Когда Дерек всё же достиг южной дороги, он свернул направо.
К столице.
У него не было сил на очередной побег — но более всего остального он был совершенно неспособен теперь остаться в одиночестве. Сердце его кровоточило чувством вины и отчаянием; ему было невыносимо больно и страшно наедине с собой, и он, как раненый зверь, хотел только заползти в свою берлогу и укрыться в ней.
Совершенно забыв о Михаре, о плане Магрэнь, о засаде, которая должна была ждать его где-то у дома, — он брёл к этому дому из последних сил.
На его счастье, эмоциональное потрясение выпило из него все соки, и он не сумел добрести до города. Тупо остановившись перед поместьем Рийаров — которое располагалось на окраине — он осознал, что скорее рухнет по дороге, чем сумеет доковылять домой.
У Рийаров его считали за своего человека и члена семьи.
Он решил переждать период слабости здесь — его радушно приняли и не стали донимать расспросами.
Однако, сидя в одной из гостиных этого большого дома, он снова оказался предоставлен на растерзание собственной совести.
Не в силах вынести этого болезненного, раздирающего душу одиночества, он попросил лакея сходить за Райтэном и сообщить ему, что он ждёт его здесь по срочному делу.
Лакей, если и удивился, ничего переспрашивать не стал, и спустя полчаса изрядно встревоженный Райтэн влетел в риайровскую гостиную.
Окинув друга тревожным взглядом с головы до ног и обратно и не обнаружив никаких причин для столь странных шпионских игр, он нахмурился и переспросил:
— Дер?
Уже само появление друга — сильного, уверенного, надёжного — немного прочистило Дереку мозги. Растерянно заморгав, словно просыпаясь после кошмарного сна, он осознал вдруг, что должен теперь говорить не о том вопросе, который по-настоящему его волновал и занимал все его мысли — не о его прозрениях касательно Грэхарда — а об опасности, которая исходит от Михара.
Удивительное дело! Теперь, среди всех бушевавших в его душе чувств, мысль о Михаре казалась мелкой, незначительной и глупой, а исходящая от него угроза — смешной и несущественной.
Однако Дерек понимал, что с Райтэном нужно в первую очередь поговорить именно об этой угрозе, а вовсе не о всех его потрясающих прозрениях, поэтому, чуть вздохнув, принялся пересказывать сегодняшнюю встречу с Магрэнь и полученную от неё информацию.
По мере развёртывания рассказа челюсти Райтэна сжимались всё жёстче. Лицо его приобретало гордое и злое выражение: как если бы его оскорбляла сама мысль о том, что Михар смеет что-то замышлять против Дерека.
Выслушав рассказ до конца, Райтэн сдержанно кивнул:
— Ты правильно сделал, что приехал сюда, — резюмировал он и добавил: — Сиди пока здесь и никуда не выходи, в это поместье он точно не сунется, а я пойду соберу всех наших, посовещаемся.
Дерек облегчённо кивнул: он ожидал куда как более бурной реакции. Сдержанность друга оказалась приятным сюрпризом.
«Не я один меняюсь с годами», — сентиментально подумал Дерек, глядя вслед спокойно выходящему, а отнюдь не выбегающему с криками и угрозами Райтэну.
Впрочем, он не был бы так оптимистично настроен, если бы наблюдал не спину, а лицо.
Едва отвернувшись, Райтэн скривился в оскал совершенно зверский. В прищуренных глазах его заиграло опасное пламя; нахмуренные брови разлетались крыльями хищной птицы, готовой к броску. Лицо его полыхало ненавистью и решимостью; и вместо того, чтобы идти собирать «всех наших», как он обещал Дереку, он отправился к дому Михара.
С каждым шагом сердце его билось всё громче; ярость заполняла каждую клеточку его существа. Лишь не дойдя одного поворота до дома, он остановился, принуждая себя отдышаться и овладеть лицом. Пусть не сразу, но ему удалось это.
В прихожую он вступал с видом самым что ни на есть любезным и деловым — собрав в кулак всю свою неважную способность к лицемерию. Чтобы показать себя человеком цивилизованным, который пришёл по важному вопросу, он даже откопал в жилете визитку — закинул себе парочку, когда ещё к Магрэнь собирался.
Визитка оказалась как нельзя кстати; лакей спокойно принял её, с поклоном попросил подождать и вышел.
Осторожно и медленно сжав кулаки, Райтэн заставил ледяную ярость в своей душе затаиться до поры до времени.
Наконец, получив ответ, что его готовы принять в кабинете, он сделал несколько глубоких вдохов, овладевая собой и заставляя ненависть и злобу отступать на периферию, оставляя на переднем плане холодный расчёт и острый разум.
В этом состоянии заледеневшего гнева он и вступил в кабинет.
Михар, непринуждённо устроившийся за своим столом, наблюдал за ним с любопытством и таким выражением, которое Райтэну показалось снисходительным. Его, впрочем, мало волновало, в какую игру планирует играть противник — он сам не был силён в интригах и не планировал начинать.
Не размениваясь на приветствия, Райтэн медленно подошёл к столу, встал напротив Михара, опёрся ладонями на столешницу и холодно спросил:
— Как вы думаете, почему вы до сих пор живы?
Такое вступление оказалось настолько неожиданным, что Михар на несколько секунд растерялся, подбирая оптимальную стратегию по призванию к порядку зарвавшихся самоубийц.
Райтэн, впрочем, не дал ему времени на это, с ходу принявшись развивать свою мысль:
— Мой отец, узнав о ситуации, первым делом предложил ликвидировать вас. Мой дядюшка, — он имел в виду, разумеется, Этрэна, — тоже сразу предложил именно это решение, — в голосе его слышалось отчётливое шипение гнева. — Муж моей сестры предложил мне десяток необнаруживаемых ядов.
Справившийся с удивлением Михар хотел было прервать этот впечатляющий монолог и призвать посетителя к порядку, но вклиниться в быструю чёткую речь Райтэна оказалось невозможно.
— Моя жена, — продолжил он, — предлагала попросту пристрелить вас с крыши, а её лучший друг построил уже более пятидесяти прекрасных планов по вашему устранению. Так знаете, почему вы до сих пор живы, Михар? — со злой ледяной усмешкой повторил свой вопрос он.
Посчитав беседу с очевидным сумасшедшим тем, что было ниже его достоинства, Михар потянулся к колокольчику — вызвать слуг — но Райтэн стремительным движением этот колокольчик перехватил, наклонился к противнику и свистящим шёпотом ответил:
— Вы живы, потому что за вас просил Деркэн.
Михар хотел было позвать Орса — обычно именно он дежурил у дверей — но с досадой вспомнил, что Орса он как раз отослал в засаду. У него, конечно, были и другие боевики, но часть из них сейчас разыскивала Дерека на тракте, оставшиеся охраняли дом снаружи, и внутри была только пара человек — и те теперь стояли у гостиной, где он оставил Магрэнь. Дозваться он сумел бы разве что лакея — и совсем не факт, что тот сумел бы справиться с наглым визитёром.
В Михаре поднялась глубокая досада на самого себя — он не рассматривал Тогнара всерьёз, поэтому недооценил его. Это была грубейшая ошибка, которую, конечно, он в жизни бы не совершил, если бы не позволил эмоциям взять верх над разумом.
— Мы как-то говорили с вами о Рийарах и их прекрасных традициях, — спокойно продолжил развивать свою мысль Райтэн, который даже не подумал о том, что обычно его противник окружён внушительной охраной, и угрожать ему так прямо может дорогого стоить, — но сегодня речь идёт о Тогнарах и о том, чем мы отличаемся от старшей ветви. — Он гордо выпрямился и через губу отметил: — Тогнарам наплевать, какую цену придётся платить, если речь идёт об их близких. С тех пор, как вы перешли нам дорогу, Михар, между вами и вашей смертью стоит только Деркэн и его слово. — Он смерил противника злым взглядом: — Знаете, почему я не убью вас прямо сейчас?
Михар с неверием и негодованием отметил, что этот вопрос вызвал у него страх; он не был уверен, что справится с Райтэном в рукопашной, и не был уверен, что его люди успеют прийти ему на помощь.
Незаметно он попытался дотянуться рукой до ящика стола, в котором лежал нож. Безразличным взглядом он при этом следил за противником, чтобы убедиться, что его манёвр не разгадан.
— Деркэн расстроится, — спокойно объяснил Райтэн и добавил: — Но, если вы позволите себе ещё хоть одну интригу против него, Михар, — клянусь, я перестану волноваться о его расстройстве. К тому же, — светским тоном отметил он, — я всё же полагаю, что вы умны, и что вы понимаете, чего вам будет стоить продолжение конфликта. Сегодня, — ровно заключил Райтэн, — Тогнары вынесли вам первое и единственное предупреждение. В следующий раз вы умрёте, — будничным тоном обозначил он, резко развернулся и вышел.
Михар скрипнул зубами от ярости.
Понимание того, что ему пришлось всё это выслушивать, потому что по собственному растяпству он не обеспечил себе достойное силовое прикрытие, вызывало у него бессильный гнев и злобу.
Но ещё глубже и острее эту злобу делало понимание того факта, что он не может просто сбросить угрозы Райтэна со счетов.
Пусть Михар и относился к самому Райтэну весьма презрительно и не считал его ни за достойного противника, ни за политическую силу, — за ним стояла его семья.
И у него не было возможности уничтожить всю эту семью. А это, как верно отметил Райтэн, означало, что кто-то из Тогнаров убьёт его — просто потому, что Тогнары не будут заботиться о том, чтобы сделать это тайно и избежать ответственности.
Михар почувствовал, как по спине потекла струйка липкого пота: он осознал, насколько близок был к смерти только что.
Такой бешеный человек, как Тогнар, и впрямь мог попросту его зарезать прямо сейчас. Даже если бы Михар не сглупил и выставил положенный заслон боевиков перед кабинетом. Те просто не успели бы вбежать внутрь — а сам Михар не ожидал покушения во время светского визита.
Не стоило отмахиваться и от угрозы отравления — зять Райтэна и впрямь был весьма известным химиком. А его жена, сестрица этого бешеного, была лучшей подругой Руби…
Михар снова скрипнул зубами; угрозы дочери сегодня не прозвучали, но было очевидно, что Тогнары могут расправиться и с ней.
Эта партия была ему не по зубам, и он не видел теперь никаких иных вариантов, кроме как отступить.
«Я привык к тому, что они не идут на конфликт, — с холодным спокойствием сам себе попенял Михар. — И заигрался».
Первоначальная его интрига не предполагала прямого противостояния — Райтэн должен был полюбить Руби и участвовать в деле добровольно. Переигранный вариант — заполучить в агенты Дерека — тоже казался Михару добровольным. Во всяком случае, поведение Дерека всегда ярко отражало, что ему интересно то, чем он занимается; и, к тому же, во всём этом отвратительном тогнаровском монологе так и не прозвучал ответ на главный вопрос: почему Дерек вдруг решил взбрыкнуть именно сейчас?
Встав, Михар подошёл к окну и распахнул его. Тяжёлый душный воздух не принёс прохлады и облегчения, напротив, пахнул в лицо летним зноем.
«Если он так не хотел на меня работать, кто ему мешал сразу обострить вопрос с Тогнарами?» — задумался Михар.
Он даже всерьёз порассматривал вариант, что это в Дереке сыграла ревность, и это Дерек не сумел простить Магрэнь её выбора и потому теперь не захотел продолжить свою работу.
Однако против этой версии говорил тот факт, что Дерек уже несколько месяцев постепенно отстранялся от порученных ему проектов и находил поводы ими не заниматься.
«Нет, здесь дело не в Магрэнь, — принялся досадливо постукивать пальцами по подоконнику Михар. — Хотя и это наложилось». Ему на миг сделалось забавно от осознания того факта, что привязанность к Магрэнь стала тем фактором, который одинаково выбивает из колеи и Дерека, которого он почитал весьма умным человеком, и его самого, совершенно не склонного к таким эмоциональным и радикальным решениям, как принятое сегодня утром.
Задумчиво глядя на оживлённую улицу, он принялся перебирать другие причины, которые могли привести к тому, что Дерек не стал обострять конфликт сразу же, в тот день, что они обсуждали развод Руби.
Михар помнил тот разговор достаточно сносно — как и любой важный разговор — и потому легко припомнил, что Дерек в принципе не считал себя способным дать ему отпор.
«Сомневался в том, что Тогнары будут на его стороне?» — с глубоким сомнением предположил Михар.
Дерек произвёл на него впечатление человека самоуверенного, потому что начал с того, что вмешался в его игру на своих условиях. Он говорил и действовал так, будто имел основания считать себя равным Михару — и сам Михар полагал, что такое искаженное восприятие связано с тем, что в своём прошлом Дерек привык чувствовать себя значительной политической фигурой.
Дальнейшие факты наблюдений подтверждали этот вывод; Дерек раз за разом отказывался вставать на позицию подчинённого, принимал эту позицию весьма неохотно и в любом, абсолютно любом проекте, демонстрировал осведомлённость, знакомство со специфическими тонкостями и уверенность человека, которому уже приходилось над подобным работать.
Он определённо должен был быть политиком высокого уровня — и именно поэтому Михар искал его в первую очередь среди крупных фигур вроде владетельных герцогов и приближённых даркийского короля.
Но, если исходить из этого достроенного воображением Михара образа, — картинка не сходилась.
Человек такого уровня, человек, который в прошлом был влиятельным политиком, не стал бы терпеть вынужденное сотрудничество, имея за спиной силовое обеспечение своего решения это сотрудничество прервать. Если господин Анодар так уж хотел от него, Михара, отделаться, и ежели у господина Анодара всё это время стояли за спиной эти бешеные Тогнары с готовностью ринуться в бой…
Михар раздражённо пощёлкал в воздухе пальцами, пытаясь вспомнить конкретную фразу… что же он ему сказал тогда? Нет, точных слов не припомнить, сохранилось лишь весёлое ощущение… какой-то лёгкой шуточки в его духе.
«Общее ощущение было такое, — напомнил сам себе Михар, — будто бы он полагает, что у него нет иного выхода, кроме как принять любые мои условия».
Там и тогда Михара это не насторожило; он и впрямь не считал Анодара фигурой такого уровня, чтобы тот мог ему всерьёз противостоять. Но теперь, после напряжённой совместной работы, отдавая себя полный отчёт в умениях и навыках противника…
Досадливо ударив ладонью по подоконнику, Михар снова отступил вглубь кабинета. «Глупости! — опроверг он единственный приходящий ему на ум вывод. — Он не мог… сомневаться… в Тогнарах!»
Даже звучало нелепо.
Некстати Михару припомнилось, с каким наслаждением Дерек выговаривал ему в лицо тот факт, что Райтэн решил поехать за ним в столицу — и теперь, припомнив этот момент, Михар всё же заставил себя рассмотреть гипотезу, что ранее Дерек сомневался даже и в друге, не говоря уж о прочих Тогнарах.
«Забавно!» — отметил Михар, закладывая руки за спину и прохаживаясь по кабинету взад и вперёд. В голове его выстраивались в колонки разнородные факты о Дереке, которые он копил всё то время, что наблюдал его. Факты эти упрямо не складывались в единую картинку, как Михар ни вертел их внутри своих мыслей.
Как при таком количестве впечатляющих навыков, при такой глубине ума и при явно выдающемся опыте управления Дерек умудрялся оставаться настолько неуверенным в себе, а зачастую и вовсе робким? Управленческая деятельность высокого уровня — а в прошлом он явно был задействован именно в ней — требует жёсткой руки и способности подать себя правильно.
Как его умение просчитывать многоуровневые интриги и адекватно оценивать противника сочетается с запредельной безалаберностью в поведенческих привычках? Его бесстрашие граничило с безмозглостью, и Михар бы даже предположил, что в нём есть какое-то самоубийственное начало, что вообще никак не вязалось с вроде бы открыто жизнелюбивым характером Дерека.
Наконец, вся эта лёгкая шутовская манера — привычная ему, как разношенный костюм! Где он умудрился…
Михар застыл напротив окна, связав, наконец, свои наблюдения в цельную картину.
Глубинная неуверенность в себе была тем фактом, которого ему не хватало для того, чтобы теперь всё срослось, наконец: в прошлом Дерек не был самостоятельной политической фигурой. Он был чьим-то помощником — приближённым и доверенным лицом — и вот как раз господин его и должен был отличаться политической мощью и жёсткостью, и именно от совместной работы с ним Дерек и вынес и свой багаж знаний, и выдающийся набор навыков, и шутовскую манеру, и… неуверенность в себе.
«Жёсткий, возможно, деспотичный характер, — пожевал губами Михар, рисуя в голове портрет этого неведомого господина. — И большая власть. Мы не там ищем», — с досадой признал он.
За дверью раздался и смолк стук каблуков.
«Магрэнь», — с некоторой досадой опознал Михар.
Требовалось решить ещё и этот вопрос, но теперь, поскольку эмоции его уже схлынули, и он осознал, что в ближайшее время получит беспроигрышный рычаг давления на Дерека, он не был склонен разбрасываться столь ценным человеческим ресурсом, как Магрэнь.
Михар умел не проигрывать, и теперь мозг его привычно заработал, анализируя ситуацию и решая, как именно обратить её в свою пользу.