Глава 9. Упасть и не подняться
На Рождество в «Шестидесятых» сумасшествие. Тёмный бар набивается обездоленными, брошенными, отвергнутыми, не нашедшими своей пары, чтобы одиночество ненароком не убило их в самую святую и «семейную» ночь в году. Ну и, конечно, вся эта публика так же отчаянно пьёт, как и страдает.
В последующие после праздника дни наплыв не стихает – Рождество слишком болезненное явление, чтобы пережить его за одну ночь. Я добровольно вызываюсь работать во все три смены и каждый день, что несказанно радует моего начальника, однако заставляет думать, что у меня не всё в порядке с головой:
- В чём твой секрет? – интересуется причинами моего неадекватного трудолюбия.
- Деньги нужны.
Я не вру, они всегда нужны.
- Ну-ну, - не верит.
А я просто помню о ТОМ дне. Двадцать седьмое декабря – день, когда он навеки отдаёт ей себя.
И этот день, вернее, ночь (потому что в Риме – утро двадцать седьмого декабря, а у нас – вечер двадцать шестого) проходит в рабочем угаре. Я не пью, держусь, потому что знаю – в любой момент может позвонить мать или Дэвид. Но никто из них не звонит, очевидно, из-за насыщенности их свадебного графика. Я только получаю утреннее сообщение о том, что перелёт прошёл «без сюрпризов и эксцессов».
Домой приволакиваю ноги к пяти утра, стараясь ни о чём не думать. Заваливаюсь спать, не принимая душ – сил нет. Мгновенно проваливаюсь в сон, пока едва не подскакиваю от щелчка пришедшего сообщения.
Смахиваю, открываю послание и вижу то, отчего моё сердце перестаёт биться. Оно не выдерживает и трескается, кровоточит.
На экране смартфона светится счастьем и благополучием знакомая пара в свадебных нарядах: мой родной брат и его прекрасная, почти неотразимая супруга Мелания. Дамиен в тёмном костюме, странным образом подчёркивающем глубину его глаз, в руках невесты букет белых лилий. Свадебное фото в полный рост на фоне алтаря и пышного цветочного убранства церкви, а под ногами молодожёнов почти незаметно для незнающего взгляда растоптаны алые цветы. Маки.
Спустя мгновение ещё сообщение:
Mel: «Помнишь, я говорила, что буду его женой? Запомни: я всегда держу слово и никогда не изменяю своих планов!».
Eva: «Иди к чёрту!»
И получаю смеющийся смайлик. Хохочущий, мать его, до слёз.
- Суууууукаааа!
Это слово слышали все соседи, и те, которые на дальних улицах, тоже. Но ругательств, очевидно, мне показалось мало, и я совершила кармическую ошибку, набрав в смартфоне судьбоносное пожелание:
«Желаю вам бесплодного брака. Пусть каждая ваша попытка будет такой же пустой и бесполезной, как ты сама!»
Я не отправила это сообщение, хватило ума вовремя остановиться. Однако послание, сделанное в сердцах, всё-таки улетело в Космос, и было услышано там, где принимаются решения и вершатся судьбы.
Горькие, солёные, слишком обильные, чтобы назвать их слезами, реки бегут по моим щекам, сползая к горлу и за шиворот. Я растираю их ладонями, тщетно стараясь избавиться – это практически невозможно, их слишком много, и слишком активно производят их мои глаза.
Нет, мы с Дамиеном не родственные души, а гораздо больше – между нами связь. Наверное, именно та необъяснимая взаимная тяга и умение чувствовать другую душу, какие и бывают у близнецов. И эта связь приняла необычные формы: мы даже ненавидели друг друга не так как все, а с особой силой. И полюбили точно так же – до боли в костях, в каждой клетке, в каждой мысли в разлуке, вдали друг от друга.
Как часто мы лжём себе! И я лгала. Сколько раз думала о ненавистном Дамиене, живя в изгнании? Нет, не тысячи! Я думала о нём каждый день, я засыпала с мыслями о нём. И это не были воспоминания о наших военных действиях и взаимных обидах, нет. Я беспокоилась о том, как он там: даст ли отпор придурочному Ли с соседней улицы, как хорошо будет играть на соревнованиях и выбросит ли из своей жизни весь ненужный хлам, чтобы заметить главное – то, что я нуждаюсь в нём. Нуждаюсь в его времени, внимании, улыбке, заботе. Хочу, чтобы защищал меня в школе и никогда не целовал других девчонок. Он всегда был симпатичным, и я всегда боялась и млела от его взглядов. Наверное, именно поэтому так и усердствовала, прикрываясь ненавистью. А ведь он хотел поговорить, выяснить, с чего между нами возникла эта вражда?
Да, где-то в том самом возрасте, лет в одиннадцать, когда мало что понимаешь в собственных чувствах, я и влюбилась в него, моего Дамиена. Моего кровного брата, моего близнеца.
Я иду в церковь. Наши церкви – совсем не то, что в Европе, они – просто дома с просто картонными стенами. Как бы мне сейчас хотелось оказаться в какой-нибудь часовне в Италии, сидеть на дубовой лакированной лавочке с резными перилами, разглядывать золотую деву Марию в специальной нише и других святых, нарисованных на стенах и потолке, слушать тихую органную музыку и думать о жестокости жизни.
Смотрю на унылое, серое помещение, угрюмый алтарь и прошу у Бога прощения за слова, написанные в сердцах:
Боже, пусть он будет счастлив! Даже если с ней… пусть он будет счастлив. Дай ему сына, Господи! Он ведь так хотел сына… Пусть они оба будут счастливы…
И уже на пути домой вспоминаю, что ничего не попросила у Бога для себя.