Сразу же после похорон и короткого визита в штаб Северного фронта Верховный отправился назад в Петроград. Оставаться в Пскове дольше необходимого было незачем. Каледин прекрасно справлялся со своими обязанностями, разве что сильно негодовал по поводу вынужденного затишья на фронте.
Его можно было легко понять, чем больше солдаты сидели на позициях без дела, тем больше их выходило брататься, поддавалось агитации, дезертировало. Не только на Северном фронте, но и на всех остальных. И на обоих флотах тоже, но флоты сидели без дела гораздо дольше, по сути, ещё с царских времён.
Каледин вообще сказал, что даже если бы немцы атаковали, было бы лучше, и отчасти генерал Корнилов был с ним согласен. Лучше отступающая, но сражающаяся армия, чем армия бездельников и дармоедов. Поэтому Верховный приказал заниматься учёбой, боевой подготовкой и снабжением частей на передовой. Никакой шагистики, ничего лишнего, только ликвидация безграмотности, знакомство с новыми образцами вооружения и реально полезные знания.
Чтобы каждый солдат мог вернуться потом в родную деревню и стать там уважаемым образованным человеком, примером для подражания.
Если бы армия не была настолько разложена и дезертирство не было бы столь массовым, Верховный мог бы вывести некоторые части с передовой в тыл, отправить солдат в отпуска и вообще дать людям отдохнуть, но в нынешней ситуации было ясно — ни один солдат из отпуска не вернётся.
О каком возвращении может быть речь, когда дома творится такое. Когда вот-вот уже начнут делить землю и отнимать её у помещиков. До личного состава, конечно, доводили информацию, что делить землю начнут только после окончания войны и проведения Учредительного собрания, и что фронтовикам при распределении земельных участков будет предоставлено преимущество, но для многих это звучало как несбыточные обещания, а фактически землю начали делить уже сейчас.
И тем более, когда многие местные открыто заявляли, что чихать хотели на Учредительное собрание и его решения, а им, мол, независимость важнее, чем мнение Учредиловки. Это ясно говорило о том, что для успешного проведения этого самого собрания необходима силовая поддержка. А у кого сила — у того и власть.
Генерал Корнилов нечасто размышлял о том, что будет дальше, после войны, ограничиваясь пока лишь самым ближним горизонтом планирования, но в общих чертах всё было яснее ясного. С одной стороны — демократические выборы с опорой на НРПР, с другой — опора на новые силовые структуры, на случай, если кто-то попытается оспорить результаты демократических выборов, а такие желающие наверняка найдутся.
Государственный строй, название должности, сроки правления, всё это не играло никакой роли. Корнилову было абсолютно плевать, будет он называться президентом, премьер-министром или генеральным секретарём ЦК НРПР, избираться на четыре года или пожизненно, править федерацией, конфедерацией или унитарным государством, всё это не имело никакого значения. Главное — взять власть в свои руки и юридически оформить всё так, чтобы никто не мог никаким образом оспорить его право на эту самую власть.
Провернуть всё таким образом, чтобы ни один рабочий, крестьянин, интеллигент или промышленник не могли ответить на вопрос «кто, если не Корнилов». Чтобы все политические соперники могли только бессильно скрипеть зубами в кулуарах. Именно для этого Завойко сейчас старательно выстраивал культ личности вождя.
Да, это было чревато проблемами с передачей власти, ещё одной смутой, если Корнилов вдруг умрёт, ведь люди не просто смертны, а чаще всего — внезапно смертны, но для этой Верховный собирался подготовить себе преемника сильно заранее.
Кандидатов в преемники, на самом деле, было не так много, как ему хотелось бы. Киров, как глава партии. Возможно, генерал Врангель, но это очень сильно зависело от того, как он себя проявит на своём нынешнем посту. Внезапно, Сталин, если его удастся переманить из большевистского руководства и немного вразумить насчёт методов управления страной.
Возможно, в этом коротком списке появятся и другие фамилии, но пока что так. Верховный надеялся, что себя смогут проявить и другие, неизвестные ему по учебникам истории, люди. Те, кто в оригинальном варианте истории погиб, эмигрировал или не сумел выйти во власть из-за своего неприемлемого происхождения.Да, некоторые дети священников и даже дворян сумели сделать карьеру при советской власти, но гораздо больше не сумело.
Корнилов же не собирался угнетать одни классы ради того, чтобы возвысить другие. Возможности должны быть равны у всех, независимо от происхождения. Для него, как для руководителя, гораздо важнее были личные способности человека.
Вечером поезд Верховного прибыл обратно на Балтийский вокзал. Диктатор вернулся в сырой и слякотный осенний Петроград, серый и тусклый, лишь немного подкрашенный бледной желтизной опадающих листьев.
На вокзале же, вернее, на привокзальной площади, эту серость разгоняли красные плакаты и транспаранты. Кто-то организовал митинг аккурат к прибытию Верховного Главнокомандующего.
Лозунги на плакатах… Самые разнообразные. Начиная от классических требований передать всю власть Советам, и заканчивая требованием снять блокаду с Кронштадта. Кто-то знал, когда, как и куда прибудет генерал Корнилов, и устроил целую демонстрацию, разумеется, мешающую проезду автомобилей, так что диктатор вынужден был выйти к толпе.
Ну, или давить митингующих грузовиками и автомобилями, либо разгонять стрельбой, и генерал не сомневался, в толпе уже притаились журналисты с фотокамерами, репортёры и прочие акулы пера. Вместе с провокаторами и, возможно, террористами. И существовал немалый риск, что на соседнем чердаке притаился профессиональный стрелок с винтовкой, или в чемодане какого-нибудь неприметного пассажира окажется полпуда взрывчатки.
Ладно хоть к самому поезду митингующие даже не пытались прорваться, ограничившись только привокзальной площадью. Сам вокзал и проходы к путям находились под охраной вооружённых солдат, которые хоть и, возможно, в чём-то соглашались с демонстрантами, но покинуть пост не смели.
— Ваше Высокопревосходительство! Лавр Георгиевич! — обеспокоенно бормотал Хан. — Давайте запросим подкрепление! КГБ, казаков, разгоним их, и только потом поедем! Нас слишком мало!
— Нас мало, но мы в тельняшках, корнет, — буркнул Корнилов, не обращая внимания на недоумевающий взгляд начальника охраны.
— И что, вы хотите к ним выйти? — всплеснул руками Хан.
— Нет, не хочу, — признался генерал. — Но придётся.
— Мы не сможем вас защитить, Лавр Георгиевич, — хмуро произнёс корнет.
— Я знаю, — сказал Корнилов, глядя, как его автомобиль спускают на перрон.
Можно было бы и запросить автомобиль из гаража Михайловского замка, но что-то генералу подсказывало, что к вокзалу шофёр подобраться бы не сумел.
Толпа была настроена к генералу не сказать, чтоб враждебно, но лозунги и призывы на этом митинге звучали очень и очень далёкие от официальной линии партии и правительственного курса.
— Распорядитесь позвонить Кирову, будьте добры, Хан, — попросил генерал. — Передайте ему, пусть выводит на улицы петроградскую ячейку. Ну а я туда. В народ.
— Может, не надо? — спросил корнет.
— Надо, Хан, надо, — отрезал Корнилов, собираясь с духом. — Не разорвут же они меня, в конце концов.
Одна из генеральских машин имела открытый верх и позволяла выехать так, чтобы пассажира все могли видеть, и генерал забрался именно в неё, намереваясь потом встать на сиденье и толкнуть речь.
— Если что-то пойдёт не так, жми, — тихо произнёс он шофёру. — Прямо через толпу.
Автомобиль, тихо порыкивая мотором, двинулся к привокзальной площади. Толпа демонстрантов с плакатами, транспарантами, красными флагами и прочими атрибутами первомая загудела и зашумела, нестройными воплями встречая появление генерала.
— Диктатор! Бонапарт! Руки прочь от Советов! Вон! Узурпатор! — доносились злые крики со всех сторон.
Толпа обступила автомобиль со всех сторон, ехать дальше шофёр не мог, и ему пришлось остановиться. Корнилов сосредоточенно окинул беснующуюся толпу долгим изучающим взглядом.
Да уж, это вам не прибытие Ленина на Финляндский вокзал. Но и он не пальцем деланный. Генерал поднялся на сиденье автомобиля, возвышаясь над толпой и превращаясь в отличную мишень.
— Товарищи! — поставленный командирский голос Корнилова прокатился над толпой. — Да здравствует народная революция!