Михайловский замок стал теперь фактическим центром воюющей страны, и именно в нём теперь беспрестанно заседали, совещались, решали и советовались, непременно под чутким руководством Верховного Главнокомандующего. У всех имелись свои собственные взгляды на ситуацию, каждый имел своё мнение о том, как лучше поступить и как бить немцев, но решающее слово всегда оставалось за генералом Корниловым. И это многим не нравилось.
Больше всех выступал глава Центрального военно-промышленного комитета Александр Иванович Гучков, бывший военный министр, человек очень энергичный и деятельный. Как всегда, он обрушивался с критикой по любому поводу, каждый шаг нового правительства неизбежно поливался ядом.
— Лавр Георгиевич, это архиглупо! Подобная милитаризация экономики вызовет в обществе кризис! Рабочие и так готовы бастовать по любому поводу! — активно жестикулируя, выкрикивал Гучков.
Корнилов терпеливо ждал, пока этот авантюрист перестанет сыпать обвинениями, аргументами и заявлениями. Выступать с критикой всегда проще, чем делать что-то самостоятельно, и Гучков на посту военного министра наворотил таких дел, что предпочёл выйти в отставку, чтобы не разгребать самостоятельно всю ту анархию, которую сотворил. Однако теперь это не мешало ему снова и снова обрушиваться с критикой на правительство Корнилова.
Остальные участники заседания молча поглядывали то на одного, то на другого, но симпатии их, в основном, были на стороне Гучкова. Авантюрист, крупный предприниматель и думский деятель был им ближе, чем боевой генерал из казаков.
— Александр Иванович, мы вашу позицию поняли, — подняв руку, перебил его Верховный. — Вернитесь на место.
Гучков со скрипом пододвинул стул, нарочно царапая паркет, и уселся обратно за стол. Всем своим видом он показывал своё недовольство и упрямую решимость бороться до конца.
— Если одни рабочие бастуют, значит, найдутся другие, — холодно заметил генерал. — Желающих работать хватает, безработица всё ещё остаётся проблемой.
— Ну как это хватает⁈ Всех рабочих забрали на фронт! Всех, кто мог принести пользу в тылу! — с места выкрикнул Гучков.
— Вам уже давали слово, Александр Иванович, — произнёс генерал. — Прошу меня не перебивать.
— Но я не договорил! — возразил Гучков.
— Александр Иванович, — снова одёрнул его Верховный. — Здесь вам не заседание Государственной Думы и не собрание масонской ложи. Вы будете говорить, когда вас попросят.
Гучков дёрнул себя за густую бороду и хмыкнул. Подобного отношения к себе он не терпел никогда, и даже приобрёл славу бретёра и дуэлянта в былые годы, но вызывать на дуэль боевого генерала и главу кабинета министров… Гучков считался храбрым человеком, но дураком он всё-таки не был.
— Рабочие оборонных заводов, мобилизованные в прежние годы, будут откомандированы обратно, — произнёс Корнилов. — Подчёркиваю, откомандированы. То есть, будут продолжать числиться на военной службе. Не все, разумеется. Только самые опытные рабочие, по самым важным направлениям.
Участники совещания закивали, вполголоса начали обсуждать между собой такое решение.
— И что это нам даст? — фыркнул Гучков. — Этого недостаточно!
— Мы не можем начать демобилизацию, это разрушит армию окончательно, — сказал Корнилов. — Фронт рухнет в тот же момент, стоит мне лишь подписать приказ. А такое компромиссное решение позволит нам хотя бы таким образом немного восстановить экономику.
— Причём тут экономика⁈ — воскликнул Гучков с таким видом, будто генерал сморозил какую-то глупость. — Речь идёт о войне!
Похоже, Гучков подвергал всё критике лишь для того, чтобы критиковать. Как баба Яга, которая была против чего угодно, лишь бы быть против.
— Война, Александр Иванович, это решение экономических проблем крайними мерами, — произнёс генерал Корнилов.
— Так почему же мы тогда в кризисе? — всплеснул руками Гучков.
— А вот это надо спросить у вас. Вы, а не я, возглавляете военно-промышленный комитет, — генерал Корнилов даже указал пальцем на оппонента.
Участники заседания зашушукались, поглядывая на Гучкова, который сидел, развалившись на стуле, как хозяин положения. Этот интриган и авантюрист многим казался непотопляемым, одним из титанов современной российской политики, и в последние несколько месяцев он активно поддерживал генерала Корнилова, но сейчас, кажется, что-то пошло не так.
Гучков вообще представлял интересы сразу двух групп населения, которые во многом пересекались, с одной стороны — крупные промышленники, с другой — старообрядцы. Обе группы были достаточно влиятельными и могли доставить Корнилову целую кучу проблем, но фигура Гучкова в роли проводника их интересов не устраивала Верховного. Слишком уж конфликтным был этот человек, а его активное участие в заговоре против царя Николая автоматически ставило крест на возможном сотрудничестве.
Корнилов придерживался старого принципа, что предателям доверия оказывать больше нельзя, и если человек предал однажды, то предаст ещё, и всех активных заговорщиков он старался постепенно отодвигать от реальных дел. И Гучкова нужно было отодвинуть от военпрома любой ценой.
— Знаете, Лавр Георгиевич, я даже царю не позволял так со мной разговаривать, — после некоторой паузы заявил Гучков.
— И к чему это привело? — усмехнулся генерал.
По залу совещания прокатился короткий смешок. Многие из тех, кто мечтал о свержении проклятого царизма и всю жизнь положил на то, чтобы разрушить его до основания, теперь открыто признавали, что при царе было как-то получше.
— Не будь вы Верховным Главнокомандующим воюющей армии, я бы вызвал вас на дуэль, — Гучков снова поднялся со своего места.
Генерал рассмеялся.
— Сядьте, Александр Иванович, — сказал он. — У нас нет времени на склоки.
— Нет уж, Лавр Георгиевич! Мы поддерживали вас не для того, чтобы вы позволяли себе подобное! — воскликнул Гучков.
Корнилов откинулся назад на стуле, пристально глядя на распалённого политика. Явная угроза. Гучков даже не старался говорить как-то завуалированно, маскироваться, он заявлял с ломовой прямотой, что ЦВПК, вернее, лично Гучков, недоволен таким развитием событий. Что промышленники могут попытаться подыскать какого-нибудь более послушного диктатора.
Курс на прекращение войны, взятый Корниловым, означал, что жирных военных заказов, с которых отлично кормились представители ЦВПК, больше не будет. Или будет значительно меньше. А перевод экономики на военные рельсы, милитаризация заводов и откомандирование рабочих с фронта обратно к станкам означало, что все рычаги управления промышленностью окажутся в руках у военных и у Корнилова лично.
Это, само собой, промышленников не устраивало. И даже стачку, излюбленный их метод борьбы с неугодными решениями правительства, организовать не получится. Если у станков будут стоять люди в погонах, то и начальствовать над ними будут офицеры, и за неисполнение приказов карать они будут по законам военного времени.
— Если вы желаете дуэли, Александр Иванович, то я к вашим услугам, — сказал генерал. — Только проблем с промышленностью это не решит. И зарубите себе на носу, сейчас промышленность должна служить армии. А не наоборот. Если вы желаете дальше набивать карманы за счёт военных заказов, то время таких махинаций прошло. Сейчас вопрос стоит о выживании России как страны вообще.
Гучков скрестил руки на груди, явно не желая соглашаться с Верховным. У него имелось собственное мнение по любому вопросу, в том числе, по промышленному, но, судя по действиям Гучкова на посту военного министра, мнение это легко отодвигалось в сторону по первому запросу от хозяев предприятий.
— Александр Иванович, скажите, вы патриот? — спросил вдруг Корнилов. — Всех, впрочем, касается.
— Конечно! — воскликнул Гучков.
— Вот и спросите себя, чьи интересы сейчас должны быть на первом месте. Интересы России. Или интересы частных лиц, — произнёс Корнилов. — Если второе, то лучше бы вам сразу подать в отставку. Иначе будет плохо.