Глава 33. Откровения
Мы лежим на деревянном полу террасы, закутавшись в одеяла, и смотрим на звёзды. В горизонтальном положении, когда глаза устремлены в небо, возникает иллюзия отрешённости. Реальность, где мы оба неполноценны, остаётся за барьером с надписью «здесь и сейчас». Я не бесплодна и не выпотрошена, Дамиен не калека, способный передвигаться только в инвалидном кресле. В этом мгновении мы просто две души, свободные и почти счастливые.
Даже если у меня ничего не выйдет, я благодарна Мел за этот год. За каждый прожитый вчера и сегодня день, потому что рядом есть он - моя родственная душа. Мы даже думаем в унисон, слушаем мысли друг друга. Нам не нужно говорить, чтобы разговаривать.
- Я помню, как начала расти твоя грудь, - внезапно заявляет.
- Да?
- Угу.
- Я и не сомневалась, что ты заметил.
Некоторое время мы молчим, но Дамиен явно продолжает мыслить в том же направлении:
- Они виднелись через твои футболки и топы. Не просвечивались, а именно пропечатывались: маленькие такие… бугорки.
Если б он сейчас не смотрел в звёздную черноту Космоса, то непременно увидел бы степень перекошенности моего лица. Как и мои выпученные глаза и задранные до корней волос брови.
- И ты стала носить бельё. Но оно всё равно не помогало - их было видно.
- Бельё не для того, чтобы их скрыть.
- А для чего?
- Чтобы придерживать. Они болезненны, когда растут.
- Серьёзно? Я не знал.
- Ты вообще много чего не знал в десять лет, я думаю.
- Кое-что всё-таки знал.
- Что?
- Это твоё новое приобретение будило во мне странные чувства. Противоречивые.
- Угу. Это я тоже помню: треснуть по ним мячом, например.
- Что? С чего ты взяла?
Он возмущён, причём нешуточно - даже голову в мою сторону повернул.
- А разве ты не метил по ним при каждом удобном случае? Хоть в школе, хоть где: если мяч в руках Дамиена, то он всегда летит в Еву! И всегда с потрясающей меткостью в грудь! Ты в кольцо так успешно не попадал, как в меня!
- Ну и глупость! Не обижайся, но это - самый настоящий бред!
- А вот и нет!
- Ева! - я хоть и смотрю на звёзды, но чувствую, как его взгляд прожигает мой профиль. - Я бросал мяч не в тебя, а тебе! Потому что из всех окружавших людей, меня ВСЕГДА, всегда интересовала только ты! Мне хотелось играть с тобой и смотреть на тебя. И я клянусь, что ударить в твою растущую грудь не только не приходило, но и в принципе не могло прийти в мою голову, потому что…
- Потому что?
- Я хотел потрогать их. И увидеть. И…
- И?
- И это новое чувство, связанное с ними, оно и бесило одновременно и…
- И?
-И не давало покоя. Ты ещё прочнее поселилась в моей голове, и теперь совсем в другом контексте.
- В десять?
Нет, всё-таки хорошо, что темно.
- В десять.
- Я не верю.
- Не верь. Но меня теперь удивляет то, как мы не понимали друг друга. Ты видела подвох даже там, где его не просто не было, а даже не могло быть.
Мы смотрим на звёзды, ждём падения хоть одной, но далёкие голубые и белые карлики стабильны как никогда. Ни единого даже самого крошечного метеоритика!
- У брата не должно возникать таких мыслей, - подытоживает свои размышления. - Ладно, окей с мыслями, но эмоций быть не должно.
- К чему ты клонишь?
- Я никогда не испытывал к тебе братских чувств. Никогда.
- Не ври. Ты вступился за меня в школе. Ты защищал!
- Как мужчина защищает свою женщину.
Я едва не задохнулась от этих его слов:
- Ты встречался с Меланией, Дамиен! О чём ты говоришь!
- О том, что было, Ева. Когда-нибудь должны же мы поговорить начистоту? Почему, ты думаешь, я порвал с ней? Причём не сомневаясь?
- Я… не знаю.
- Потому что желание защищать тебя 24 часа в сутки стало моей одержимостью. Потому что я не просто хотел, а испытывал потребность в этом. Пугающе стабильную потребность. И поверь, ничего братского в тех чувствах не было.
- Да, я знаю… вошла однажды в твою мансарду, когда ты душ принимал…
- Что?
- Ты произнёс мое имя.
- А вот теперь мне действительно стыдно! Даже не верится, что я еще способен краснеть! - смеётся. - Тебе стоило сжалиться и облегчить мою участь!
- О, нет! Ушам своим не верю! Дамиен был кем угодно, но только не пошляком!
- Сама ты пошлячка! Я говорил о душевной близости! А ты что подумала?
Боже, я отдам всё, что у меня есть, только за то, чтобы эта искренняя глубинная улыбка не сходила с его лица! Он улыбается! Не ртом и глазами, он улыбается душой! Только в самые счастливые и беззаботные моменты нашей жизни я видела этот фантастический прищур.
Не выдерживаю, тянусь и целую лучи у края его сощуренных игривостью глаз. Весёлость уступает место серьёзности, но она другая: ласковая, мягкая, тёплая. В ней нежность и принятие. В ней близость.
- Мне нравится, как ты улыбаешься. Я живу, когда ты смеёшься! – признаюсь.
Я говорю с ним искренне. У нас были годы на игры в прятки и обиды, на драму, скользящую по спирали наших поступков вокруг всё той же оси, называемой судьбой. А теперь мы в той точке, где можно быть открытым, где «не сказать и потерять свой шанс» страшнее, чем «сказать и быть непонятым». Мы в стадии замены навязанных ценностей истинными. Мы на ступени, где счастье важнее гордости. Где достоинство уступает место возможности.
Возможность - это слово стало главным для меня, оно пришло на смену твёрдому и непоколебимому «нет», превратившему мою жизнь в тёмный душный подвал. Нет души, нет свободы, есть только правила и законы, нарушать которые смерти подобно. Но мы однажды нарушили, и ведь не умерли же. Оба живы, оба дышим. Лежим рядом и смотрим на звёзды. Так почему же не позволить себе быть настоящими?
- Я думаю, эти эмоции нормальны, и они случаются. Но люди воспринимают их сквозь призму табу, если знают, что их связывает родство. Это как нераспустившийся бутон, он так и засыхает. Наш распустился, но не успел дать плоды.
Дамиен молчит, ничего не отвечает. А мне почему-то хочется признаться:
- Я была там.
- Знаю, видел.
- Почему не подошёл?
- Хотел, чтобы сама решилась.
- Я так и не смогла.
- Не смогла, потому что я уже решился. Речь ведь была не о том, чтобы просто подойти. И ты это хорошо понимала.
- Не думаю.
- Чего ты хотела тогда? Зачем было встречаться?
- Чтобы поговорить… мы ведь даже не поговорили!
- О чём говорить, Ева? Как ты представляла себе этот разговор? Спасибо за всё, что было? Не забывай меня? Постарайся прожить счастливую жизнь?
- Я не знаю. Просто увидеть тебя хотелось. Острая недостаточность Дамиена в моей крови… - сознаюсь.
- А я в тот момент уже пережил эту стадию. Меня больше волновал поиск выхода. Я тоже не мог решиться, но ты подтолкнула своей просьбой встретиться, и моя мораль окончательно просела.
- Хочешь сказать, ты уже тогда готов был… переступить?
- Да. Я пришёл. Уже переступил. Но ты не подошла. Не рискнула.
Закрыв глаза, я думаю. Долго и усиленно. И, наверное, он прав - тот мой ступор и был неспособностью сделать табу своей жизнью. Я ещё не была готова. А когда созрела, было уже слишком поздно.
Мне всегда хотелось задать ему этот вопрос:
- И всё-таки, почему она? Почему из трёх миллиардов тебе непременно нужно было остановить свой выбор на ней?
- Наверное, было мало драмы в моей жизни, - усмехается.
Спустя время:
- На самом деле нас связывало общее прошлое. Когда-то я даже думал, что любил её. Мне было с ней хорошо, и я считал нас чем-то серьёзным. Она была единственной, кто был мне интересен, кто понимал меня, заботился, по-настоящему любил. Если не с тобой, то только с ней – так я считал. И даже верил, что у нас может получиться семья.
- Получилась?
- Нет.
- Почему?
- Потому что ни на минуту не покидало чувство фальши во всём, что делал. Мелания была хорошей женой, и мы могли бы быть счастливы, если бы… если бы не я и мои мозги. Они упорно рисовали твой образ, стоило закрыть глаза. А если не закрывал, в груди саднило, болело, мешало жить и думать. Дни складывались в месяцы, месяцы в годы, и я чувствовал, как протухаю, теряю интерес к жизни. Я не справился с собой, Ева. Так и не смог.
- Я тоже.
- Мы оба не справились и сорвались тогда, после похорон. Я знаю, ты винишь себя, считаешь, что толкнула нас обоих на…
- Грех, - подсказываю.
- На близость, - поправляет. – Но это не так. Я стоял и сдерживал себя всеми силами, одёргивал, чтобы не тянуть руки. Боже, Ева…
Он закрывает ладонями лицо, проводит ими по волосам:
- Ты даже представить себе не можешь ту силу, с которой тянуло, тащило к тебе, вырывало с корнями! Влечение, возведённое в степень потребности в духовной близости.
Я смотрю на него, жду взгляда, чтобы видеть эмоции, переживания, но он не отрывает рук от лица:
- Я безумно, одержимо хотел быть с тобой. И никогда не испытывал братских чувств даже спустя годы, как бы ни старался приучить себя к мысли, навязать образы, обуздать желания. Ева, я только в тебе видел женщину, и не был способен найти её в ком-то другом. Мел – потому что с ней уже БЫЛО, и потому что так казалось проще. Иллюзия замещения.
Наконец убирает руки, поворачивается, и я вижу в его глазах искреннее сожаление и даже мольбу:
- Пожалуйста, прости меня! Я никогда не хотел причинить тебе боль! Я упустил из виду твои чувства… Мне казалось, это решение коснётся только меня и её. Я ошибся. Очень сильно ошибся… Прости!