Подобно прочим великим и грозным правителям, архонта Ксандрию Перро презирали за многое, презирали как враги, так и союзники. Высокая должность Перро предполагала каждодневное принятие решений, от которых зависели судьбы множества людей. Некоторые решения приходилось принимать скрепя сердце. Разумеется, подобные компромиссы между совестью и общественным благополучием не добавляли архонту популярности.
Этой ночью Ксандрия проснулась от смутного беспокойства. Подобные пробуждения были для неё нехарактерны — последние несколько месяцев у Перро было столько работы, что на сон оставалось в лучшем случае часа три. Если вообще удавалось поспать. Она жила как в кошмаре — краткие моменты спасительного забвения сменялись бесконечными часами напряжённого труда. Этот несложный цикл повторился столько раз, что временами Перро сложно было отличить сон от бодрствования. Всё размывалось, утрачивало краски и значение. Долговременное недосыпание сделало мир слишком далёким — казалось, что ни к чему нельзя прикоснуться.
Её рука тут же скользнула под подушку, кибернетические пальцы сжали рукоять пистолета. Раньше ей не приходилось применять оружие против врага, но стрелять архонт умела — каждую неделю она опустошала в тире несколько магазинов.
Перро оторвала тяжёлую голову от подушки и осмотрелась, водя стволом из стороны в сторону.
Никого.
Но спустя несколько мгновение напряжённого изучения знакомой обстановки спальни нечто, напоминающее сгусток теней, шевельнулось в углу комнаты. Перро решила, что у неё начались галлюцинации или случился сбой технолизационого интерфейса.
— Это не сбой, — сказала тень. — И не галлюцинация.
Судя по голосу, чуть хриплому контральто, его обладательница, должно быть, дьявольски красива. Перро попыталась установить с ней контакт с помощью технолизационных приращений, но попытка провалилась — её собеседница была стопроцентным человеком, напрочь лишённым каких-либо модификаций.
— Вы знаете, что это бессмысленно, — продолжала тень; из глаз и рта исходило едва заметное голубоватое сияние. — Ваши боевые имплантаты деактивированы. Комната экранирована, связь через Поток не работает.
Характерный, почти карикатурный японский акцент свидетельствовал, что перед ней доминионка. К тому же обладающая псионическим даром.
Архонт замерла. Но рукоять пистолета не выпустила.
— Королева Шрамов прислала вас говорить со мной? — спросила архонт.
Тьма рассмеялась.
— А вы храбрая, раз не боитесь называть регента Серас Королевой Шрамов. Из всех своих титулов, данных ей во славу или заслуженных на поле боя, она больше всего презирает именно это обращение. Жаль, что она вас не слышит.
— Мне нет дела до чувств вашей госпожи.
— Как угодно. Вы не достойны говорить с регентом, архонт. Слишком низко стоите. Слишком ничтожны. — Собеседница специально выделила последнее слово.
— Видимо, не настолько ничтожна, раз её посланница почтила меня своим присутствием.
— Дом Серас мог бы уничтожить вашу маленькую сепаратистскую империю даже без участия и согласия прочих заинтересованных сторон. Но не сделал этого, соблюдая прежние договорённости. Теперь они аннулированы, а вы подлежите пересмотру и приговорены к смерти.
Значит, перед ней не тайная посланница, а палач. Что ж, этого следовало ожидать.
— Кто вы такая? — спросила Перро, но тут же одумалась.
Какая разница, если эта воительница всё равно убьёт её?
— Орэ ва хитокири, — зловеще ответила тьма.
Если бы Перро знала доминионцев чуть хуже, она решила бы, что хитокири просто глупа, раз явилась сюда одна. Но за ней стояла невообразимая мощь целого государства, и, что ещё важнее, эта женщина демонстрировала ей свою решимость. Она ничего не боится, и ничто не может ей угрожать.
Но как она попала сюда? Что с охраной? Стража ждала внизу, все солдаты были хорошо вооружены и получали щедрую плату. Архонт сделала всё, чтобы не дать агентами Доминиона подкупить их.
В том что, перед ней стоит именно хитокири, Ксандрия не сомневалась ни секунды. Если бы за её головой прислали одну из синоби, Перро умерла бы, даже не проснувшись. Хитокири действовали по-другому, более прямолинейно. Значит, её ждёт показательная криптия.
Возможно, вся стража уже перебита.
— В последнее время я редко покидаю границы своей страны, — продолжала хитокири. — Я могла бы послать одного из слуг убить вас, но решила сделать это сама. Такие дела не стоит доверять посторонним.
— Чувствую себя польщённой.
— Как вам будет угодно. Встаньте, архонт. — Голос стал до того холодным, что казался нечеловеческим. — Раз я смогла попасть сюда, то вы уже мертвы. И никто не в силах это изменить.
Перро села, держа в опущенной руке оружие, которое так и не сняла с предохранителя. Тяжесть оружия успокаивала.
— Я хочу отодвинуть штору, — предупредила она.
Хитокири кивнула.
Предрассветный час отмерял свет довольно скупо, но архонту удалось рассмотреть произведение искусства, которое представлял собой роботизированный экзоскелет. Широкие плечи покрывал плащ, поверх которого была наброшена шкура белого тигра; когтистая лапа свисала до середины бедра. Хитокири стояла, скрестив руки на груди; метаклинок был закреплён на левом предплечье. Шлем она не надела — он висел на магнитной пластине пояса. Заплетённые в дредлоки волосы переброшены через плечо.
Длинные волосы были старой традицией — архонт слышала, будто бы воительницам из знатных Домов Доминиона было запрещено стричь их после обряда инициации. Их могли обрезать лишь в наказание за какой-то серьёзный проступок, проваленную миссию или проигрыш в поединке чести. Появиться на людях без дредлоков — страшнее позора нельзя было вообразить.
У этой воительницы волосы ниспадали до талии. Она из числа тех, кому были ведомы лишь победы. По крайней мере, Перро падёт от руки одной из лучших. Самые опасные люди — те, кто никогда не ошибался.
Лицо хитокири избороздили шрамы — ритуальные, утверждающие статус воительницы, и другие, полученные во время жестоких дуэлей или в сражениях. Многие конфедераты считали шрамы уродливыми, но Перро понимала эту традицию. Шрамы не были свидетельством поражения или наградой за победу, но не были они и уродством, неизбежным следствием войны. Шрамы лишь говорили о том, что воительница встречала своих врагов лицом к лицу. Шрамы были частью исцеления, отличительным знаком, полученным в настоящем храме войны — в сражении.
Что может быть красноречивее шрамов — шрамов от ран, которые не сумели её убить?
— Я хочу узнать ваше имя, хитокири, — сказала архонт.
— Моё имя во время этого военного паломничества — Сато Сакура из клана Серас, — последовал ответ.
Каждый воин, совершающий паломничество, мог выбрать, называть своё настоящее имя или же остаться неузнанным, скрыть имя своего рода, титулы, былые подвиги, свершения и заслуги. Фамилия Сато стала почти обязательным атрибутом анонимности — она оставалась самой распространённой в Доминионе.
— Ваше настоящее имя.
— Вы уже узнали моё имя, архонт. Теперь встаньте и умрите, как подобает благородной даме. Это последняя милость, которую я могу вам оказать.
— Послушайте…
— Время переговоров закончилось, — прервала её Сато. — Вердикт оглашён, нам больше не о чем говорить.
— У вас нет права судить меня. Я не принадлежу к числу ваших лакеев.
— И всё же я здесь.
— Если вы думаете, что я буду молить вас о пощаде, то ошибаетесь, хитокири Сато. — Перро гордо вскинула голову. — Я не унижу себя подобным.
— Сильные слова! Наконец-то со мной говорит архонт Конфедерации. Иного я от вас и не ожидала.
— Уходите, хитокири. Уходите, пока не случилось ничего такого, о чём вы пожалеете.
Сато похлопала рукой по шлему.
— Уже произошло.
Только тогда Ксандрия поняла, что на поясе у воительницы висел не шлем.
— По пути сюда я встретила вашего сына. — сказала Сато. — Можете попрощаться со своим сыном.
Хитокири едва заметно шевельнулась. Брошенная умелой рукой голова покатилась по ковру, оставляя за собой чёрный след, и остановилась точно у ног архонта.
— Я никогда не любила отрезать головы поверженных врагов. Слишком много возни. Но слова до конфедератов не доходят. Нужна наглядная демонстрация.
— Мой сын…
Сато прервала её:
— Мёртв. Как и ваши дочери.
Из глаз Ксандрии потекли слёзы. Она не смогла сдержаться, хотя нельзя было показывать свою слабость японке. Архон представила, как Сато хищно улыбается, видя её горе.
— Но их крови слишком мало, она не может смыть все грехи вашего рода и позор Дома Серас. Поэтому вы умрёте следующей, архонт Перро.
— Вы могли бы пощадить детей. Хотя бы детей. Они ни в чём не виновны.
— Милосердие — удел слабых. Весь ваш род должен понести заслуженное наказание.
Странное отупение не позволило Ксандрии ощутить горечь и трагичность этого момента.
— Зачем вы пришли? Ради чего? Чтобы разрушить мир, который мы с таким трудом создавали?
— Объяснения излишни, вам всё равно не понять.
Ксандрия смотрела на воительницу. Сато держала себя так, как это было принято у японских аристократов: внимательно, но при этом обманчиво расслабленно, с достоинством и уверенностью, с хладнокровной непоколебимостью.
И казалась смутно знакомой. Кто же она на самом деле?
Сато шагнула вперёд. Теперь половина её лица оказалась на свету. В былые времена эти благородные черты могли бы украсить собой старинные монеты. Ныне же они располагались на пропагандистских плакатах, развешанных по всей Восточной Азии.
— Вы!.. — Архонт узнала её и не смогла сдержать возглас.
Неужели живая легенда явилась к ней лишь для того, чтобы предъявить свой ультиматум?
— Я, — с убийственной лаконичностью подтвердила хитокири.
Все считали её погибшей. Находились свидетели, которые клялись, будто своими глазами видели труп. Возможно, так оно и было. Значит, она стала единственной, кому удалось вернуться из мира теней обратно к живым. Или была разыграна поистине грандиозная мистификация.
— Слухи о моей смерти оказались… преувеличены, — протянула воительница. — Меня непросто убить. Хотя отдаю должное вашим агентам — на этот раз они были близки. Опасно близки. Я даже начала беспокоиться за своего двойника.
— Наши… агенты?
Если кто-то из архонтов отдал приказ о ликвидации, то сделал это тайно, в обход остальных.
— Не стоит разыгрывать передо мной неведение, архонт Перро. Вы не только совершили непростительный грех, но и первыми нарушили перемирие. Время пожинать плоды принятых решений. Кровь порождает кровь.
Даже если покушение было следствием каких-то интриг, то Ксандрия о них всё равно уже не узнает.
— Знаете, во всём этом есть своеобразная ирония, — сказала она. — Неужели Доминион готов разрушить столь желанный мир — и всё из-за какой-то пряди волос? Даже не из-за покушения?
— Мне случалось убивать и за меньшее. Но в вашем случае Тайный совет отказался ратифицировать убийство, сославшись на недостаток доказательств, — нехотя призналась хитокири. — Мне пришлось взять дело в свои руки. Этого требует мой долг.
Как бы ни досаждала Перро Доминиону, но приговор ей вынес один-единственный человек.
От смерти архонта отделяло несколько вздохов. Она совершила множество преступлений против человечества, но теперь должна умереть за грехи своего сына. Даже зная, что умрёт, зная, что у неё нет ни единого шанса, она продолжала цепляться за бесполезный пистолет. Она не могла пересилить себя, не могла просто так сдаться.
— Если у вас нет санкции правительства, то вы идёте против своего долга перед императором. Вы готовы к последствиям?
— Раз вы знаете про круги долгов, то должны знать и то, что в некоторых случаях личный долг главенствует. Сейчас как раз тот самый случай.
— Я умру за то, что родила мужчину. — Смех зародился внутри неё и искал выход наружу.
Она умрёт за то, что в этом мире было принято превозносить как высшую добродетель.
— Нет. Вы умрёте за то, что не смогли дать ему достойное воспитание и не смогли научить уважать обычаи другого народа, по праву занимающего более высокое место в иерархии. Всем вам надлежит подчиняться. Только полное объединение приведёт человечество к процветанию.
— Мы не подчинимся. Доминиону ведомо лишь рабство.
— Тогда вас ждёт священная война.
Раздалась серия тихих металлических щелчков, и на ковёр упало что-то блестящее и многогранное. Со стороны это выглядело так, будто рука хитокири внезапно удлинилась.
Мстительные духи ночного меча ждали своего часа. Любой, кто увидит их, должен умереть.
— Кто я? — спросила тьма, жаждущая крови и принявшая форму несуществующей Сато Сакуры, одинокой хитокири из клана Серас, пересёкшей полмира и ищущей мести вдали от дома.
Ксандрия ответила без всякой почтительности, пропустив официальные титулы:
— Ты Принцесса Шрамов.
Воительница чуть улыбнулась, услышав это.
— Смелые слова.
Никто не называл её так в лицо — по слухам, это приводило прославленную хитокири в бешенство. Но через несколько ударов сердца Ксандрии станет всё равно.
— Вы ошиблись, архонт Перро, — сказала хитокири. — Я не Принцесса Шрамов. Я — конец всего вашего рода. Ваши дети мертвы. Теперь я убью вас. Потом убью всех остальных членов Дома Перро. Я стану убивать всех, кто посмеет произнести имя вашего рода. Я уничтожу ваши памятные архивы. От вас не останется ни единого следа. Путь вашей жизни достиг меня, и дальше идти ему не суждено. Я — забвение всего, чем вы дорожили. Мой путь завершается здесь.
Снова щёлкнула сталь.
— Что Серас требует — Серас забирает. Никаких исключений.
Старая поговорка, точно выражающая безжалостность Дома Серас, для которого цель всегда оправдывала средства. Они не только сводят всех своих врагов в могилу, но и вдобавок плюют в неё напоследок, злорадно ухмыляясь.
— Жестокость — болезнь, которой страдает вся ваша метрополия, — бросила Ксандрия. — Таких как вы всегда сопровождает смерть.
— Мы давние враги, — согласилась хитокири. — И знаем слабые места друг друга. Изъян Конфедерации — страх. Думаете, фальшивые улыбки скрывают его? Нет, не скрывают. Вы порабощены им. Из-за него вы бесконтрольно технолизируете свои тела, теряете свою душу, и вырождаетесь до состояния червей, пока мы отвоёвываем планету у химер. Так и будете ждать, пока все былые достижения обратятся в прах?
— Довольно.
— Да, пожалуй. Обмен оскорблениями утомляет. Не стоит омрачать ночь смерти лишними разговорами.
— Убейте меня и будьте прокляты. Престол Масок не простит вам этого.
— Можете гордиться, архонт, — сказала воительница. И напоследок добавила: — Не каждому суждено принять почётную смерть от Акудзики.
Единственный удар снёс Перро голову с плеч. Затухающий взор успел заметить…
…тело, заваливающееся на кровать в фонтане крови.
…сегментированную плеть, вновь собравшуюся в единый метаклинок.
…и хитокири, выходящую из спальни.
Второй метаклинок был закреплён на спине. Дредлоки воительница собирала в большую шишку на затылке, по обычаю родовой знати. Ей предстояло убить ещё множество людей — Дом Перро славился своим плодородием.
— И лишь когда падёт тень, вы узрите истинную тьму.
В клановых войнах очень важно, чья именно кровь будет пролита. Так было и так будет всегда. Даже смерть не освобождала от долгов, которыми поступки обременяли род.
— Вечную тьму.
Милосердное забвение поглотило архонта.