Глава 30. Уединение
Дамиен
У меня было признание и некоторое количество денег. Слава быстротечна, если не мимолётна. Люди легко забывают своих героев, переключаясь на новые таланты. И у тебя ничего не остаётся, кроме близких: только им ты нужен и интересен любым.
Земной шар не перестал вращаться, мир не замедлил своей суеты, остановился только я один и, сделав это, получил шанс увидеть то, что недоступно здоровым, вечно спешащим жить людям: мы прозябаем в суете, часто не задавая вопросов, но даже если спрашиваем себя о главном, то только в состоянии любого типа опьянения. Потому что трезвыми не решаемся посмотреть правде в глаза: слишком тяжело признаться, что живёшь впустую. Что мечты так и остались мечтами, дорогие сердцу люди - воспоминаниями. Те, с кем хотелось провести жизнь - не с тобой. Те, кто был ближе всех, теперь слишком далёк. Страшно осознавать мелочность и глупость былых желаний, и пусть они были бы просто жизненным опытом, уроками выживания, если бы не шрамы на сердце и не душераздирающий парусник счастья, уплывший слишком далеко. Ты его все ещё видишь, но знаешь, что уже никогда не настигнешь. Как и сам он не повернёт вспять.
Сегодня я обездвижен. Мне не нужно никуда рваться, бежать - у меня нет такой возможности. Фигурально нет, Слава Богу, а это всегда оставляет шанс.
Мой парусник счастья не уплыл, не смог - ветром жизни его паруса изорвало в клочья, и вот он всё ещё здесь, у моей пристани.
Она думает, что мне никак не пережить свою неполноценность. Чёрта с два! Имея такую заботу, её рядом, в конце концов, жить захочешь ещё больше, чем когда-либо. Ева воспринимает меня иначе, я это чувствую, но главное – она, наконец, «впустила» меня. Мы будто стали ближе, и я догадываюсь, почему: в ней теперь меньше сомнений, меньше неуверенности в себе, и мне легче. Легче, потому что я позорно был занят собой и своей семьёй, когда в её жизни случилась трагедия. Меня не было рядом, я узнал слишком поздно. Самоустранение, жизнь на расстоянии, когда у нас не осталось никого кроме друг друга, была ошибкой. И у этой ошибки слишком дорогая цена.
Я смотрю на её профиль и думаю о том, как сильно изменилась моя Ева. Сейчас она - мечта любого мужчины - мягкая, нежная, умная. В ласковых объятиях её заботы хочется расслабиться и забыться навечно.
Жизнь сточила все её шипы, о которые я столько раз ранился. И чем глубже были мои раны, тем сильнее хотелось заполучить этот непокорный цветок. А теперь, без них, она так уязвима. Куда более чем в детстве и юности. Ей нужна защита, необходим человек, способный оградить от бездушной мясорубки, называемой жизнью.
Я ей нужен. Я.
Ева
Переезд из больницы домой занял целый июньский день: выписка, разговор с врачом, длинные инструкции о том, как и что нужно делать, что есть и что пить, как и где разминать, массировать, какие лекарства принимать. Затем кресло-каталка, такси и через полтора часа пути мы наконец дома.
В родительском особняке, пока Дамиен был в больнице, мне пришлось провести некоторые трансформации: оснастить лестницы подъёмниками для инвалидной коляски, ванную и туалет – металлическими поручнями, оформить единственную внизу гостевую в спальню для Дамиена.
У меня всегда были проблемы с деньгами, но на эти важные перемены их каким-то чудом хватает.
Несмотря на то, что на дворе июнь, дожди льют как в октябре. Холодно. Дамиен сейчас один внизу, в своей комнате, и я никак не могу уснуть – переживаю о нём.
Не выдерживаю, на цыпочках спускаюсь и долго стою у его двери – ничего не слышно. Тихонько открываю её и так же бесшумно вхожу – хочу проверить, как он.
Дамиен мирно лежит на спине в своей постели, плечи голые, ступни тоже. Окно открыто, и в комнате, как в холодильной камере.
- Можно я закрою окно?
- Нет, пусть будет открытым.
- Ночь холодная!
- Я люблю, когда холодно.
- Хорошо.
Долго пытаюсь уснуть, но, в конце концов, сдаюсь, не выдержав натиска переживаний «Как он там?», и снова пробираюсь в его комнату: в приоткрытое окно, как я и предполагала, дует. Очень беспокоюсь, что мой большой ребёнок раскроется ночью и простынет, ведь даже сейчас Дамиен никогда не спит в футболке, всегда полностью раздевается.
В надежде, что он не проснётся, осторожно подхожу к постели, натягиваю плед на его голые плечи, расправляю скомканные концы, подтыкая их под его ничего не чувствующие ноги. Ступни, конечно, не были укрыты, и даже голени холодные, как лёд.
Прикрываю окно ещё сильнее, оставив тонюсенькую щель - только чтобы свежесть могла просочиться.
- Хочешь, чтобы я задохнулся?
Подскакиваю на месте от испуга:
- Ты не спишь?
- Спал, пока ты не закрыла моё окно!
- Прости… Я боялась, что ты замёрзнешь. Тебе сейчас нужно беречься!
Молчит.
Жду некоторое время ответ или хоть пару слов от него, но король мрака не балует сиделку своим вниманием. И я покорно направляюсь к двери.
Не успеваю лечь, как слышу внизу возню. В ту пору, когда мы были юными, и ещё до того как стали играть в мужа и жену, я всегда слышала, как Дамиен возвращался со своих ночных гонок в Лэнгли или от Мелании. Чётко различала каждый шаг и знала из какого угла в какой он ходит, и даже строила предположения, что делает: вот к шкафу подошёл, переодевается, вот в ванную свою протопал, вода шумит, значит, душ принимает, вот вышел на террасу, а вот, наконец, улёгся спать. И если хорошенько припомнить и быть с самой собой честной - как же хотелось нырнуть к нему под одеяло. Просто рядом побыть.
Сейчас это совсем другой человек. Жизнь убила в нём того Дамиена, которого я знала и любила.
Шум не утихает, и я предполагаю, что, возможно, ему понадобилось в туалет. Мне нравится каждый производимый им шорох, вздох, любой шум. Даже то, как он сплёвывает зубную пасту. Это ведь не просто звуки, это - мой Дамиен.