Родители звонили Рите часто, присылали посылки. Мама то и дело говорила с Галиной Даниловной. Казалось, им неловко, что они отправили ее сюда. Глупые, они же понимают, что она не Петруша? Когда он родился, ей было девять. Рита обрадовалась его появлению — теперь родители отвлекутся от нее, а это означает большую свободу. Но чтобы обладать такой свободой, как сейчас, ей присниться не могло.
Она на самом деле хочет в Новосибирск? А не домой? Впрочем, пока еще не ясно, где у них будет дом. Не в Тюмени, это точно. Конечно, было бы здорово, если бы отца перевели в Новосибирск. Тогда она жила бы дома, а Иван приходил бы к ним хоть каждый день.
Телефон зазвонил, запрыгал на тумбочке.
Рита схватила его. «Мама» высветилось на дисплее.
— Алло! Привет, мама! — крикнула она так громко, словно хотела докричаться до нее без телефона.
— Привет, дорогая дочь. — Когда мама называла ее так, это означало наивысшую степень волнения. — Вот, все закончилось, не могу сказать, как я рада. Папа получил приглашение. Куда ты думаешь?
Рита почувствовала, как сердце катится вниз.
— К-куда? В Новосибирск? — вырвалось у Риты.
— Нет, бери выше. — Она засмеялась. — В Москву. Мы все переезжаем в Москву.
— Но мама! Как же я поеду в Москву? Учебный год не закончился! — Рита чувствовала себя так, будто из нее уходит сама жизнь. Ее жизнь, в которой интернат, Иван…
— Ты на самом деле готова доучиться там? — Голос мамы звучал удивленно. — Я думала, ты ждешь не дождешься, когда мы тебя вызволим из ссылки.
— Мама, — с облегчением засмеялась Рита. — Я уже говорила, что это эмиграция.
— Ты на самом деле готова доучиться там? — Мама хотела получить твердый ответ.
— Ну конечно! — Рита снова кричала. Она так надеялась, что останется здесь до конца года.
— М-м…Хорошо, я позвоню Галине. Снова. А то я сказала, что забираем тебя сразу после этих каникул. Конечно, мы должны устроиться в Москве, я полагаю, будет лучше, если мы не сорвем тебя в конце года с места. Да, она мне что-то хотела сказать о твоих успехах. Но связь пропала, я не поняла…
— Мама, про это я скажу тебе отдельно.
— Хорошо, твой голос мне нравится. Целую.
Рита нажала сброс на мобильнике.
Все пошло не совсем так, как думала Рита.
Глава 19. На качелях
— Жизнь — это такие качели, — вспомнила Рита слова бабушки, произнесенные… как? Со вздохом? С удивлением? С восхищением? Пожалуй, с восхищением.
— От радости до печали — один пролет, — сказала мамина мама.
Рита была слишком занята собой, поэтому не очень-то вникала в ее слова.
— Р-раз — и передо мной внучка-красавица. А я не хотела, чтобы моя дочь выходила замуж слишком рано.
Мама вышла замуж слишком рано? Она до сих пор не задумывалась, когда именно это произошло. Рита много раз слышала, что мама училась на третьем курсе университета, когда встретила папу на новогоднем маскараде в студенческом клубе МГУ. Значит, маме было двадцать лет?
Рита удивилась, но не отвернулась от зеркала. Она рассматривала свои короткие, черные, подстриженные и покрашенные под Ивана волосы.
Но что было делать маме? Если бы она не вышла замуж, то… А то, что сейчас не было бы ее, Риты.
А если бы Рита не устроила «переселение душ», Иван не получил бы гранта… Между прочим, Галина Даниловна обо всем догадалась. Она встретила ее в коридоре и тихо сказала:
— Ты молодец. Светлана предупреждала, что ты способна откинуть что-то этакое. Но до сих пор ты была пай-девочкой, я думала, что она сгущает краски, как каждая мать. — Директриса засмеялась. — Ничего, волосы отрастут, отмоются…
Мысли прыгали, они плясали и топали в Ритиной голове. А если бы мама увидела ее с такими волосами? Или у нее был бы мобильник с цифровой камерой?
Она покрутила головой, невольно ожидая привычного движения густых длинных волос. Они всегда шлепали по лицу, просветляя мысли. Но сейчас ничего, кроме прохладного ветерка, она не ощутила.
— Нет, нет, это не моя дочь! — исступленным голосом прошептала Рита, изображая маму. — Это камера виновата, с ней что-то случилось!
Рита представила круглые мамины глаза, а в них — неподдельный ужас. Потом уже своим собственным, нынешним голосом Рита ответила:
— Мама, это не я. Ты видишь одного… человека. Его зовут Иван Гришкин. Я стала им… На время. Так надо.
Рита умолкла. Ей не хотелось отвечать мамиными словами. Скорее всего, трубку перехватил бы папа… Петруша тоже захотел бы посмотреть, что случилось с сестрой.
«Но волосы отмоются», — отрастут, сказала себе Рита и смело посмотрела в зеркало. Бабушка права: жизнь — качели. Так и летаешь на них: от хорошего — к плохому, от плохого — к хорошему.
Но… кто это там, в глубине стекла? Это не ее лицо, это лицо Ивана. Неужели… неужели перевоплощение, которое начала она сама, продолжается?
— Привет. — Она увидела, как двигаются губы на широком лице. Быстро обернулась.
— Фу-у, ты так тихо вошел, я не слышала.
— Вот, — сказал он, — тебе.
— Что это? — Она смотрела на сверток.
— Подарок. Я хотел дождаться дня рождения, но не мог.
Рита приняла сверток, перевязанный зеленой ленточкой.
— Ого, — пробормотала она. — Что это…
Пальцы развязывали узелок на ленте, он был странный, но Рита умела распутывать самые замысловатые. Папа научил, когда пытался вырастить из нее девочку с мальчишескими талантами. Правда, мама быстро остановила его, пообещав родить настоящего мальчика. А девочка пускай ею останется. Но кое-чему он успел научить Риту.
Рита развернула бумагу. Ого! Она увидела то, о чем мечтала. Она держала в руках унты из оленьего меха, расшитые бисером. Рита сразу узнала солнечные круги — особый знак семьи Ивана Гришкина. Но в орнамент входили не только они.
— Елочки-человечки-тропинки-речки… — бормотала Рита.
— Твой размер, — заметил он. — Когда ты спала у нас дома, я измерил твою стопу, — признался Иван.
— Ты? Я не слышала…