Пока Дерек и Райтэн разгребали свои каменноугольные дела, в домике Ирдании был собран чрезвычайный совет, несколько великоватый для скромной кухни, отчего сидячих мест на всех не хватило.
Как председатель этого совета, Картэн Тогнар устроился на возвышении, в качестве которого выступал массивный хозяйственный короб. Он занял место у стены, между двумя окнами. В каждом из окон на подоконнике сидело по немолодому, но крепкому мужчине. Справа это был бывший начальник портовой стражи Аньтье, слева — бывший командир гвардии.
За столом, во главе, находился нынешний правитель Брейлина, Данзэс Релтар. Он смачно грыз поздние яблоки, коих хозяйка выставила на стол целое блюдо. Часть этих яблок Ирдания тут же и нарезала на ломтики, планируя печь пирог, тесто для которого уже подходило.
Третьим за столом сидел Этрэн Дранкар — он как раз завершил очередное ньонское плаванье, обнаружил отсутствие друга в Аньтье и настиг его уже здесь. Ему, очевидно, было скучновато, потому что он развлекался тем, что воровал у Ирдании ломтики яблок.
В уголку сидела старушка-свекровь. Подслеповато морщась, она что-то вышивала.
— Да он и так бы в Парламент прошёл, — вгрызаясь в яблоко, заметил правитель Брейлина. — Но вот дальше…
— Дальше ему нужна коалиция, — кивнул Тогнар.
Мало пройти в Парламент — там ещё нужно обзавестись союзниками. Различные фракции в нём складывались поколениями, так что новичку, определённо, требуются какие-то козыри, если он не хочет просто затеряться в задних рядах.
— Зыбко, — отметил пёстро седеющий шатен справа от Тогнара. — Даже Рийар едва ли будет заинтересован, не говоря уж о прочих.
«Своя» коалиция у них в Парламенте имелась — и довольно мощная — но, в самом деле, тесть оторванного от политической жизни Райтэна не та фигура, которую они тут же ринулись бы поддерживать.
— Это если речь идёт о поддержке Михара, — вдруг включился в разговор Этрэн, разжёвывая дольку яблока. — А что, если он планирует пропихнуть в Парламент самого Тэна?
Собрание ответило ему бешеной смесью взглядов — шокированных, возмущённых, ужаснувшихся или скептических.
— Тэн в Парламенте? — выразил всеобщую мысль Тогнар. — Давайте сразу пойдём войной на два фронта, на Ньон и на Ниию, быстрее выйдет!
Учитывая характер Райтэна, следовало ожидать, что он развалит Парламент в кратчайшие сроки, даже не прилагая к тому осознанных усилий.
— Так это если он сам, — попробовал защитить свою мысль Этрэн. — А если по указке тестя? Чисто как марионетка?
Тогнар смерил его скептическим взглядом и сложил руки на груди, глубоко погружаясь в размышления на тему, насколько реально управлять Райтэном, если предположить, что… Нет, тут как не предполагай!..
— Или вообще запугать, — вдруг раздумчиво предположил мужчина слева, бородатый брюнет самой пиратской наружности.
Все некоторое время подумали, чем можно запугать Райтэна так, чтобы он не вытворил каких-то несусветных глупостей, но в итоге Тогнар отверг эту версию:
— Судя по игре, предполагалось манипулировать исподтишка, а не запугивать.
— Хорошо, — вдруг вмешалась в дело Ирдания, что-то мудря со своей начинкой. — А если предполагалось, что он затащит Тэна — пусть не в Парламент, просто в большую политику, — а ты ринешься защищать? — вопросительно посмотрела она на Тогнара.
Тот задумчиво потёр подбородок.
— И в чём смысл? — проворчал Этрэн. — Провоцировать от противного?
— Как-то сложно, — согласился правитель Брейлина. — Такие комбинации обречены на поражение.
Они некоторое время помолчали, потом пиратского вида брюнет сменил тему:
— Давайте посмотрим так. Ан-Фило дует в одну трубу со столицей, — все оглянулись на него весьма заинтересовано. — И Кармидер им не противник — у них нет военной мощи. Остаётся север, который вообще отрезанный ломоть, и Брейлин с Аньтье. Если он получает лояльность Аньтье, то это уже сила, которой не сможет противостоять ни север, ни Брейлин, — Тогнар и правитель Брейлина переглянулись и кивнули.
— Вот только Тэн не правитель Аньтье, — разумно возразил Тогнар.
Достав подошедшее тесто, Ирдания пожала плечами и отметила:
— Во-первых, кто разберёт, что втемяшится твоему младшенькому? Во-вторых, интрига может учитывать грядущие поколения.
— Какой смысл в интриге, финала которой не застанешь? — фыркнул седеющий шатен.
— Так ведь Михар человек идейный, — степенно возразил Этрэн, который теперь пытался стырить кусочек от теста, с которым возилась Ирдания.
— Ну, это глупости! — возразил Тогнар. — Как он планирует удержать и столицу, и Ан-Фило, и Аньтье, да ещё в следующем поколении? Утопия!
— Ну, допустим, — ответил ему пиратский брюнет, — чтобы удержать Аньтье, ему и нужен Тогнар или Рийар.
— Кстати, — заинтересовалась Ирдания, раскатывая тесто, — а он к Рийарам-то не подкатывал со своей дочкой?
Все послушно задумались: кто-то пытался вспомнить, сколько в семействе Рийаров подходящих холостых мужчин, кто-то высчитывал, как такая интрига могла вестись и почему не сработала.
— Там все зубастые, — наконец, вынес вердикт Тогнар, имея в виду, что все подходящие женихи из Рийаров неплохо разбираются в политике. — В их поколении только Тэн… — он махнул рукой, досадуя на характер старшего сына.
— Предположим, — вмешался седеющий шатен, — если бы Райтэн повёлся — что это дало бы Михару?
— Конфликт со мной, — тоном «это само собой разумеется» обозначил Тогнар.
В самом деле, как будто неожиданное вмешательство Тэна в политику могло пройти мимо него и не вызывать соответствующей реакции!
— Это возвращает нас к тому, — начиняя пирог яблоками, продолжила свою линию Ирдания, — что ты бы рванул защищать.
— От чего и каким образом? — с невинным любопытством уточнил у неё Тогнар.
Та, выпрямившись, отряхнула руки, полюбовалась получающимся пирогом, повела полными плечами, почти не скрытыми широкими лямками зелёного сарафана, потом предположила:
— А если он будет шантажировать тебя Тэном, чтобы ты делал то, что нужно ему?
Тогнар вежливо приподнял брови.
— Великое Пламя, Ирди! — воскликнул он с некоторым даже недоумением. — Ты правда думаешь, что я спустил бы такой шантаж с рук?
— Мы отвлеклись, — прервал его возмущения правитель Брейлина. — Предполагалось, что Райтэн будет участвовать в интриге на стороне Михара добровольно.
— И, поскольку он ничего не смыслит в политике, я бы захотел его поддержать… — задумчиво шевеля губами, согласился Тогнар.
— Рванул бы в столицу, как пить дать! — кивнула Ирдания, громыхая посудой у печки. — Может, и в сам Парламент!
— То-то адмирал бы обрадовался! — хохотнул пиратский брюнет.
Рийаров всегда раздражало, что Тогнары оставляют столичную политику им на откуп. Совсем не участвовать в таком деле было чревато, поэтому хоть кто-то от семьи должен был сидеть в центре и контролировать ситуацию.
— Кстати, и вправду, — поддержал идею Этрэн. — Если бы ты ломанулся в политику, — поглядел он на задумавшегося друга, — Рийар наверняка бы свалил на тебя благородную миссию представлять семью в Парламенте.
— И тут Тэн с идеями, которые кажутся ему своими, — дополнила Ирдания. — А ты, признайся, встал бы на сторону сына просто из страха потерять его снова, ведь так?
Тогнар передёрнул плечами, болезненно морщась: его самым сильным страхом теперь, и впрямь, был страх вновь потерять Райтэна. И он, пожалуй, мог бы пойти на невесть какие глупости, лишь бы сохранить отношения с ним. С такой точки зрения интрига и впрямь обретала смысл.
— И вот, у него уже Ан-Фило и Аньтье, — резюмировал пиратский брюнет. — Плюс столичные Рийары, плюс Данзэс — вот тебе и вся Анджелия.
Это было, конечно, грубейшим обобщением, но всё же давало какое-то понимание в вопросе «зачем всё это?».
— Слишком много случайностей и условий, — поморщился правитель Брейлина.
— Он может частично импровизировать, — отметил седеющий шатен. — Заполучить Райтэна ему оказалось несложно, а там уж — как пойдёт. Возможно, у него есть варианты на разные реакции, — выжидательно посмотрел он на Тогнара.
Тот кивнул, помолчал и ответил:
— Но, чтобы я начал реагировать, ему нужно что-то сделать.
— Внезапного брака тебе недостаточно? — хмыкнула Ирди, помещая пирог в печь с видом человека, который прекрасно выполнил свою работу.
— Это же Тэн, Ирди! — возвёл глаза к потолку Тогнар. — Его брак не мог не быть внезапным!
Кухню заполнил самый искренний ржач.
Когда он смолк, старушка оторвалась от вышивания и спросила:
— А фто, ваф Михар-то не монархифт, чафом?
Повисло ошеломлённое молчание.
— Великое Пламя, спаси Анджелию! — с ужасом озвучил общую мысль Тогнар.
Если Райтэн как член Парламента виделся форменной катастрофой, то уж в качестве монарха он точно представлял собой совершенно разрушительную неуправляемую силу.
— Нет, Михар не идиот же, — вернул всех на землю Этрэн.
— А если в следующем поколении? — коварно спросила Ирди.
…в таком духе совещание шло ещё несколько часов и закончилось уже после поедания пирога. В целом высокое собрание пришло к мысли горячку не пороть, но быть начеку и ждать дальнейших шагов противника.
Для того, чтобы этих шагов дождаться, нужно было противника убедить, что интрига его идёт как по маслу — так что старший Тогнар решил подойти к делу инструктажа сына самым тщательным образом.
Однако на этом этапе что-то не заладилось, хотя и началось всё с удачного отлова Райтэна в кабинете на карьере — Дерек носился по самому карьеру с сотней дел.
Нет, слушал Райтэн вполне внимательно, и даже кивал в нужных местах, но, как это всегда с ним бывало, внутренняя работа какой-то тяжёлой мысли вполне отражалась на его лице — было видно, что он с трудом заставляет себя удерживать внимание на инструкциях отца.
— Что случилось, Тэн? — в конце концов, не выдержал и поинтересовался прямо старший Тогнар.
Сын досадливо отмахнулся от вопроса. Лицо его, впрочем, несколько перекосило, когда он потребовал:
— Ты продолжай, продолжай! — и уже тихо себе под нос добавил: — Своих мозгов нет, так хоть твоими воспользуюсь.
Чувства его находились в полнейшем смятении. Он, конечно, и сам приехал в Брейлин за отцовской помощью именно потому, что ничего не смыслил в интригах. И было вполне разумно и логично, что прекрасно разбирающийся в этой области отец провёл соответствующую аналитическую работу и теперь на блюдечке с голубой каёмочкой принёс готовый рецепт в виде подробного инструктажа.
Но вся ситуация в целом снова напомнила Райтэну, что он оказался в высшей степени никудышным сыном, не оправдавшим чаяния отца. Глубокое недовольство собой отражалось в мимике Райтэна вполне чётко.
«Переборщил с воспитательной частью», — с большим недовольством подумал старший Тогнар, складывая руки на груди.
Собственно, наверно, в этом и была суть их извечного конфликта: Райтэн слишком чувствительно относился к любым нравоучениям со стороны отца, а тот, в свою очередь, никогда не видел границу, на которой следовало остановиться.
Старший Тогнар умел и любил давать суровые уроки и правильно подбирать те слова, которые особенно запомнятся и отложатся на всю жизнь; это качество делало его хорошим правителем. В воспитании детей, как он полагал, оно тоже оказывалось нелишним — ему удавалось быстро и доходчиво донести до отпрысков всё, что он желал им донести. Повторять обычно не требовалось.
То, что отношения с детьми несколько отличаются от отношений с подчинёнными, Тогнар, к сожалению, из вида упускал.
У младших Тогнаров был один страх на троих — разочаровать отца — и одно же на троих желание — сделать так, чтобы отец ими гордился. Всю свою жизнь Райтэн старался вырваться из этой ловушки — потребности соответствовать чаяниям отца — и формально у него это даже получалось.
Но теперь, когда он вновь столкнулся с его язвительной критикой, страхи детства и юношества вновь в нём ожили. Мысль «я разочаровал его, я никудышный сын» прожигала его насквозь; он пытался бороться с ней, раз за разом напоминая себе, что есть на свете вещи важнее отцовского одобрения. Иметь право быть таким, какой ты есть, определённо, входило в число этих вещей.
— Тэн… — меж тем, откашлявшись, попытался старший Тогнар исправить дело. — Твой друг сказал очень правильную вещь: у тебя слишком чуткое сердце, чтобы пройти мимо мерзости и не вмешаться. Стыдно должно быть не тебе, а тем, кто тебя обманул.
Однако Райтэн, который слишком остро сейчас переживал мысль о том, что отец никогда не примет его таким, какой он есть, его не услышал; сложив руки на груди, он горько парировал:
— На самом деле, признай, ты предпочёл бы сына, который в подобной ситуации не даёт себя обмануть.
Тогнар недовольно поморщился, потому что Райтэн, разумеется, в чём-то был прав. Прямой и неспособный к пониманию интриг характер старшего сына не раз вызывал в нём досаду — и, конечно же, это можно было прочувствовать. Даже и сегодня, в тоне и в подробности, с какой он выдавал свои рекомендации по дальнейшей игре с Михаром.
Однако у Тогнара было много лет на то, чтобы принять тот факт, что старшенький оказался совсем не таким, как он себе вымечтал; и, пусть он совсем не соответствовал той картинке, которую Тогнар рисовал себе, когда качал на руках орущего младенца, он оставался родным и дорогим человеком.
Сентиментальные разговоры обычно никому из Тогнаров не давались — их гордый нрав требовал не опускаться до сантиментов — но тут уж у отца хватило мозгов чётко и уверенно заявить:
— Если уж ставить вопрос так жёстко, то я, однозначно, предпочту сына с честным сердцем сыну-интригану.
Райтэн поморщился; в своём режиме он всё ещё находил в любой фразе лишь подтверждение своим самоуничижительным мыслям.
— Тоже мне, честное сердце! — насмешливо фыркнул он, заходя с козырей и пытаясь использовать против отца его же аргументы. — Не может быть благородного сердца у человека, который на долгие годы бросил свою семью! — на финале фразы голос его ощутимо дрогнул, и он, резко развернувшись, уткнулся в окно.
Он пытался бросить эту фразу в отца, чтобы уличить его в неискренности; но вместо того попал сам в себя, снова погрузившись в глубокое чувство вины перед близкими.
С минуту старший Тогнар молчал, не зная, что на это ответить. С одной стороны, Райтэн был прав; с другой — он не учитывал огромное количество важных нюансов.
— Тэн, — наконец, заговорил отец. — А вот давай ты не будешь принимать на себя ответственность за мои поступки?
Райтэн так опешил, что даже обернулся. Удивление было настолько сильным, что приглушило самоуничижение: он явно не понимал, к чему ведёт отец.
Со вздохом потерев лоб, Тогнар обошёл стол и сел на своё место. Сложив ладони перед собой домиком, он принялся рассуждать тоном небрежным и любезным:
— Ну, смотри, что у нас выходит, Тэн. Юноша сбегает из дому — так? — Райтэн нахмурил брови, ожидая подвоха. — Что, во имя Великого Пламени, может помешать его отцу вернуть его домой — с учётом тех связей и возможностей, коими его отец обладает как правитель Аньтье?
Райтэн чуть склонил голову набок, пытаясь понять, что за интригу ведёт отец. Там и тогда, в пятнадцать лет, он, с одной стороны, хотел стать независимым и боялся того, что отец попробует вернуть его силой; первое время после побега он пугался каждого шороха в ожидании посланных за ним людей… однако, с другой стороны…
Люди эти всё не появлялись. Отец, казалось, бездействовал, не предпринимая никаких действий по поискам блудного сына. И, хотя Райтэн боялся этих поисков и хотел, чтобы его не нашли, самым иррациональным образом он был ранен тем, что его желание вполне сбылось, и никто его и не искал. Это бездействие со стороны отца словно подтверждало самую болезненную и мучительную мысль: что отцу нужен был только наследник, а не сам Райтэн. И Райтэн таким, какой он есть, ему и даром не сдался. Сбежал — ну и хвала Великому Пламени, меньше проблем с дерзким сыночком, который вечно всё портит своими грубыми выходками и безрассудными поступками.
— Итак, — продолжил, меж тем, Тогнар, — как мы только что выяснили, это было моим свободным и осознанным решением: позволить тебе жить так, как ты выбрал. Ты не мог меня принудить к этому, Тэн. Никакими своими побегами. Ты был почти ребёнком, а я уже тогда был взрослым, облечённым, к тому же, властью. Наши уровни тогда были не сопоставимы, понимаешь?
По лицу Райтэна заходили желваки — кажется, он пытался нахмуриться ещё сильнее, но дальше было уже некуда. Слова отца, как ему сейчас казалось, только утверждают всё ту же мучительную мысль: ты, Тэн, мне и тогда нахрен не сдался, и теперь только проблемы и создаёшь.
— И раз уж теперь и ты человек взрослый, — продолжил, меж тем, отец, — и я спустился до статуса рядового члена общества — может, объяснишь мне, какого демона ты обвиняешь себя за мой выбор?
Тогнар хотел выразить мысль, что Райтэн не должен так сильно винить себя за свой побег; но получилось у него только хуже, потому что Райтэн услышал все его аргументы как «сбежал и сбежал, да кому ты был нужен?»
Раненый до глубины сердца Райтэн прожёг отца яростным, острым взглядом, резко подошёл к столу, опёрся на него руками напротив него и зло заявил:
— Гладко звучит, да всё софистика!
Смерив его насмешливым взглядом, Тогнар поправил:
— Вообще-то, эристика! [1]
— В самом деле?! — с непередаваемой язвительностью в голосе переспросил Райтэн. — И с чего же тогда такая честь, отпустить блудного сына шататься, где ему вздумается?! — зло переспросил он, явно уверенный, что после этого прямого вопроса отцу ничего не останется, как прямо признать, что ему не было до него никакого дела.
Тогнар, впрочем, явно придерживался иной версии.
— Тэн, — почесал он щёку и с некоторым смущением признался: — Но ведь, если бы я вернул тебя домой насильно, ты бы меня вконец возненавидел, ведь так?
Из Райтэна словно вышибло ударом в грудь весь воздух. Руки, которыми он опирался на стол, задрожали под весом потерявшего опору тела.
— Что? — только и смог сипло вытолкнуть из себя наружу он.
— Ну, — нарочито беспечным жестом взмахнул рукой Тогнар, — я боялся потерять тебя окончательно.
Бессмысленно моргая, Райтэн смотрел на него в упор и ничего не понимал.
В его видении ситуации такая трактовка отсутствовала как класс.
— Бред, — почти без звука, одними губами, выдохнул он.
То, что говорил сейчас отец, не могло быть правдой.
Райтэн лихорадочно искал внутри себя аргументы, которые обличили бы эту ложь — и, конечно же, нашёл.
Оттолкнувшись ладонями от стола, он даже чуть подскочил и обличающим тоном возразил:
— Ты мог просто со мной поговорить!
Отец растеряно и беспомощно улыбнулся — какой-то непривычно жалкой, дрожащей улыбкой.
— Но я ведь пытался, Тэн, — мягко напомнил он.
Райтэн мучительно вздрогнул всем телом: вспомнил три непрочитанных и сожжённых письма. Тогда он был уверен, что найдёт там лишь грозные обличения и требования незамедлительно вернуться домой.
И позже, много позже, когда он уже купил в Аньтье лесопилку… Ему случалось пересечься с отцом, случайно, то оказавшись одновременно у кого-то в гостях, то на каком-нибудь мероприятии, а раз или два даже по административным делам.
Райтэн тогда был так занят тем, чтобы изображать собой каменную статую, у которой нет и не может быть никаких чувств, что…
Ошеломление его было в высшей степени велико, но постепенно оно отходило на задний план, вытесняемое глубоким, всепожирающим чувством вины. Вина эта так ощутимо отразилась в его фигуре и взгляде, что Тогнар поспешил вмешаться, пока дело не зашло в совсем уж мучительные дебри.
— Впрочем, — он встал, обогнул стол и, остановившись против сына, продолжил: — Ты снова берёшь на себя не свою ответственность, Тэн. Разве ты виноват в том, что за все эти годы я не пришёл к тебе, просто, сам, и не сказал ничего вроде… — он пошлёпал губами и предположил: — Тэн, твоя холодность причиняет мне боль, не мог бы ты быть ко мне добрее?
Райтэн растерянно заморгал.
— Что? — вновь глупо переспросил он.
— Ну! — Тогнар с деланной непринуждённостью присел на край стола. — Я ведь мог так поступить, верно?
«Нет, конечно!» — в тот же момент мелькнуло в голове Райтэна, потому что ему совершенно не представлялась подобная картина.
— Да, — ответил он из чувства справедливости.
— Вот! — наставительно поднял палец Тогнар. — Но не поступил, так? — Райтэн заморожено кивнул. — Потому что, — продолжил отец, — был то ли слишком глуп, то ли слишком горд. Что, впрочем, — неестественно беспечно махнул он рукой, — в этом контексте одно и то же. Итак, Тэн! — вернулся он к предмету беседы. — Почему ты берёшь на себя ответственность за мой выбор?
Явно растерянный Райтэн пошевелил губами, похмурился, потом начал было:
— Но я ведь…
Резкий жест отца прервал его.
— Если бы я пришёл. — Перебил он. — Неважно, пять лет назад, десять, пятнадцать. Пришёл сам и попросил тебя не причинять мне боль своей холодностью. Ты отказал бы?
Райтэн часто, беспомощно заморгал.
— Нет… — неразборчиво пробормотал он. — Конечно, нет.
— Что возвращает нас к тому, что это был мой выбор, — грустно заключил отец.
Лицо Райтэна скорчилось самым причудливым образом: он пытался не шмыгнуть носом.
— Впрочем, — вернулся к оптимистичному тону Тогнар, — ты ведь тоже мог в любой момент просто прийти сам. Так что давай-ка договоримся по-родственному, и будем впредь считать, что ответственность лежит на нас обоих в одинаковом объёме, да? — он протянул сыну руку, предлагая закрепить договор.
Райтэн дёргано кивнул и руку пожал.
Отстранёно заметил, какая она — рука отца — стала дряблая.
У старшего Тогнара была живая подвижная мимика, что отчасти скрадывало возраст — многочисленные морщины постоянно становились частью выражения лица и казались ситуативными мимическими морщинами, а не постоянными, возрастными. Но рука — рука его так соврать не могла. Это была рука человека, который приближается к шестидесяти годам.
Стыд куда-то ушёл из сердца Райтэна: вместо него там захозяйничала боль. Боль от понимания, что он потерял пятнадцать невосполнимых лет с отцом — а если бы не Дерек, потерял бы отца и вовсе.
Это было уже чересчур; он заплакал.
Отец ничего не сказал; просто обнял его — как, наверно, в последний раз обнимал в глубоком детстве. Ему тоже было больно — за собственную глупость и за то, что не инициировал этот разговор раньше.
Эристика — искусство спора нечестными средствами. Если в основе софистики обязательно лежит подмена, то эристика — это убеждение других в своей правоте вне зависимости от того, есть ли ошибка или подмена в основе. Тогнар имеет в виду, что использует нечестные способы, чтобы доказать истинное утверждение.