Всесильный диктатор Российской республики, Верховный Главнокомандующий Революционной армии Свободной России, генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов чувствовал себя неважно. Сырой и промозглый осенний петроградский климат подкосил и его, в сущности, немолодого уже человека, и теперь он лежал в одной из спален Зимнего дворца, беспрестанно сморкаясь в белый, уже мокрый насквозь, платочек. Голова гудела и раскалывалась, дышать пересохшим ртом оказалось невыносимо тяжело. Хотя ещё накануне вообще ничего не предвещало, генерал спокойно работал, принимая министров с докладами и прочих высокопоставленных бездельников.
Он искренне и изо всех сил надеялся, что это не испанка или что-то подобное. Будет очень смешно захватить власть в стране, начать проводить реформы и наводить порядок, и умереть от банальной простуды. Он ведь только начал претворять в жизнь всё задуманное, и многое ещё не успел сделать из того, что запланировал.
Доктора пытались напичкать его порошками и микстурами, но передовой медицине начала двадцатого века Верховный не доверял, и предпочёл лечиться проверенными дедовскими методами — чаем с малиновым вареньем и ингаляциями над варёной картошкой, хотя и это помогало несильно.
А ведь болеть было нельзя. Некогда. Положение его в качестве единоличного диктатора на деле оказалось удивительно шатким, и ему нужно было прилагать массу усилий, чтобы удерживать расползающуюся по швам страну. Сепаратистские настроения рвали страну на части, не только на Кавказе и на Украине, но и во многих других регионах. Всероссийский съезд мусульман уже проголосовал за автономию, и следующим шагом легко могло стать провозглашение независимости Идель-Уральского штата, Алаш-Орды, Татаро-Башкирской республики и прочих национальных новообразований, выросших на трупе Российской Империи.
В реальности все эти квазигосударства были заменены советскими республиками в ходе Гражданской войны, а националисты разбежались по заграницам или были убиты. В этой реальности всё могло пойти совсем иначе, потому что никакой конкретной программы по национальному вопросу принято не было, и поэтому многие считали, что Корнилов продолжит многолетнюю политику угнетения с чертой оседлости и прочими элементами дискриминации. Хотя генерал пока вообще никак не высказывался о национальном вопросе, занимаясь, по его мнению, гораздо более важными делами.
А ведь начало двадцатого века это как раз время расцвета национальных движений, когда вопрос самоопределения стоял особенно остро. Собственно, почти все народы бывшей империи воспользовались правом на самоопределение и быстренько поделили землю на кривые лоскуты национальных республик. Все, кроме великороссов, у которых даже не оказалось ни собственной коммунистической партии, ни собственной национальной республики, а только постоянные обвинения в великодержавном шовинизме и вечная поза извиняющегося. Общество всеобщего равенства, конечно.
«Советский» народ вылепить не получилось, во многом из-за потакания окраинному национализму левого толка, и из этого вырастало множество проблем, те самые бомбы замедленного действия, заложенные Лениным и его компанией под фундамент советского, а потом и российского, государства.
В этом варианте истории генерал намеревался действовать иначе. Вывести концепцию культурного национализма, по которой русским мог называться любой человек, выросший в русской культуре и впитавший русские традиции, будь он хоть немцем, хоть бурятом, хоть казаком или тунгусом. Это фактически единственный вариант, возможный в России и не раскалывающий общество. Скатываться в этнический национализм и измерение черепов штангенциркулем тут будет всё равно что самолично уничтожить государство.
Сложно. Генерал это прекрасно понимал. Но и бездействовать в такой ситуации нельзя. Нельзя терять ни минуты.
Он всё же собрался с силами и встал, кутаясь в тяжёлое ватное одеяло. Вспомнилась эпидемия ковида, когда многие коллеги и просто знакомые пытались переносить его на ногах, не отрываясь от работы. Зачастую с очень печальным результатом. Однако сейчас все симптомы указывали на то, что это обычная простуда, даже не испанка. До начала испанки должно пройти ещё примерно полгода, хотя меры по противодействию эпидемии желательно начать готовить уже сейчас.
Правда, сейчас думать о чём-то настолько важном не получалось. Генерала знобило, сознание путалось, температура, хоть и небольшая, не позволяла мыслить со всей ясностью. А ведь весь день уже был распланирован поминутно.
Многое, конечно, могли сделать его заместители.
С управлением войсками неплохо справлялся начальник штаба Лукомский, хотя ситуация прямо напоминала о том, как при главнокомандующем-царе войсками управлял генерал Алексеев, пока тот прогуливался по лесам, стрелял ворон и занимался непонятно чем. Корнилов, по мнению некоторых, тоже занимался непонятно чем, но он хотя бы при этом не мешал Ставке выполнять свои задачи.
Голицын, приказом Верховного повышенный до генерал-майора, тоже взял на себя множество бытовых вопросов, выступая в роли первого заместителя. Голицын давно показал, что ему можно доверять во многих вопросах.
Завойко, выстраивающий свою медиа-империю, давно действовал самостоятельно, почти не требуя присмотра за собой. Он, конечно, при этом не стеснялся воровать выделенные средства, но в умеренных количествах, особо не наглея. Тем более, что генерал подробно объяснил ему концепцию рейдерского захвата бизнеса, и Завойко теперь понемногу поглощал другие издательства и типографии. На это Корнилов денег не жалел, формирование общественного мнения порой дороже пушек и винтовок.
Чем-то похожим занимался и Киров, собирая вокруг себя плотное ядро патриотов, ряды партии с каждым днём только росли. Отделения НРПР открылись в Москве, в Нижнем Новгороде, в Киеве, во многих других губернских городах. Сергей Киров выступал на многочисленных митингах и собраниях, набирал верных людей, пока сам генерал оставался в тени и определял политический курс.
В ряды НРПР вливались бывшие черносотенцы, правые эсеры, некоторые кадеты, даже меньшевики-оборонцы, растерянные после того, как бойня в Петросовете фактически обезглавила их партию. Понемногу переходили в НРПР представители всех партий и течений. В конце концов, программа у партии во многом была социалистической.
Ну и Владимир Владимирович, за короткое поднабравшийся опыта у бывших жандармов, действовал вполне самостоятельно, с упорностью ищейки вынюхивая заговоры, интриги и враждебные планы. Комитет Государственной Безопасности трудился, не покладая рук, щит и меч республики ковался ударными темпами. Безопасники отлавливали уголовников и политических, без разбора, жёсткими методами, заранее стараясь не допустить той бандитской вольницы, случившейся в 1920-х годах в реальности.
Трудовые армии уже работали, лопатами и ломами искупая свою вину перед Родиной, и в одном ряду трудились как бывшие интенданты, сгоняя лишний вес тяжёлым трудом, так и злые жилистые уголовники. Охрана для них набиралась из инвалидов-фронтовиков, списанных из действующей армии, причём все они знали, за что могут попасть в трудовую армию все эти прохиндеи и казнокрады, так что злости у охраны хватало с лихвой. Достаточно было сказать, что по вине этих людей у вас на фронте не хватало сапог, патронов или хлеба. Или что эти люди в тылу убивали и грабили, пока вы за них проливали кровь. Порядки в этих армиях установили строжайшие, и любая попытка к бегству или нападение на охрану каралось расстрелом на месте. Жестоко, но действенно.
В общем, всё потихоньку действовало и без участия Верховного, хотя до наведения порядка в стране было ещё очень далеко. И поэтому генерал предпочёл работать даже в таком состоянии, едва не валясь с ног от усталости. Каждая минута промедления могла обойтись очень дорого, и генерал Корнилов выжимал из себя все силы.