Нынешним вечером собрание исследовательского кружка по картографии представляло собой зрелище весьма любопытное.
У одной из стен, левым боком к двери, спиной к окну — чтобы свет помогал работать — сидел Дерек. Настрой его, впрочем, был отнюдь не рабочий: последний час он тупо разглядывал одну-единственную страницу в книге, задумчиво раскачивался на стуле и постукивал пером по столу.
Это постукивание весьма раздражало Райтэна, который сидел от него по правую руку, и время от времени прихлопывал ладонь друга к столу, чтобы тот перестал постукивать. Дерек, действительно, прекращал на некоторое время, но потом начинал снова — явно машинально, не замечая ни того, что стучит, ни того, что Райтэн пытается его прервать.
Сам Райтэн, регулярно матерясь себе под нос, помогал Олив рассчитать площади разлива Кантаэнь — Олив пыталась припомнить конкретные цифры и факты, вычислить по карте Илмарта расстояния, а Райтэн оказался единственным в их компании, кто был способен математически точно высчитать площади столь странных и причудливых фигур.
Олив сидела за отдельным столом, который сама поставила перпендикулярно тому, за которым ныне расположились Дерек и Райтэн. Едва только войдя впервые в этот кабинет, Олив тут же облюбовала себе место напротив двери и сама перетащила сюда и стул, и стол — раньше, чем мужчины опомнились и бросились ей помогать. Это оказалось стратегически удобное место: здесь можно было контролировать взглядом и дверь, и окно, и всех находящихся в комнате.
По правую руку от неё в углу сидел Илмарт, занятый очередной картой. Его место стратегически было не таким выгодным, как место Олив: дверь располагалась от него справа, и он контролировал её боковым зрением. Илмарт избрал такое положение потому, что в самый угол ему удалось приткнуть стеллаж, на котором он разместил всю прорву инструментов, необходимых ему для тонкой работы.
Замыкала круг Руби, которая сидела за столом спиной к двери — она выбрала его потому, что так было удобно уточнять информацию и у Дерека, и Илмарта, что бывало ей нужно довольно часто.
В этот раз работа шла в тишине — только Олив и Райтэн негромко переговаривались. До Илмарта регулярно долетало то «Тогнар, не будь столь самоуверен», то «Се-Стирен, как ты вообще с таким пессимизмом дожила до своих лет?» Судя по всему, амбициозные планы Райтэна по торговле на северном направлении не находили у Олив должного отклика.
От работы всех неожиданно отвлёк Дерек.
— Профессор Кантар! — вдруг с воодушевлением заявил он, разглядывая пустоту перед собой.
Все взгляды обратились к нему. Но если Илмарт и Руби просто не поняли, причём тут преподаватель математики, то Райтэн, напротив, сходу воодушевился.
— Точно! — стукнул он себя по лбу и незамедлительно вскочил, не доведя формулу до решения.
— Да, он должен быть ещё здесь, — поддержал его Дерек и тоже вскочил.
Жена упомянутого профессора была племянницей одного из членов Парламента, что сходу не припоминалось. Но, если тщательно перебирать в голове, кто из твоих знакомых может быть в курсе столичных политических сплетен, то добредаешь и до таких нюансов — что и произошло с Дереком.
Райтэн понял мысль на лету, и поэтому друзья рванули на выход — отлавливать профессора.
— Тогнар вообще способен усидеть на месте ровно хоть час? — раздражённо высказалась вслед закрытой двери Олив, которая осталась один на один с цифрами и формулами, не все из которых были ей знакомы.
Илмарт честно задумался, но не смог припомнить таких случаев.
— Справедливости ради, — отметила, отрываясь от рисования, Руби, — идею высказал Деркэн.
Они все, правда, так и не поняли, в чём состояла суть этой идеи и почему профессор математики потребовался столь срочно. Гадать было бесполезно — у этой неусидчивой парочки слишком оригинально перемешивались в их жизни самые разные планы и виды деятельности — так что все просто вернулись к своим делам: Олив — к формулам, Илмарт — к карте, Руби — к рисованию.
Вскоре у Илмарта случилась досадная заминка. У него в работе была карта распространения пород рыб. Он помнил, что Дерек предупреждал его о каких-то нюансах по части отображения райанских озёр — но в чём состояла суть дела, вспомнить не удавалось.
Досадуя, что Анодар свалил именно тогда, когда оказался нужен, Илмарт подошёл к его столу в попытках найти нужные заметки по теме — трудные случаи Дерек иногда набрасывал от руки, криво, но доходчиво. В обозримом пространстве нужных материалов не оказалось, но на подоконнике столпились целые стопки бумаг, и Илмарт решил порыться в них. Правда, просто дотянуться до подоконника не удалось бы, а лазать под столами на глазах у дам Илмарт счёл неудачным решением, поэтому пришлось обходить всё скопление мебели. Это можно было сделать как слева, через Олив, так и справа, через Руби. Илмарт выбрал второй вариант, потому что так было чуть ближе.
Обходя Руби, он досадно споткнулся — кто-то из преподавателей умудрился притащить сюда наглядное пособие в виде бюста отважного полководца и оставить его прямо на полу. Не ожидавший такой подставы Илмарт едва не упал на Руби, в последний момент ухватившись за её стул и попутно своротив на пол какую-то книгу.
Руби рассмеялась.
— Я так и знала, что Мидрафт Тёмный тут не к добру! — помянула она полководца и, изящно прогнувшись, подняла книгу.
— Зачем он, вообще, нам? — проворчал Илмарт, преодолевая неожиданное препятствие и зарываясь в бумаги на подоконнике.
— Историки хотели карту с полководцами! — просветила Руби.
— Карту с полководцами?! — изумлённо повернулся к ней Илмарт.
— Ну да, — повела она плечом нерешительно. — С портретами самых известных полководцев из разных стран.
Хмыкнув со своего места, Олив отметила очевидное:
— Как будто у нас есть их портреты!
— На этом и запнулись! — со смехом согласилась Руби и прибавила: — Но они теперь меня просят придумать эти портреты по имеющимся в хрониках описаниям.
— А ты так умеешь? — заинтересовался от окна Илмарт, всё ещё пытаясь найти то, что ему требовалось.
Ему очень нравилось, как Руби работает с оформлением карт. Сперва он, по правде, переживал: ему несомненно казалось, что любые рисунки только испортят его труд. Однако быстро выяснилось, что с Руби они сработались, и теперь он получал море удовольствие от творческого сотрудничества.
Дело в том, что Илмарт относился к картографии необычайно серьёзно. Для него каждая карта была живой, дышащей, обладающей своим неповторимым характером. Перед началом работы он всегда воображал её — как если она бы была человеком — и потом пытался отразить этот пойманным им характер в каждой мелочи. Каждая нанесённая им черта дышала этим характером. От карты к карте менялся его почерк, толщина линий, тип штриховки, острота углов и десятки других нюансов, которые не были заметны непрофессионалу, но отличали карты Илмарта от любых других.
Руби умела чувствовать карту. Она с несомненной ясностью улавливала тот характер, который зарождался под пером Илмарта, и умело дополняла его иллюстрациями — заставляя карту ожить. Ему виделось в её работе какое-то волшебство; она не только не портила его задумку — она одухотворяла её внутренним движением чувства.
— Я умею, — признала Руби и добавила: — Но это сложно. Возможно, позже попробую.
Илмарт довольно хмыкнул — нашёл те самые заметки по райанским озёрам — и вернулся к себе, теперь уж избегнув встречи с головой Мидрафта Тёмного.
С четверть часа они тихо работали.
Потом Олив с досадливым:
— Тогнар, чтоб тебя!.. — вскочила и принялась копаться в справочниках, которые занимали райтэновскую половину стола. Поиски её, впрочем, не увенчались успехом. — Да где он вообще эту формулу нашёл!
— Постой, — припомнил Илмарт, — дай мне посмотреть.
Обойдя столы теперь уже по стороне Олив, он, протиснувшись мимо неё, снова закопался в бумаги на окне — ему там только что попадались какие-то формулы, и он подумал, что это могут быть те самые.
С досады Олив швырнула на стол тот справочник, который был у неё в руках; он упал на самый край стола и мог бы скатиться на пол, но Илмарт машинально его поймал. Пока Олив листала одну из тетрадей на столе Райтэна, Илмарт копался в записях — одной рукой, потому что во второй был спасённый справочник. Это было неудобно, и он решил освободить руки полностью, и переложил справочник в стопку тех, которые уже стояли на столе позади него.
Однако, оказалось, Дерек выставил свои книги, чётко поймав единственную возможную точку равновесия для этих разнокалиберных изданий разной толщины и степени раздутости. Лишний подкидыш эту систему нарушил; стопка накренилась и с грохотом рухнула на пол.
Олив, погружённая в чтение, не ожидала такой подставы. Подпрыгнув от неожиданности, она отшатнулась в угол, выхватывая кинжал.
— Мать твою, Май! — воскликнула она, обнаружив, что виновником переполоха был Илмарт. — Ты меня седой сделаешь!
В её каштановых волосах, и впрямь, местами попадались седые волоски — она и не думала их вырывать, и обычно на солнце они блестели и сильно выделялись на фоне остальных.
— Прости, — повинился Илмарт, присаживаясь на корточки и собирая книги обратно.
Аккуратная стопка у него не получилась, и он просто сгрузил их кучей на свободное место на столе.
— Чего у вас там? — между тем, недовольно переспросила Руби, не поднимая головы от рисования — работа поглотила её полностью.
— Репетируем осаду кабинета, — повернулся к ней Илмарт.
Продолжая выводить тонкие линии, она хмыкнула.
— Студенческое восстание? — заинтересовалась Олив, возвращаясь к листанию тетрадей.
— Предположим, их одиннадцать, — охотно подхватил Илмарт и добавил: — Но дверь узкая.
— Тю! — отклонила предложение Олив. — От одиннадцати и баррикады из столов хватит!
Илмарт повернулся спиной к окну и принялся тяжёлым взглядом разглядывать столы.
— Нет, — наконец, вынес вердикт он. — Снесут.
— Дверь узкая, — напомнила Олив.
Следующая четверть часа ушла на бесплодные поиски формулы — существовавшей, видимо, лишь в голове Райтэна, — и обсуждение оборонительного потенциала помещения.
В конце концов, они сошлись на том, что справятся с восстанием из пятнадцати студентов без проблем, но вот двадцать будет им уже точно не по зубам, а формулы, судя по всему, в кабинете нет.
Махнув рукой, Олив сказала, что дальше без Тогнара ей тут делать нечего — в тоне её, однако, невольно прозвучало уважение к уму так не вовремя свалившего партнёра, — и ушла домой.
Илмарт вернулся к карте.
Однако работа у него больше не ладилась: со дна души поднималось исподтишка мерзкое, сосущее чувство тревоги.
Илмарт замер: он хорошо знал это чувство приближающейся опасности, когда умом тебе кажется, что опасаться нечего, но подсознание уже считало какие-то тревожные признаки и теперь предупреждает, не давая расслабиться и готовя к схватке.
Это чувство не раз выручало его в Мариане, помогая вовремя заметить засаду или ловушку, распознать предателя или ложь. В Анджелии оно редко давало о себе знать: как-то при облаве в Брейлине он предугадал, что бандиты заняли позиции на крыше зданий, а ещё вычислил грабителя на рынке — по мелочам в поведении, которые и сам не сумел бы объяснить.
Предчувствие такого плана никогда не было надёжным, и Илмарт знал, что нельзя полагаться на него вполне — тем более, что ему редко удавалось задним числом объяснить, что именно его насторожило. Однако игнорировать то, что не раз спасало тебе жизнь, было бы отчаянно глупо, так что Илмарт невольно задумался.
«Студенческий бунт? Да нет, бред!» — даже помотал он головой, отгоняя мысли. Их с Олив игра была слишком далека от действительности, чтобы увидеть реальную опасность в нахождении в замкнутом пространстве внутри университета.
«Но что тогда могло меня насторожить?» — методично начал перебирать в голове события Илмарт.
На ум ничего не шло: обычные шуточки, просто рабочий день, привычные задачи. В бумагах копался — могло ли там быть что-то опасное? Вроде, сплошные заметки по их проекту. Глупости. Даже если бы в ходе работы Анодар и обнаружил бы что-то опасное, он бы не стал это записывать — чай, не дурак.
Книги уронил? Так вроде ничего не попортилось. Едва ли порядок в стопке был так принципиален, да и чем мог быть опасен Дер, даже если он и расстроится этому эпизоду? В самом деле, не драться же полезет за уроненную стопку! Олив, и та была опаснее в этой ситуации, поскольку могла от неожиданности и заехать…
Сердце стукнуло гулко, словно говорило: что-то здесь.
Олив. Да, он напугал Олив, это очень неприятно. Она не переносит, когда рядом с нею что-то громко роняют — и Илмарт прекрасно её понимал. Он сам воспринимал такие неожиданные громкие звуки как предвестник опасности и весь подбирался — на всякий случай. Лучше прослыть конченным параноиком, чем не успеть доли секунды — в его прошлом эти доли секунды порой оплачивались жизнями союзников и близких.
Реакции Олив не были похожи на его: он мобилизовался, чтобы быстро атаковать, если это потребуется. Олив же превентивно защищалась, ожидая опасности, удара. Он всегда полагал, что эта разница в их реакциях обусловлена в первую очередь комплекцией: в случайной драке он часто выходил победителем за счёт силы и мышц, а Олив, скорее всего, если и попадала в драку, то бывала бита, поскольку никакая ловкость не компенсирует физическую слабость.
«Стоп, — сказал сам себе Илмарт на этой мысли. — Я почти уверен, что её били или даже избивали — она явно знает, каково это, и боится. Но если Руби тоже били…»
Он нахмурился и исподтишка бросил взгляд на тихо рисовавшую Руби.
Тут же ему бросилось в глаза, что она сидит спиной к двери.
Он никогда не замечал этого раньше, потому что это было в первую очередь удобно ему самому — так она сидела лицом к нему. И, тем паче, он не был настолько параноидален, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Это манера Олив была весьма демонстративна, буквально бросалась в глаза — не заметить, что ей свойственен страх перед внезапным нападением, было невозможно.
Далеко не все женщины, которые столкнулись с физическим насилием, ведут себя так, как Олив. В том, что Руби спокойно сидела спиной к двери и не чувствовала на этот счёт никакого дискомфорта, не было ничего странного. В конце концов, она могла просто считать университет безопасным местом.
Илмарт нахмурился пуще. Ему особенно не хотелось подозревать Руби в обмане, потому что она была ему симпатична — из-за общего чувствования характера карт. Но именно от того, что она была ему симпатична и ему не хотелось её подозревать, он включил свою паранойю на полную мощь — жизнь в Мариане приучила его к тому, что симпатизировать женщине может быть смертельно опасно.
Включенная на максимальный режим паранойя дала ошеломительные результаты: Илмарт вынужден был признать, что лишь однажды видел в поведении Руби признаки жертвы насилия — в той сцене у ворот с её отцом.
Совершенно точно она ни разу не демонстрировала ничего подобного до — он бы заметил, непременно заметил, как обратил внимание на эту черту в Олив буквально в первую же встречу, чуть ли ни на первый же взгляд.
Всё, что он вспоминал после той ситуации о ворот, тоже не несло за собой соответствующих смыслов.
«Когда я уронил те книги, она просто продолжала рисовать, — мысленно перечислял он обнаруженные сегодня странности. — И когда я чуть не упал на неё раньше, она совсем не испугалась».
Он был уже почти уверен, что она притворялась в тот раз — но всё же существовал крохотный шанс, что, сталкиваясь с насилием со стороны отца, она сохранила притом доверие к другим людям и даже к мужчинам. Во всяком случае, Илмарт допускал, что такой шанс есть.
«Но зачем ей? — удивлённо спрашивал себя он. — Неужто так хотелось выскочить за Тогнара?»
Как ни крути, он не мог придумать другого варианта. Руби не могла не знать, что они приложат все силы, чтобы вырвать её из рук отца — так или иначе, бьёт он её или нет. Изображать жертву насилия стоило только в том случае, если она желала форсировать процесс, вынудить какого-то из них — Райтэна или Илмарта — на немедленные действия.
Илмарт был из людей, которые, если бы и начали действовать в такой ситуации, то предпочли бы убить агрессора, не задумываясь о последствиях.
Райтэн был из тех, кто просто бросится вперёд — защищать. Как придётся.
«Чего он вообще тогда заговорил про брак?» — попытался вспомнить Илмарт, но тот разговор уже выветрился из его памяти.
«Итак, моя рабочая версия, — постановил он сам в себе, — что она пыталась спровоцировать Тогнара на защиту».
Эта версия требовала проверки, и Илмарт не стал медлить.
Он с деловым видом встал и прошёл к двери — как будто собирался выйти — но уже у самого выхода обернулся. Руби спокойно работала.
Он сделал шаг к ней, словно что-то забыл спросить, и, положив руку ей на плечо, начал:
— Руби…
Она чуть вздрогнула — как вздрогнул бы каждый человек, к кому неожиданно притронулся кто-то со спины, — аккуратно дорисовала линию и повернулась к нему с вопросительным:
— Ил?
— Слушай, иди-ка сюда, — позвал он, словно хотел ей что-то показать.
Она чуть нахмурилась, отложила кисть, встала, вопросительно огляделась по сторонам и так не нашла, к чему именно он пытается привлечь её внимание.
Одним резким движением он толкнул её на дверь спиной и прижал к ней за шею. Она было вскрикнула от страха и неожиданности, но его удушающий захват не очень-то способствовал крикам.
— Тебя ни разу в твоей жизни никто не ударил, — спокойно и холодно сказал Илмарт.
Он не был уверен в этом на сто процентов, но его наблюдений было достаточно, чтобы перейти к жёсткому допросу.
Руби, жалобно моргая, забилась под его захватом, пытаясь вырваться. Обеими руками она вцепилась в его запястье, но не смогла его сдвинуть — их силы были слишком очевидно неравными. В глазах её стояла откровенная паника; кажется, она даже заплакала.
— Твой отец никогда не поднимал на тебя руку. — Медленно, вбивая каждое слово как гвоздь, утвердил Илмарт, после чего грозно рыкнул: — Так?!
Она лишь моргала мокрыми от слёз ресницами, глядя на него с ужасом.
Он отпустил её шею, давая, наконец, нормально вздохнуть — она тут же вскинула руки, пытаясь прикрыть пострадавшее место, — и перехватил её за плечи.
— Так?! — надавил он, выражая тоном угрозу.
Беспомощно, тонко всхлипнув, она кивнула.
Илмарт перевёл дух даже с некоторым облегчением — если бы она оказалась невиновна, его поведение, определённо, было бы в высшей степени неприемлемым, и во время всей этой сцены ему внутренне было страшно от мысли, что он из-за пустой паранойи набросился на бедную девушку.
Признание, пусть и такое вялое, превратило бедную девушку во врага — а с врагами можно и должно не церемониться.
Тем не менее, выбив то, что хотел узнать, он отпустил её — она тут же сползла по двери вниз и, жалобно рыдая, обхватила руками своим колени.
С минуту Илмарт наблюдал эту истерику, затем жёстко сказал:
— Ты нарочно изобразила испуг перед отцом, чтобы спровоцировать Тогнара. Так?!
Она вцепилась в колени отчаяннее, пряча в них лицо.
Илмарт остался безучастен к её страху.
— Я задал вопрос, — холодно напомнил он и поднажал: — Уверена, что хочешь вернуться в прежнее положение?
Она, испугавшись, попробовала было отшатнуться от него — но ей было некуда, сзади спину подпирала дверь, сбоку — шкаф.
Вдохнув побольше воздуха — мысль о том, что её снова начнут душить, явно наполнила её ужасом, — она тихо подтвердила:
— Так.
Илмарт отстранёно отметил, что с жертвой ему несказанно повезло: она явно не была готова к допросу и не умела выносить даже банального психологического давления.
В Мариане подобные признания и пытками-то не всегда удавалось выбить.
«Слюнтявые анжельцы!» — подумал было он и мысленно запнулся.
К презрению, которое им овладело, неожиданно примешалась жалость, потому что он осознал, что Руби не чета тем марианским женщинам, с которыми ему приходилось воевать.
Он почувствовал острое недовольство собой и даже вину — он отыграл эту сцену так, как будто имел дело с умелой марианской интриганкой, нарочно внедрённой врагами с целью убийства. А перед ним была простая анжельская девчонка, которая просто хотела окрутить богатого парня.
Ему сделалось мучительно жаль её — жаль в первую очередь потому, что она ничуть не походила на тех лживых, мерзких женщин, с которыми ему доводилось сталкиваться на родине. Стремление убежать от гнёта жёсткого отца под крылышко доброго и заботливого мужа в глазах Илмарта выглядело совершенно нормальным; и пусть Руби использовала гадкий и подлый метод, но, во всяком случае, её мотивы не казались ему преступными.
Он перегнул палку и был теперь недоволен собой.
— Да сядь уже нормально, — буркнул он, отходя вглубь комнаты, ближе к своему столу.
Бросив на него испуганный беспомощный взгляд, она, дрожа, поднялась на ноги и села на своё место, поникнув и спрятав ладони между коленей.
Сложив руки на груди, он мрачно рассматривал её и думал, что точно перестарался. За горло хватать однозначно не стоило. Хватило бы простого психологического нажима — она наверняка раскололась бы, может, не сразу, но после небольшой продуманной игры по нервам — точно.
Она, меж тем, совладала с рыданиями, и теперь дышала глубоко и медленно, пытаясь успокоиться.
Наконец, вытерла глаза ладонью, потом достала из кармашка платья платок и высморкалась. Немного посидела, глядя на свои колени, потом тихо спросила:
— Ты ему расскажешь, да?..
Илмарт задумался.
Взвесив все за и против, озвучил решение:
— Сама расскажешь.
Она вздрогнула и подняла на него испуганные молящие глаза.
— Я не смогу… — почти беззвучно прошептала она — он скорее угадал, чем услышал.
Он вздохнул.
— За свои поступки нужно уметь отвечать, Руби, — серьёзным тоном отметил он.
Она обхватила плечи руками.
— Как же я ему скажу?.. — наконец, в отчаянии воскликнула она.
— Как есть, — довольно жёстко парировал Илмарт, затем смягчился и добавил: — Тогнар ценит честность.
Всё лицо её сморщилось от стыда и ужаса.
Помолчав минуту, она сказала:
— Ты прав.
Лицо Илмарта прояснилось; у него отлегло от сердца. То, что она была готова признаться сама, возвращало ему возможность относиться к ней с симпатией.
В конце концов, люди совершают ошибки — им это свойственно.
И умение признать, что ошибся, — достойная черта.
— Лучше сегодня, сейчас, — посоветовал он, понимая, что в противном случае она измучает саму себя, снова и снова представляя себе сцену, которая сейчас так её ужасает.
Она тихо кивнула.
— Пойдём-ка умоешься, — почти дружелюбно предложил он, подходя к ней и помогая встать.
Она взялась за его руку, принимая помощь — он почувствовал, что ладони у неё в край холодные, и снова испытал укол совести при мысли, что был слишком уж жёсток.
— Я знаю, что такое не прощают, — спокойно отметил он. — Но мне жаль.
— Я понимаю, — просто ответила она, и ему стало легче от этой простоты.