Верховный снова засиделся за работой далеко за полночь, слишком многое требовало его постоянного внимания. И только бросив рассеянный взгляд на часы, он удивлённо присвистнул. Маленький календарь, стоявший рядом, тоже привлёк его внимание. Двадцать пятое октября (или седьмое ноября по новому стилю) было жирно обведено химическим карандашом, и генерал Корнилов вдруг засмеялся, откидываясь назад в кресле.
Кажется, у большевиков что-то пошло не по плану.
Само собой, убить Ленина с Троцким явно было недостаточно, чтобы спихнуть локомотив истории с рельс, Корнилов не верил в роль личности в истории, и переворот организовали бы и без них. Свердлов, Сталин, Дыбенко, Урицкий и все прочие. Но тем, что генерал не пошёл на Петроград, размахивая шашкой, а провернул всё по-тихому, он не позволил обществу качнуться влево, к большевикам и левым эсерам, и именно это остановило скатывание страны в пучину кровавой Гражданской войны.
Конечно, угроза никуда не делась. Большевики могли устроить восстание и в любой другой день, но генерал уже понял, что инерция исторического процесса слишком велика, и дата должна была совпасть, как это было с Ригой, Моонзундом и остальными событиями.
Он даже тайком приказал на эти три дня усилить все караулы, вывести на охрану стратегически важных объектов кого только можно. Начиная от добровольцев-дружинников и заканчивая ударными полками, элитой вооружённых сил. Тем более, что накануне практически вся ночная жизнь криминального Петрограда остановилась, бандиты и прочие уголовники притихли, будто готовясь к чему-то важному.
Да и те немногие двойные агенты, оставшиеся в рядах большевиков, докладывали, что «что-то» готовится. Без подробностей, но Батюшину и Корнилову было ясно — грядёт восстание. Лидеров которого генерал Корнилов мог назвать поимённо без всякого шпионажа, исключительно по памяти.
Верховный поднялся, потянулся, хрустнул затёкшими суставами, чувствуя боль в коленях и пояснице. Кажется, сегодня он чересчур засиделся. Стрелки часов приближались к четырём часам утра, и генерал рассеянно зевнул. Пожалуй, можно ложиться спать. Если даже что-то вдруг случится, утром ему непременно доложат.
В отличие от Керенского, у него есть верные люди, целиком и полностью связывающие собственное будущее с его фигурой. А это значит, что охранять его будут со всем старанием, пресекая любые попытки посягнуть на его жизнь и свободу.
Но едва он разделся и улёгся в кровать, как где-то за окном раздался приглушённый выстрел, а следом за ним ещё несколько. Сон как рукой сняло, и Корнилов тут же поднялся с постели. Началось.
Он быстро оделся, взял браунинг, с которым не расставался ни на минуту, осторожно выглянул в окно, за которым гремели выстрелы. Снайперов он не опасался, верхние этажи Михайловского замка почти не просматривались даже с соседних крыш, но генерал всё равно осторожничал.
Охрана должна была уже поднять тревогу, а по всем линиям связи ожидались доклады о происходящем. Как минимум, со всех вокзалов и телеграфных станций. Инструкции охрана получила вполне чёткие и понятные.
В дверь тихонько постучали.
— Да, войдите, — откликнулся Верховный.
Дверь приоткрылась, в спальню осторожно заглянул один из адъютантов.
— Ваше Высокопревосходительство, началось, — произнёс он.
— Спасибо, господин штабс-капитан, я уже понял, — ответил Корнилов. — Какая-либо конкретика уже есть?
— Достоверно известно о нападении на Балтийский и Финляндский вокзалы, Центральную электростанцию и Государственный банк, — доложил адъютант.
— Банк-то им зачем… — буркнул Корнилов.
Хотя, вероятнее всего, экспроприация банковских ценностей могла стать запасным вариантом на случай, если попытка переворота провалится. А шансов на успех у них практически не было.
— Зимний дворец? Нет? А здесь в Михайловском у нас как обстановка? — спросил генерал.
— Не могу знать, — ответил адъютант, и Верховный поморщился.
Такие ответы он не любил.
— Ладно, в Зимнем, кроме госпиталя, нынче и нет ничего, — сказал он сам себе. — Но на Михайловский точно должны были выделить достаточно мощные силы.
И словно в подтверждение его слов, где вблизи заработал пулемёт.
— Идём, скорее! — оживился Корнилов, и вместе с адъютантом они пошли по коридорам туда, где стрекотал пулемёт, хотя по инструкции адъютант должен был отвести Верховного в безопасное место.
Но перечить генералу он просто не посмел. Никто не смел.
Преимущество Михайловского замка состояло в том, что он с двух сторон прикрывался водой, а с двух других — парковыми комплексами, но кроме того, замок ещё и был обнесён кованым забором, так что подойти мятежники могли только со стороны Инженерного сквера или Михайловского сада.
А всё пространство в этих направлениях спокойно прикрывалось пулемётами. И со стороны Невы никакая «Аврора» обстрелять резиденцию Верховного Главнокомандующего не сможет, Михайловский замок надёжно прикрывался Летним садом. А в Мойку или Фонтанку военный корабль попросту не зайдёт. Матросам-балтийцам придётся бежать в атаку пешком.
Пулемёт работал в стороне Инженерного сквера. Там, на входе во внутренний двор, давно был установлен блокпост, а подходы перекрывались брустверами и заграждениями. Корнилов даже и не думал, что Михайловский замок будут атаковать вот таким образом, в лоб.
Внутренний двор Михайловского замка напоминал потревоженное осиное гнездо. Вооружённая охрана бегом перемещалась на позиции, с места на место, за пределами замка продолжали греметь выстрелы. Пулемёт ненадолго умолк, но тут же забарабанил снова, разбавляя одиночные хлопки винтовок.
Наступали на замок, как и рассчитывал Корнилов, только с двух сторон, двигаясь перебежками и укрываясь за деревьями. Воздух полнился криками, запахами крови и страха. Большевики захотели крови — они её получат.
Плечом к плечу замок обороняли и текинцы в своих неизменных папахах, и корниловцы в чёрно-красной форме, и сотрудники КГБ в штатском, отстреливаясь от напирающих революционных матросов и солдат-запасников. Обороняющихся было гораздо меньше, чем анархистов, бандитов и красногвардейцев, большую часть гарнизона замка пришлось отправить на защиту других объектов, но грамотно выстроенная оборона позволяла отбиваться и меньшим числом.
Генерал Корнилов подбежал к пулемётному гнезду, из которого два туркмена поливали огнём Инженерный сквер, и укрылся за бруствером. Спать нисколько не хотелось, наоборот, разгорячённая адреналиновым выбросом кровь играла, требуя действовать.
— Уллы-бояр! Ухади! — прокричал джигит.
Корнилов только засмеялся в ответ. Как руководитель огромного государства он не должен был так делать. Но как боевой генерал и мужчина, он хотел встретить угрозу лицом к лицу.
— Дай-ка мне! — приказал генерал, отодвигая пулемётчика от его оружия.
Пулемёт Льюиса, прямо как у красноармейца Сухова в фильме, с его огромным кожухом охлаждения и ребристым дисковым магазином, оказался неожиданно простым и удобным оружием, и генерал принялся лично расстреливать наседающих революционеров, реагируя на каждую тень в темноте сквера. В своей прошлой жизни он нередко посещал тир и ему довелось пострелять из многих образцов новейшего оружия, так что с «Льюисом» он быстро разобрался.
Джигиты, находившиеся рядом, принялись палить из карабинов, удивлённо посматривая на Верховного, который с упоением стрелял по бегущим. Вражеские пули свистели над головами, выбивая каменную крошку из стен и разбивая стёкла. Красногвардейцы стреляли скорее «в ту сторону», почти не целясь, но от бывших запасников и вчерашних рабочих трудно было ожидать большего. Самыми опасными из них были революционные матросы, служившие к этому моменту уже по пять-семь лет и отлично знающие воинскую науку, но со стороны Инженерного сквера их пока не обнаружилось.
Со стороны Невы вдруг послышался пушечный выстрел, и генерал Корнилов даже на мгновение перестал поливать Инженерный сквер пулемётным огнём. Это что, в Неву вошёл корабль мятежников? Или это сигнал к штурму Зимнего, в котором только госпиталь с ранеными воинами? Вряд ли это стреляют из Петропавловской крепости, до полудня ещё далеко.
Там, за Летним садом, снова громыхнули пушки, и самые безумные варианты вихрем пронеслись в головах защитников. Начиная от того, что мятежники выкатили на улицы полевую артиллерию, и заканчивая тем, что в устье Невы вошёл немецкий флот, пройдя мимо всех минных полей и заграждений.