— Цветы? — глупо переспросил Илмарт, выслушивая горячившегося Дерека, который, заявившись к нему в университет, теперь рассказывал о своей гениальной идее.
Ему, видите ли, потребовалась большая карта мира, на которой будут в миниатюре изображены основные цветы, распространённые в разных областях.
— Если бы я был Тогнаром, — складывая мускулистые руки на груди, флегматично отметил Илмарт, — я бы спросил, в каком месте я похож на человека, который будет рисовать цветы.
Он хотел добавить что-то ещё — конечно же, категорично отказаться, — но Дерек рассмеялся так заразительно, что Илмарт и сам невольно улыбнулся.
— Ну! — наконец, махнув рукой, внёс коррективы в свой план Дерек. — Давай ты нарисуешь карту, оставив промежутки для цветов, а я попрошу собственно цветы нарисовать кого-нибудь другого?
Илмарт медленно моргнул.
В такой формулировке предложение его почти устраивало. Не считая всего одного, но принципиально важного нюанса.
— Дер… — с некоторым сочувствуем в голосе решил он озвучить это препятствие. — Не хочу тебя огорчать, но я попросту не знаю, где какие цветы распространены.
Вопреки его опасениям, тот ничуть не огорчился, а вместо того вытащил из-за пазухи стопку исписанный листков и бегло объяснил:
— Да я уже всё наметил!
Листки бодрым вихрем были сброшены на стол, и Илмарт, действительно, обнаружил, что Дерек уже успел проанализировать, какие цветы и на какие области каких стран нужно нанести.
— Ничего себе! — присвистнув, принялся он перебирать записи, затем спросил: — Это ты сам собрал?
— Да ерунда! — отмахнулся Дерек. — Всего-то пару справочников полистал.
Илмарт хмыкнул и пояснил:
— Я думаю, наши ботаники тоже от такой не отказались бы.
Дерек беспечно улыбнулся:
— Ну, значит, нужно сразу в двух экземплярах делать!
…заинтересовались не только ботаники, но и зоологи, геологи, религиоведы и… в общем, Дерек даже не представлял себе до этого, сколько же в Кармидерском университете направлений.
Неожиданно для себя, он заделался вдруг здесь авторитетной личностью, которую все знали в лицо. Его подстерегали в самом университете, его отлавливали на улицах города, его упрашивали, за ним таскались со стопками справочников… Учитывая, что сессия постепенно подошла к концу, преследования эти стали вконец невыносимы — у педагогов образовалась уйма свободного времени, которое они тратили на отлавливание Дерека.
Профессор Линар узнал об этих затруднениях почти случайно — когда обмолвился, что не отказался бы от карты минералов и нарвался на бурную негативную реакцию. С минуту понаблюдав раздражённого Дерека, который яростно жаловался на заваленное справочниками крыльцо своего дома (преподаватели додумались оставлять книги на крыльце, в расчёте на то, что у Дерека духа не хватит их там оставить и, во всяком случае, он примет их в работу), профессор заявил, что этот хаос требуется возглавить — и потащил Дерека в университет, на очную встречу с ректором.
Ректор, который был уже в курсе ситуации и втихомолку мечтал о карте, на которой будут отмечены все учебные заведения Анджелии, засуетился и незамедлительно оформил господина Деркэна Анодара как внештатного научного сотрудника при кафедре географии. Ошеломленный Дерек со свеженаписанной ксивой в руках был незамедлительно водворён в кабинетик при архиве, а бойкий секретарь ректора уже принялся составлять список — в какой, мол, очерёдности подбирать материал для карт.
Узнавший вечером о карьерном взлёте Дерека в мире науки Райтэн лишь удивлённо присвистнул и сказал:
— Ну, хвала Великому Пламени, теперь хоть отстанут!
Не имея возможности добраться непосредственно до Дерека, ушлые учёные осаждали иногда и Райтэна, за что и бывали безжалостно поливаемы потоками отборнейшей брани.
Сработало со всеми, кроме филолога. Тот, восхищённо подскочив, жестом фокусника извлёк почти прямо из воздуха блокнот и карандаш и начал лихорадочно записывать, возбуждённо уточняя:
— Это в Аньтье так говорят?.. а вон там всегда гласная проглатывается?.. а что ещё за?..
В общем, филолога Райтэн возненавидел искренне и незамутнённо. Бить старичка, конечно, было недопустимо, на дуэль тоже не вызовешь, а на всякое слово у него находилось десять вопросов! Райтэн сдался на том месте, где филолог на его фирменную, приправленную отборным ядом фразочку ошеломлённо распахнул глаза и с благоговением выдохнул:
— Великое ты моё Пламя! Интонационная конструкция номер шестнадцать! Так вот как звучит эта легенда! — и взглянул на Райтэна так, словно тот был спустившимся на землю божеством.
В итоге старичок-филолог отвязался только после того, как Райтэн пообещал осенью явиться на лекцию и продемонстрировать владение этой интонационной конструкцией студентам.
Так что, так или иначе, все были довольны, что преследования со стороны профессуры университета перешли из хаотичных атак в упорядоченный рабочий процесс.
В кабинете при архиве закипела работа. Дерек собирал и сортировал материалы — в этом ему охотно помогали заинтересованные учёные. В соответствии с получаемыми от этой команды указаниями Илмарт рисовал карту с пробелами для иллюстраций, которые после заполняла Руби.
Хотя сессия уже осталась позади, и большинство студентов разъехалось по домам, Руби осталась в Кармидере. Тэнь предполагала, что подруга поступила в университет благодаря махинациям, схожим с тем, что использовала сама Тэнь. По нескольким оговоркам и некоторой нервозности можно было догадаться, что Руби сбежала из дома и опасалась, что отец может догадаться, куда именно она подалась. Они никогда не обсуждали это прямо, но, в конечном итоге, решение Руби остаться на лето здесь не удивило Тэнь — которая, в свою очередь, защитив свою выпускную работу, незамедлительно погрузилась в лабораторные опыты.
В тех редких случаях, когда Дерек и Руби оставались наедине в своей работе над картами, они начинали вполголоса строить интригу о том, как бы изящно свести Тэнь с профессором. Заговорщикам было не занимать фантазии, и парочка подверглась серии массированных атак: дошло до того, что однажды Руби заперла их в лаборатории на ночь.
Провал этой операции был самым сокрушительным: пленники даже не заметили своего положения, проработав всю ночь напролёт, и с утра очень удивились, когда их явились вызволять. И даже выставили спасателей с большим раздражением: интересующая их реакция должна была длиться ещё час.
Как ни искусна была в интригах подобного рода Руби и как ни хорош был Дерек в своём таланте продумывать и организовывать тонкие операции — в этом сводничестве их при любом раскладе ожидал неминуемый провал.
В глазах Тэнь профессор был гением. Молодой учёный — ему стукнуло около тридцати пяти — уже успевший прославиться своими смелыми опытами. На его счету значились многочисленные исследования, открытия, заключения, опыты и разработки. Он был фигурой мирового масштаба и приезжал читать лекции в университетах других стран — и слушали его там не только студенты, но и преподаватели.
Тэнь знала, что никогда и близко не подступит к этой недосягаемой высоте. Её ум не был умом учёного; она лишь подхватывала гениальные идеи своего наставника и работала над тем, на что у него не хватало времени. Не считая себя за равную ему, она и не мечтала о любви — вершиной её надежд была работа под его началом.
Что касается самого профессора, то он не видел со своей стороны возможности ухаживать за Тэнь. В его глазах брак между ними стал бы чудовищным мезальянсом. Тэнь происходила из богатой, знатной, знаменитой семьи, не говоря уж об отце-правителе.
У профессора не было ничего, чтобы предложить ей. У него не имелось своего дома: он жил в преподавательском общежитии. У него не нашлось бы и минимальных сбережений: всё своё жалование он тратил на реактивы. Он не мог подарить своей избраннице даже времени: его день был забит под завязку, он редко спал дольше шести часов в сутки и зачастую пренебрегал обедом, чтобы сэкономить минуты на более важные занятия.
Вся жизнь профессора принадлежала науке: как он считал, ему было просто нечего предложить женщине.
Вершиной его надежд было наблюдать за её успехами.
Они, определённо, любили друг друга — глубоко и трепетно — и со стороны это было очевидно, хотя в общении своём они придерживались формальной манеры.
Она видела в его отношении лишь доброту наставника по отношению к усердному ученику.
Он видел в её чувствах лишь восхищение студентки перед учёным.
Втайне она мечтала когда-нибудь поцеловать его руки.
В глубине своего сердца он ничего иного не желал, как обнять её.
Это было удивительно глупо; настолько глупо, что ни Дереку, ни Руби не приходило в голову, в чём суть того обстоятельства, которое разрушает все их коварные замыслы и интриги.
Они оба раздражались, придумывали всё новые планы — и снова проваливались.
В конце концов, именно Дерек предложил поставить на кампании крест:
— Даже если мы их напоим и запрём в спальне, Руби, — мрачно заключил он, — они просто будут всю ночь увлечённо обсуждать влияние C2H5OH на головной мозг, а утром, чего доброго, ещё и напишут на эту тему статью.
Вздохнув, Руби признала, что он прав.