченными окнами, непрерывный шум, доносящийся со всех четырех сторон, смрад химических испарений и запах плесени, что намертво въелась в штукатурку на потолке и стенах. И то чувство растерянной беспомощности, липкий ужас осознания, что тебя бросили, и ты понятия не имеешь, как жить дальше.
За неделю у них закончились все питательные смеси. Вместо очищенной воды приходилось пить воду из-под крана. Иногда она была лишь слегка мутной, иногда темно-рыжей, но прозрачной — никогда. А во рту оставляла после себя то привкус тухлятины, то металла и моющих средств, и даже прокипятить её было негде. Брат и сестра кутались под драным вонючим одеялом на единственной кровати, не различая дня и ночи. Заколоченные досками окна почти не пропускали свет. Ив боялся открывать их, чтобы в квартиру не влезли бездомные или угашенные, и потому в помещении постоянно стоял затхлый дух сырости и мочи. Когда он не спал, он глядел на дверь в надежде, что мать вот-вот вернётся. Когда кто-то колотил в двери и дёргал за ручку, брат и сестра прижимались друг к дружке и боялись шелохнуться. Мила беззвучно плакала, а Ив пытался придумать, куда бежать, когда в дверь все же ворвутся чужие.
Скоро Мила начала потихоньку угасать. Она больше не плакала, только тихо стонала в горячечном сне. Слабая трехлетняя малышка. Ей нужна была еда и какие-то лекарства. Тогда Ив закутал её в одеяло и ушёл, прошептав на ухо, что никогда не бросит её, как бросила мать. Ему было одиннадцать.
Воспоминания, как и всегда, принесли с собой только злость и разочарование. В груди грызлось что-то неприятное и липкое, от чего невозможно избавиться, что ненадолго оставляло его только на деле или после пары стаканов спиртного. Но с каждым разом это неприятное все больше накапливалось и росло. И что с этим делать, Ив не имел понятия.
Он поднялся с кровати, так и не сумев хоть немного отдохнуть. Порылся в ящике на кухне и вытряхнул на ладонь таблетку из неподписанного пластикового пакета. Эти таблетки остались еще с тех времен, когда Милу мучили постоянные ночные кошмары и она не спала сутками, чтобы не видеть то, о чем так и не рассказала брату. Ив проглотил таблетку, запив водой из-под крана. Нужно было отдохнуть, ведь ночью предстоит важная работа, от успеха которой зависит их с сестрой будущее.