Некоторое время Райтэн в упор рассматривал Дерека, но так и не добился ответного внимания. Тогда, не в силах справиться с тревогой, он язвительно спросил:
— Ну и что опять не так в этом проклятом Ньоне? — ни капли не сомневаясь, что никакой Михар не смог бы погрузить друга в такие дебри переживаний, которые теперь ясно отражались на его лице.
Дерек вздрогнул, выходя из своих мыслей; растерянно оглянулся, обнаружил отсутствие Илмарта и Олив, удивился, осознал, что не смог скрыть свои терзания от Райтэна, смущённо покраснел от того, что заставил его волноваться, затем почувствовал облегчение от того, что может, наконец, хоть с кем-то поделиться тем, что мучительно сжимало ему сердце — тем настоящим, важным вопросом, который ломал его теперь изнутри и который не имел ни малейшего отношения к сегодняшнему вечернему обсуждению.
— Я его придумал, — тихо выразил самую суть своего внутреннего кошмара Дерек и, не достигнув понимания, пояснил: — Грэхарда.
Райтэн тревожно нахмурился, всё ещё не улавливая суть. Владыка Ньона был объективно существующим лицом; что значит — придумал?
«Он не мог придумать Грэхарда, потому что он есть на самом деле, — подумал Райтэн. — Но что тогда он мог придумать?»
После грамотно сформулированного вопроса ответ найти оказалось просто: он придумал, каков Грэхард.
Дерек чётко уловил этот момент понимания, потому что лицо Тэна отразило глубокое удивление.
Сам Райтэн не был знаком с владыкой, видел его лишь однажды, в деловой обстановке, и строил своё мнение о нём исключительно со слов друга.
— Я придумал, — с горечью повторил Дерек и чуть развернул свою мысль: — Придумал жестокого господина, который видит во мне свою вещь, которого должно бояться и от которого нужно сбежать.
Застыв, Райтэн обдумывал полученную информацию. Картина не сходилась в его голове: он знал Дерека как человека объективного и светлого, который, если и придумывает что-то о людях внутри своей головы, то скорее уж приукрашивает их и видит более благородными и великодушными, чем они есть на самом деле.
— Но зачем? — озадаченно переспросил Райтэн, пытаясь свести мысли воедино.
Дерек посмотрел на него потрясённо; затем вспомнил, что никогда не рассказывал ему всю историю — слишком больно было…
И стыдно.
И теперь, осознав, что нужно сказать всё, он замер от стыда, не зная, как открыть другу то, на какие дурные и скверные поступки он оказался способен.
Но Райтэн ждал этого ответа, глядя на него спокойно и невозмутимо; и нужно было дать ему этот ответ; и Дерек ответил, впрочем, позволив себе отвернуться, потому что ему было слишком страшно смотреть в глаза брата в этот момент:
— Я… ты знаешь о моём отношении к… — он не сумел произнести имя Эсны и не знал, как говорить о ней теперь, — к его жене. Я… Тэн, я не только сам… я и ей позволил увлечься мною… — и совсем тихо признался в самом страшном и постыдном: — И я предлагал ей сбежать со мной.
Райтэн поражённо сморгнул.
— Совсем не похоже на тебя! — с возмущением воскликнул он, словно считал, что Дерек теперь нарочно пытается сам себя оклеветать.
Но тот лишь нервно передёрнул плечами — мол, да, я оказался именно таков.
В гостиной повисла тягостная тишина. Райтэн пытался обмыслить полученное признание, Дерек снова переживал всю глубину своего падения.
— И я даже не смог взглянуть в лицо собственной подлости, — горько резюмировал свои размышления он. — И попытался оправдать себя, придумав Грэхарда таким, каким он никогда не был.
Райтэн молчал, не зная, где найти слова, способные ободрить друга. Он не считал поступок Дерека таким уж страшным — ну, пытался увести жену! но ведь не увёл же! в конце концов, она же не вещь, а самостоятельная личность, вправе сама решать, с кем хочет быть! — однако ясно понимал, что сам Дерек видит это как нечто совершенно катастрофическое, поэтому нельзя просто отмахнуться от него банальными «не стоит из-за этого переживать».
Дерек задумчиво прошёлся по гостиной и продолжил:
— Он ведь никогда не был таким, Тэн… авторитарный, резкий, да! Суровый правитель Ньона, он умел навести жуть… Но не на меня, — остановившись против камина, Дерек рассеянно пожевал губы и пустился в дальнейшие откровения, глядя на кладку: — Со мной он всегда был другим, Тэн. Живым, — губ его коснулась сентиментальная улыбка, а в голосе ощутимо послышалась тоска по потерянном другу, всё ещё дорогому, всё ещё любимому, — азартным, упрямым в своей готовности горы свернуть, мудрым в своей способности сомневаться, тревожным, ранимым… — он всё больше распалялся, и, чем дальше уходили его перечисления, тем сильнее удивлялся Райтэн, который никак не предполагал, что это старое чувство к Грэхарду всю ещё живёт в Дереке. — Даже каким-то беспомощным в своей чувствительности!.. — он тихо рассмеялся, умиляясь, потому что перед внутренним его взором вставали всё новые и новые эпизоды прошлого: тёплые, домашние, искренние. Но вдруг, дойдя до этой верхней точки воодушевления, он весь погас и убито заключил: — А я его предал.
Райтэн осторожно откашлялся, затем позволил себе вмешаться со спокойным:
— Ну, не так уж и предал.
— Я хотел соблазнить её! — резко развернулся к нему Дерек, пронзая его гневным взглядом, как будто его злила мысль, что он может быть не столь виновным, как ему кажется.
Устало потерев лоб, Райтэн вздохнул. Он полагал, что женщина вполне вправе решать такие вопросы, и Дерек передёргивает, взваливая на себя ответственность не за свои поступки и не за свой выбор. Осознав, что прямо тут не выйдет, он попробовал зайти издалека:
— Дер, вот скажи мне, что бы было, если бы ты влюбился в Олив?
Лицо Дерека приобрело оскорблённое выражение; прежде, чем он успел сказать что-то возмущённое, Райтэн продолжил:
— Нет, ты всё же изволь подключить фантазию, Дер. Представь, что ты влюбился бы в Олив и попытался бы её соблазнить.
Тогда Дерек подключил воображение, и картина, нарисовавшаяся перед ним, заставила его тепло рассмеяться. Он честно нарисовал внутри себя эту сценку: как он признаётся ей в любви и предлагает ей вместе бежать от Райтэна — и перед его мысленным взором ясно взлетел несущийся ему в лицо кулак разгневанной Олив.
— Да она бы меня пристукнула! — со смехом открестился он.
— Вот! — торжествующе согласился Райтэн, добившись от друга верной оценки ситуации.
Дерек, подавившись смехом, замолк, глядя на него растерянно и жалко.
До него дошла та мысль, которую пытался донести до него друг.
Даже если бы Дерек вдруг влюбился в Олив — представить себе было невозможно, чтобы она ответила на его чувство, потому что любовь её к мужу была очевидна.
Невозможно соблазнить женщину, которая влюблена в другого.
— Не знаю, что у них там было, — с надменным и поучительным видом развил свою мысль Райтэн, — но, если бы она и впрямь его любила, она бы тобой не увлеклась, Дер.
Смущённо дёрнув плечом, Дерек согласился:
— Да она и не любила… а вот он…
Осознав, что теперь Дерек взваливает на себя ответственность за то, что Грэхард был влюблён безответно, Райтэн возвёл глаза к потолку — что за привычка придумывать проблемы на ровном месте! — и предложил новую вводную:
— Предположим, Олив меня не любит. И поэтому может увлечься тобой.
Дерек скривился: мысленные эксперименты такого рода казались ему омерзительными.
— Предположим, — с нажимом повторил Райтэн, — ты в неё влюбился, а она ответила тебе взаимностью, и я об этом узнал.
Лицо Дерека стало совсем несчастным, и он оправдывающимся тоном — как будто это он предложил нарисовать такую гадкую умозрительную картинку — заверил:
— Я бы уехал куда-нибудь, конечно.
Райтэн посмотрел на него как на полнейшего идиота. «Серьёзно? — буквально кричал его взгляд. — Ты серьёзно так ничего и не понял, Дер?»
Дерек покраснел, осознав, что повторяет свою старую ошибку, пытаясь сбежать от проблемы.
Райтэн выразительно постучал себя костяшками пальцев по виску, но всё же удержался от своей любимой фразы. Она, однако, была написана на его лице вполне ясно.
Совсем смутившийся Дерек принялся оправдываться:
— Ну а что тут ещё сделаешь? Только уехать же.
В его глазах тут не могло быть иного выхода: он должен был исчезнуть, перестать быть, перестать портить Райтэну жизнь самим фактом своего существования.
Тяжело вздохнув, Райтэн сложил руки на груди и резюмировал:
— Болван. — Затем изволил расшифровать: — Если бы вы с Олив полюбили друг друга, я бы дал ей развод. Чтобы вы могли быть вместе.
Дерек посмотрел на него с таким ошеломлением, будто воочию увидел второе пришествие Спасителя.
«В смысле?!» — красноречиво кричало всё выражение его лица.
Райтэн снова постучал себя по виску и устало пояснил:
— С чего бы мне мучить и её, и тебя, и себя? Что хорошего в том, чтобы удерживать при себе жену, которая тебя больше не любит, которая любит другого?
У Дерека явно не укладывалась в голове эта концепция. Он полагал, что это он должен тогда исчезнуть, а никак не Райтэн должен отказываться от своего ради него.
— Так что это только вина Грэхарда, — продолжил, меж тем, упрямо гнуть свою линию Райтэн, — что он не только не сумел принять своё любовное поражение с достоинством, но ещё и назначил виноватым тебя.
— Он не… — попытался было защитить Грэхарда Дерек, но Райтэн перебил:
— Он тебя ударил, насколько я помню. — И сухо добавил: — Ударил за то, что его жена полюбила тебя.
С точки зрения Райтэна, этот поступок был недопустимым и непростительным, и, хотя он мог понять, как великодушный и добрый Дерек всё-таки сумел это простить, он, во всяком случае, полагал, что Грэхард тем потерял любые права на какие бы то ни было претензии.
Между тем, Дерек был вынужден признать, что в той отвратительно трагичной картине, в которой Олив полюбила бы его, совершенно невозможно было представить, чтобы Райтэн…
Чтобы Райтэн ударил его?..
Совершенно невозможно!
— Понял, — коротко признал Дерек, до которого, наконец, и впрямь дошло, что имеет в виду друг.
Это озарение было удивительным. Дерек понял, что он, в самом деле, не отвечал ни за выбор Грэхарда, ни за выбор Эсны. И это не он был виноват в том, что Эсна полюбила его, и что Грэхард не сумел этого принять. Потому что Эсна имела полное право самой решать, кому дарить свои чувства, а Грэхард имел сотни возможностей поговорить с Дереком прямо, а не ждать молчаливо, когда он сам решит пожертвовать собой.
— Хвала Великому Пламени! — расслабился Райтэн, опуская руки, и после проникновенно добавил: — И Богу твоему слава!
Дерек несмело улыбнулся; на сердце у него стало чуть легче.
— Ещё что-то? — приподнял брови Райтэн.
С удивлением Дерек понял, что да, есть ещё что-то, и ему действительно легчает при мысли, что он может поделиться этим.
— Я его бросил, — с исповедальной болью поведал он, — ни слова не сказав, после ссоры, после того удара… даже записки не оставил… — совсем сорвался от стыда и боли его голос.
Опустив голову, Райтэн полностью разделил эту боль — внутри него она совсем слилась с его собственным раскаянием по поводу того, как он тоже бросил свою семью, не оставив и записки.
— Как же я тебя понимаю, брат, — глухо пробормотал он, и, сделав три резких шаг, сгрёб Дерека в объятья.
С минуту они стояли так, ощущая глубокое, истинное родство, и с удивлением понимая, что каждому из них в его собственной боли стало теперь легче.
— Спасибо, Тэн, — наконец, с большим чувством в голосе произнёс Дерек, отстраняясь.
Отойдя на пару шагов, чтобы увеличить дистанцию до привычного комфортного уровня, Райтэн деловито уточнил:
— В Ньон едем?
Сперва не поняв, чем вызвано такое странное предложение, Дерек, однако, почти сразу сообразил, что друг, видимо, подозревает, что после всех этих открытий и откровений ему нужно непременно теперь нестись в Ньон, объясняться с Грэхардом лично.
Райтэн всегда смотрел на проблемы такого рода конкретно и, не мудрствуя лукаво, предлагал самое простое и очевидное решение.
Он видел, что Дерек страдает, что он не может просто отпустить эту ситуацию, — и он предложил самое простое решение: поехать и поговорить с Грэхардом.
На сердце у Дерека стало совсем тепло и радостно — как будто этот разговор с Грэхардом уже состоялся прямо сейчас.
— Не стоит, — тихо улыбнулся он, разглядывая Райтэна светлым и открытым взглядом. — Десять лет прошло, Тэн. И я, и он уже — другие люди.
Сердце его кольнуло горечью от понимания, что ту, старую, дружбу никогда и никак не вернуть, даже если бы и предположить, что у Грэхарда могло быть такое желание — чего Дерек точно предположить не мог.
Райтэн пожал плечами — мол, ну как знаешь! — и ещё раз спросил:
— Что-то ещё?
Дерек, рассиявшись совсем уж счастливо, покачал головой.
— Вот и чудненько! — довольно кивнул Райтэн. — Значит, можно, наконец, и спать разойтись!
Вместе они рассмеялись; их общее солнце, которое зажглось в день их знакомства, сияло теперь так ярко и тепло, как никогда раньше.