- Нет, ещё нет.
- Мне не нравится мистер Крэддок. Он грубый и неотёсанный. А мисс Крэддок очень милая. Она часто приходит в классную проведать нас с Джоанной. Она нам нравится.
Это выразительное «нам» означало – она нравится нам с Джоанной, даже если всем остальным мисс Крэддок совсем не по душе.
Гость и его проводница прошли через большой холл, потолок которого пересекали балки, а в окнах были цветные стёкла.
- Эти двери под музыкальной галереей ведут в служебный коридор[14]. – Сказала Филиппа. – По нему можно попасть в крыло прислуги. Все три части дома идут в ряд – крыло для слуг, главный дом и новое крыло. Мы сейчас идём в новое.
Джулиан представил фасад дома, который хорошо разглядел, когда подъезжал. Филиппа, должно быть, вела его в правое крыло, что было длиннее остальных. Его выстроили из того же сурового камня, но со всем изяществом классического стиля, что порождал резкий контраст с зубчатыми стенами и многостворчатыми окнами остальной части дома.
Внутри этот контраст был столь же разителен. Прямые коридоры и углы сменились извилистыми. Вместо дубовых панелей с замысловатой резьбой появились стены, окрашенные в пастельные тона с целомудренной белой лепниной. Здесь всё было устроено изящно, спокойно и с хорошим вкусом – но всё же Филиппа была права – после того, что они уже видели, эта часть дома казалась пресной.
Филиппа вдруг подскочила.
- Какой ужас! Тут и мисс Притчард, и Хью и Джози. Давайте убежим, пока нас не заметили!
- Боюсь, они уже видели нас.
- Притчи меня так выбранит за то, что я пошла познакомиться с вами! – Она сложила руки и потупила глаза. – Добрый вечер, мисс Притчард.
Гувернантка, которой было между тридцатью и сорока, оказалась болезненно худой, с измождённым костлявым лицом и подслеповатыми глазами. Она поспешила вперед, чтобы забрать свою подопечную.
- Мне ужасно жаль, сэр! – Взволнованно обратилась она к Джулиану. – Я и не знала, что она ушла!
- Всё в порядке. Я очень обязан мисс Фонтклер, что показала мне путь в гостиную. Думаю, без неё я бы заблудился.
Филиппа вскинула голову и победно улыбнулась сестре. Джоанна очаровательно надулась. Она была темноволосой и превосходила Филиппу красотой. Ещё несколько лет, и она будет разбивать сердца всего Вест-Энда.
- Послушай, Пиппа, – сказал Хью, – тебе вовсе необязательно выглядеть такой самодовольной. Мистер Кестрель был очень любезен, но тебе не стоило докучать ему.
- Я и не докучала. Я помогала. И это из-за тебя я захотела с ним познакомиться. Ты ведь говорил, что мистер Кестрель – самый завидный кавалер во всём Лондоне!
Хью покраснел до корней волос. У Джулиана в глазах были смешинки, но ему хватило такта отвести взгляд.
- Пиппа, ты всех смущаешь! – Прошипела Джоанна.
- Не вижу, поче… – Начала Пиппа, но мисс Притчард поспешно пожелала всем доброй ночи и увела своих подопечных прочь.
- Прошу прощения за это. – Пробормотал Хью. – Я не думал, что в Беллегарде мои сёстры задразнят вас до смерти.
- О, я не против. Мне нравится водить дружбу с женщинами до того, как они достаточно подрастут, чтобы стать опасными.
Всё остальное общество уже собралось в гостиной. С сэром Робертом и леди Фонтклер Джулиан уже успел познакомиться – они приветствовали его сразу по прибытии. Он был немного знаком с полковником Фонтклером, братом сэра Роберта – тот входил в один-два клуба, членом которых был Джулиан. Сестру сэра Роберта, леди Тарлтон, он знал в лицо, но они никогда не были представлены друг другу. Мистер же Крэддок оставался для него незнакомцем, так же, как и Мод Крэддок и Изабель Фонтклер.
Изабель была всего на несколько лет старше, но на шесть дюймов выше чем Мод. У неё была именно такая фигура, что Джулиану нравились больше всего – худощавая, статная и полная бессознательного изящества. Голос у неё был низкий, плавный и мягкий – Джулиан всегда обращал внимание на голос, и этот очень его порадовал. Но куда больше его поразила её безмятежность. Немногие люди способны держать себя так спокойно, но при этом естественно и расслабленно.
По сравнению с Изабель, Мод проигрывала. У неё было бледное и нездоровое лицо, а под глазами залегали тени. Фигурой она напоминала дрезденскую пастушку[15] – тонкая талия, заметные округлости выше и ниже. Волосы мисс Крэддок были того светлого, непостоянного оттенка, что не позволял назвать её ни брюнеткой, ни блондинкой. Носик у неё был маленький, приплюснутый и усыпанный веснушками, а вот глаза поражали – большие, широко расставленные, ярко-бирюзового цвета. Она редко поднимала их на собеседников – лишь для того, чтобы прошептать ответ на фразу, с которой кто-нибудь к ней обращался. Но один раз Джулиан поймал Мод на том, что она рассматривает его лицо. Стоило ему посмотреть в ответ, как она виновато вздрогнула и отвела взгляд.
Полковник Фонтклер сидел у огня, а его правая рука покоилась на набалдашнике трости. Трость была ему необходима – он был ранен в ногу с десяток лет назад, когда под началом герцога Веллингтона сражался в Испании. Джулиан никогда не видел этого человека таким удручённым как сегодня. В лондонском свете он слыл бонвиваном – весёлым и беспечным любителем очень старых вин и очень молодых женщин. Полковник был красив, как и его сын Гэй, хотя сидячая жизнь и обильная еда с выпивкой уже начали сказываться на нём. Румяное лицо и брюшко скрадывало сходство с сэром Робертом, что был высок, сухопар и худощав, а через десять-двадцать лет с него можно было бы писать отличного дона Кихота.
Гэя не было – ужинать с семьёй он сегодня не собирался.
- Ты же не хочешь сказать, что он опять где-то развлекается! – Возмутилась леди Тарлтон.
- Ты же знаешь, у него много друзей вокруг. – Ответила леди Фонтклер. – И он не так часто здесь бывает – конечно, ему хочется навестить их всех, пока есть такая возможность.
- Ты знаешь не хуже меня, что Гэй занят отнюдь не визитами вежливости! Не иначе как отправился развлекаться в деревню, где будет творить Бог знает, что и выставлять нас на посмешище своими выходками. Как мы сможем сохранять достоинство, если Гэй вечно ведёт себя как обычный мастеровой или ремесленник! Впрочем, не знаю, почему меня это беспокоит – наше положение уже невозможно скомпрометировать сильнее! – Она бросила презрительный взгляд на Крэддоков.
- Гэй просто очень весёлый. – Вступилась леди Фонтклер. – Я уверена, он не хочет причинять никому вреда. Но, если ты хочешь, я попрошу его ужинать сегодня дома. Это тебя устроит?
- Устроит меня! Как будто что-то может устроить меня, пока… Что ж, полагаю, мне нужно с этим смириться.
Леди Фонтклер перехватила взгляд Джулиана и печально улыбнулась, будто просила простить вспышку леди Тарлтон и, одновременно, взывала к его чувству юмора. Он улыбнулся в ответ, подумав о том, как красива эта женщина – изящная и темноволосая, с мягкими карими глазами. Джоанна очень походила на свою мать, а вот у Филиппы было длинное и худощавое фонтклеровское лицо.
За ужином он сидел по правую руку от неё. Зная, что леди Фонтклер круглый год живёт в Беллегарде, он был вынужден ограничивать разговоры детьми и садом, но быстро понял, что был несправедлив к собеседнице. У неё оказался широкий круг интересов, самым неожиданным из которых оказалась медицина.
- Доктор МакГрегор кое-чему научил меня. – Пояснила она. – Это наш местный врач – на самом деле он хирург, но мы все равно называем его «доктором»[16]. Я сказала ему, что мне не нравится, что в Беллегарде может вспыхнуть какое-нибудь заболевание или произойти несчастный случай, а рядом не будет никого, кто смог бы помочь. Я попросила его научить меня простым вещам – как вынуть осколки, перевязать рану, сбить лихорадку и тому подобному. Доктор был так любезен. Он дал мне несколько книг по медицине и рассказам всё о перевязках – не говоря уже обо всём остальном. Да, эта тема не особенно подходит для застольной беседы! В любом случае, я смогу лечить мою семью и прислугу, но, конечно, советуюсь с доктором МакГрегором, когда случай может оказаться серьёзным. Вы познакомитесь с ним завтра – он всегда обедает у нас по пятницам.
- Буду ждать этой встречи.
- Я боюсь, он покажется вам резким, но мы все очень ценим его. В остальном у нас будет семейный праздник. Я надеюсь, он не покажется скучным вам, что приехали из Лондона в самый пик сезона.
- Порой, самый пик сезона, как и другие величественные высоты, лучше созерцать издали.
Она улыбнулась.
- Вы очаровательны, мистер Кестрель. – И, внезапно посерьезнев, добавила. – Я рада, очень рада, что вы мне нравитесь. Это очень важно, каких друзей заводит себе мужчина в таком возрасте, как Хью. Молодые люди так впечатлительны и так легко поддаются влиянию друзей, если те чуть-чуть превосходят их возрастом или опытом жизни в свете. Я уверена, что могу верить – ведь могу? – в том, что вы думаете о благе Хью и помните, как он молод.
- Леди Фонтклер, я даю слово никогда не испортить то, что сделали вы.
- Мой дорогой мистер Кестрель, вы ведь не расскажете ему про этот разговор?
- Какой разговор? – Непонимающе спросил он.
Они обменялись улыбками.
Леди Фонтклер обернулась к Крэддоку, что сидел с другой стороны от неё. Джулиан подметил, как изменились её манеры. Она оставалась безукоризненно вежливой, но всякая теплота из голоса пропала.
- Вы собираетесь побывать на конской ярмарке завтра, мистер Крэддок?
- Нет, не собираюсь. – Резко ответил он. – Прошло уже несколько лет с тех как я проявлял профессиональный интерес к лошадям.
Джулиан был удивлён. Почему одно упоминание конской ярмарки так его задело? Говорили, что он низкого происхождения – быть может, торговал лошадьми раньше? Если там, то намеренно ли леди Фонтклер коснулась этой темы? Это на неё не похоже. Если она хотела задеть человека, она бы сделала его прямо и с глазу на глаз, а не в обществе и не намёками.
Крэддок, выразив своё неудовольствие, оставил его позади, и принялся горячо, но толково рассуждать о каких-то местных выборах. Стоит отдать ему должное – была в нём и храбрость и грубоватое достоинство. Ни презрение леди Тарлтон, ни щепетильная вежливость сэра Роберта и леди Фонтклер не запугали его. Должно быть, он не всегда мог сдержать свой характер, но сохранял самоуважение, а это уже было достижением в таком вражеском лагере, каким для него был Беллегард. Даже прислуга не жаловала его – обращаясь к Крэддоку, лакеи делали едва заметное саркастичное ударение на «мистере», что ставился перед фамилией, как будто считали необходимость выражать ему уважение злой иронией.