Однако на сей раз предчувствия обманули тетю Лейлу. Вальтер вел себя как нельзя лучше, и даже ей пришлось, правда, с неохотой, признать, что он снял с нее часть забот, связанных с развлечением молодых людей.
Если ему не удалось втянуть их в разорительную карточную игру (насколько это было известно тете Лейле) и затащить в харчевню, то он на целый день увез их на охоту и даже сопровождал всех в Стрэт-форд, где они собирались посетить дом великого поэта.
Правда, он искренне признался, что не понимает, зачем тащиться в такую даль, разве что ставить подписи в книге почетных гостей, чтобы быть не хуже других.
От Соррел не укрылось удивление маркиза, а вот Ливия, совершенно очевидно, на сей раз была на стороне отчима. Она очень быстро придумала предлог, чтобы увести Уичерли в сад, сославшись на духоту в комнатах, и направилась в сопровождении двух кавалеров к реке, где, как оказалось, нетрудно было нанять лодку, чтобы покататься и покормить лебедей.
Соррел вежливо отклонила приглашение присоединиться к компании и, пока тетя Лейла и ее муж в полном согласии отдыхали в тенечке, отправилась к дому, в котором родился поэт. Она рассматривала вещи, принадлежавшие мистеру Шекспиру, и с наслаждением слушала байки о нем (наверняка недостоверные), которые ей рассказывал дальний потомок поэта и смотритель его дома.
Она совсем потеряла счет времени и, когда возвратилась на берег, нашла всю компанию в сборе. Ливия нетерпеливо топала ножкой, а его сиятельство невесело оглядывался.
У Соррел были основания думать, что он все еще хочет оберегать ее, хотя пока ей удавалось не оставаться с ним наедине. Приезд Вальтера очень помог ей в этом. А на пикниках и прогулках она сама старалась держаться поближе к кузине и тете.
Ливия с раздражением выговорила ей:
– Если ты не хочешь гулять сама по себе, то лучше бы тебе, кузина, не заставлять нас ждать. Поехали. На сегодня с меня довольно.
Соррел вспомнила об этом на другое утро, когда принесла цветы в старинную церковь неподалеку, и решила, что раздражение кузины связано с молчанием маркиза, визит которого подходил к концу. Он был галантен и расточал Ливии очаровательные комплименты на пару с мистером Фитцсиммонсом. Однако, как Ливия ни старалась, она не могла заставить его произнести долгожданные слова.
Вспоминая, что он рассказывал ей о своем титуле, Соррел хотела понять, насколько сознательно он избегает расставляемых ему ловушек. Несомненно, он собирался предложить Ливии руку и сердце. Может быть, ему не нравилось то, что Ливия подгоняет его?
Если так, то его не в чем винить, разве что он своей неторопливостью портит всем жизнь. Ливия сердится и подозревает, Бог знает в каких грехах, свою американскую кузину. Все бы вздохнули с облегчением, объяви он наконец свою волю, а пока не жди спокойной жизни.
Соррел не желала признаваться себе в том, что помолвка кузины будет для нее тяжким ударом. Все равно рано или поздно это случится, и нечего тешить себя иллюзиями. Маркиз просто-напросто вежлив с ней. Тем не менее, узнав его поближе, Соррел жалела его, казалось, всерьез увязнувшего в сотканной Ливией паутине.
С утра Ливия отправилась кататься с обоими гостями, которые со смехом оспаривали друг у друга право подсадить ее в коляску его светлости. Из окна своей спальни Соррел видела, как они уехали. Ливия, которая жить не могла без всеобщего поклонения, была в наилучшем расположении духа. Соррел же приложила все усилия, чтобы они ее не заметили, и почти сразу отошла от окна. Еще подумают, будто она подсматривает!
Что ж, по крайней мере она на несколько часов получила свободу и, недолго думая, воспользовалась возможностью навестить могилы своих бабушки и дедушки, а потом набрала цветов, чтобы украсить церковный алтарь.
Пару дней назад она пила чай с женой викария, которая ей очень понравилась. Они болтали о сестрах-близнецах, о том, какими они были в детстве, об их родителях, которых Соррел не могла знать, и о жизни Соррел в Америке, и она была благодарна милой старушке за то, что та ни разу не заговорила о неприятных вещах.
Миссис Харрис с изумлением слушала о том, какой свободой пользуются дамы и девушки в Америке, и только восклицала время от времени:
– Ну подумайте только! Не может быть! Какая прекрасная страна!
Расстались они весьма довольные друг другом, и Соррел с удовольствием подумывала, не навестить ли ей опять добрую даму, как услыхала сзади стук шагов.
Поначалу она подумала, что, наверное, пришел викарий, может быть, его жена, и не обратила внимания на шаги. Но потом за ее спиной раздался знакомый голос:
– Очень красиво! Похоже, мисс Кент, у вас много достоинств.
Соррел вздрогнула. Она повернулась и, забывшись, проговорила:
– А я думала…
– Значит, это все-таки вы были в окне! – улыбнулся он. – Так я и думал. Знаете, я решил не ехать. Моя коляска не рассчитана на троих седоков… И потом, мисс Кент, у нас совсем нет времени поболтать наедине.
Соррел не успела ничего ответить.
– Я видел, как вы положили цветы на могилы ваших бабушки и дедушки. Наверное, странно найти в чужой стране столько корней, о которых вы и не знали.
– Ничего странного,– довольно резко возразила Соррел, поворачиваясь спиной к маркизу. – Я знаю, где мои корни. Они в Америке.
Словно забавляясь ее горячностью, он опять улыбнулся.
– Это я уже слышал. Но ведь здесь тоже ваши корни. Ваша мама родилась тут, и теперь вы встретили родственников, которых раньше никогда не видели, людей, которые знали вашу маму. Наверное, теперь вам все видится немного иначе?
Соррел ничего не ответила, удивленная его догадливостью.
– Должен признаться,– печально проговорил он,– я немного знаю, как это бывает. Много лет мне пришлось провести вне Англии, а когда я приехал сюда, мне все показалось чужим.
Соррел нахмурилась, выслушав неожиданное признание, и выпалила прежде, чем успела прикусить язычок:
– Так у вас поэтому дом везде и нигде?
Он удивленно посмотрел на нее, но не обиделся.
– Не знаю.
Напрасно Соррел это сказала, но отступать было некуда.
– Ну да. Вы ведете себя просто и естественно, и, кажется, вы везде как дома. И все же до вас не так легко добраться.
– Если это так, то мы с вами похожи, потому что тоже самое я могу сказать и о вас. Я заметил, мисс Соррел Кент, что у вас есть привычка витать где-то, и я почти никогда не знаю, о чем вы думаете. Наверное, мы гораздо больше похожи, чем вы хотите признать.
Соррел занялась цветами, внезапно подумав, что Ливия, возможно, была права. Еще ей стало вдруг интересно, насколько он понял ее. Ведь сам он всего лишь прячет от всех какую-то часть своей души, выставляя напоказ хорошие манеры. А она не такая, и вряд ли самоуверенный джентльмен в состоянии докопаться до ее сути.
Помолчав, маркиз спросил с нескрываемым любопытством:
– Мисс Кент, зачем вы приехали в Англию?
– Повидаться с тетей и кузиной, конечно, а еще…– она запнулась, не зная, может ли она быть откровенной.– Наверное, я искала тут мои корни. Я-то думала, во мне нет ничего английского. Я ведь американка. Так оно и есть. Но я встретила тетю, погуляла по деревне, в которой выросла мама, и поняла – у меня здесь корни. Знаете, моя мама любит вспоминать здешнюю церковь. И я знала, какая она, задолго до своего приезда.
Соррел закончила расставлять цветы и сама удивилась, когда повела маркиза в южный придел вместо того, чтобы бежать без оглядки.
– Вот надгробная плита сэра Баптиста Хикса. Он построил Кэмпден-хаус. Мама часто рассказывала мне о нем, когда я была маленькой, и о его внучке тоже. Леди Пенелопа Ноэль умерла, уколов палец иголкой, когда вышивала шелком. Девочкой я представляла, какой трагической была ее смерть и как горевали ее родители. Знаете, наверное, это смешно, но здесь мне печальнее, чем возле могил моих родных.
Маркизу понравилось тяжелое надгробие лорда и леди Кэмпден и куда менее внушительное – леди Пенелопы.
– Могу вообразить, что вы передумали. Странно все-таки. Какие-то люди через много лет смотрят на твое надгробие. Нет, нет, для себя я такого не хочу. Оно слишком… помпезное, на мой вкус. Но, может быть, я видел слишком много смертей на войне, чтобы возводить такое. Смерть, знаете, от этого не менее страшная.
Наверное, Соррел изменилась в лице, потому что он торопливо прибавил:
– О, прошу прощения. Я причинил вам боль.
Соррел перевела дух.
– Нет. Уже год прошел. И я тоже не нахожу утешения в холодном мраморе.
Маркиз внимательно посмотрел на нее.
– Несмотря на все мое уважение к сэру Баптисту и его семье, надгробия действуют на меня угнетающе. Если вы закончили, может быть, мы пойдем отсюда?
Соррел знала, что должна найти предлог и покинуть его, но… она упустила время и позволила вывести себя из церкви, которая и ее тоже начала угнетать.
Маркиз прервал молчание.
– Простите меня, но вы сказали, ваш жених… умер у вас на руках, а от вашей тети я узнал, что вы потом ухаживали за ранеными. Не хочу быть навязчивым, но иногда помогает, если выговоришься.
Соррел усомнилась в этом, особенно если учесть, кто собирался быть ее слушателем.
– Но кому как не вам знать, что тут нечем хвастать? Человек делает… что должен, и я надеюсь никогда больше не испытать ничего подобного. Правда, только те, кто прошел через такое, могут понять…
Он остановился и, повернувшись к ней лицом, сказал без тени улыбки:
– Ну да. Господи, да. Меня все время просят рассказать о моих приключениях на войне. Приключениях! Наверное, хотят услышать что-то забавное. Забавное, конечно, было, но война-то совсем не забава.
Соррел вздрогнула от неожиданности.
– Да. Война не предмет для светской беседы.
– Я уже сказал, что у нас с вами гораздо больше общего, чем вы думаете, мисс Кент. Право, вот уж не предполагал встретить женщину, которая понимает в таких вещах. Наверное, вы это имели в виду, когда сказали, что я не весь тут. Но вы должны знать… ужас. После него трудно возвратиться к нормальной жизни и всерьез переживать из-за покроя плаща или наслаждаться последней сплетней. Иногда я чувствую, как вы правильно подметили, что я не здесь, хотя все так же вежливо беседую, что часть меня далеко, и я даже сам не знаю, где.
Соррел не удержалась и подняла на него глаза, в которых светилось удивление, ибо если он не ждал встретить женщину, которая его поймет, то она и вовсе не ждала ничего подобного от английского аристократа. Он понял в ней то, что она и сама не совсем понимала.
– Да, – неохотно проговорила она. – Это так. Я все время повторяю себе, как хорошо опять жить мирной жизнью, в которой нет опасности и безумия. И все же эта жизнь не совсем реальная для меня. Я все время вспоминаю…
– Не надо,– прервал он ее.– Я совсем не хотел, чтобы вы вспомнили о тех кошмарах. Однако простите меня. Никак не могу понять, почему ваши родители не отослали вас тогда в Англию?
Соррел иронически улыбнулась.
– Вы запамятовали. Мы были взаперти почти всю войну. Но я бы и не поехала, потому что очень нужны были сестры милосердия. Может быть, я не очень умею флиртовать в бальном зале, но я хорошая сестра. Когда они высадились возле СентМихаила и захватили остров Кент, я была на нашей плантации, а потом в Аннаполисе, когда сожгли Вашингтон, и мы думали, что за Вашингтоном наша очередь. В форте Макгенри я ухаживала за ранеными. Мне не пришлось стрелять, но о войне я знаю не меньше вас.
– А я забыл, что мы были врагами, – проговорил он с неожиданной горечью. – Оказывается, задача у меня была более грандиозная, чем я думал.
Соррел не поняла, что он хотел этим сказать, но не стала переспрашивать и ответила, не лукавя:
– У меня тоже были времена, когда я, как все, ненавидела и боялась англичан.
– Еще какая задача! Так вот почему вы не жалуете меня и не доверяете мне!
Соррел напряглась, не желая думать о причинах, побудивших ее избегать его общества.
– Почему же не жалую?
– Думаю, вы сами все знаете,– печально проговорил он.– Не лукавьте! Я же вижу, что вы мне не доверяете. Только не знаю, то ли это из-за войны, то ли из-за моего титула. Но я умею драться. Так все говорили. Вы мне разрешите помочь вам?
Соррел залилась жарким румянцем и смутилась. Она легко могла противостоять его уговорам, но его ласковому голосу, нежной улыбке – нет, это было выше ее сил. Ей уже почти хотелось сдаться на милость победителя, потому что она начинала доверять этому английскому аристократу.
И что? Неужели она в самом деле разыграет беспомощную девицу и сложит к его ногам все свои трудности, чтобы он разобрался с ними? Что ж, у него сильные плечи, и он с ними справится, если на то пошло. Но она-то не прекрасная девица и не повиснет на первом встречном рыцаре. К тому же он почти обещал жениться на кузине.
– Зачем?
Он пожал плечами.
– Ну и вопрос. Если вы не знаете на него ответ, то я, боюсь, ничем вам не помогу. Я-то думал, что разговариваю с умной женщиной. Мисс Кент, иногда вы на удивление слепы.
Соррел не нашла ответа на эти слова и промолчала. Подождав немного, словно смиряясь с поражением, маркиз вздохнул и, взяв ее под руку, повел дальше.
– Понятно. Ну что ж. Надеюсь только, вы не забудете о моем обещании, потому что я собираюсь его сдержать. Когда-нибудь вы поверите мне и все расскажете, мисс Соррел Кент из Америки.
Маркиз тотчас переменил тему и заговорил о каких-то пустяках, как будто никакого серьезного разговора между ними вовсе не было.
– Знаете, этот старый дом просто замечательный,– сказал он, когда они вышли за церковную ограду и направились к воротам Кэмпден-хаус. – Стыд и позор, что его довели до такого состояния. Я хорошо понимаю, почему ваша тетя восхищалась им, когда была девочкой.
Соррел была благодарна маркизу за то, что он заговорил о другом, поэтому ответила ему с куда большей пылкостью, чем позволяла себе обычно:
– Должна признаться, я тоже влюбилась в него. Мама часто рассказывала мне о нем, поэтому я встретилась с ним, как со старым знакомым. Когда тетя Лейла узнала, что его можно снять на лето, мне кажется, она была и счастлива, и смущена, ведь она и мама могли только мечтать пожить в нем, когда были девочками. Это был самый красивый дом во всей округе и совершенно для них недостижимый, как они тогда думали.
– Да. Я много слышал об их необыкновенном успехе. Увы, мне не пришлось познакомиться с вашей мамой, но от вашей тети я в восторге.
Соррел подозрительно поглядела на него, подумав, что не заметила иронии в его голосе, но и на его лице она не нашла и тени насмешки. Однако она вспомнила о реальном положении вещей и отняла у него руку, сделав вид, что камешек попал ей в туфлю.
Маркиз терпеливо ждал, пока она избавится от несуществующего камешка, и потом они зашагали дальше.
– Вы правы,– заявила Соррел радостным тоном.– Стоит только взглянуть на мою кузину, чтобы представить, какими они были когда-то.
Маркиз улыбнулся.
– Скорей всего ваша тетя не удержится и купит дом. Она об этом не говорила?
Соррел с радостью поддержала разговор.
– Нет, ведь моя кузина не любит деревню.– Произнеся это, Соррел тотчас спохватилась, не сказала ли она лишнего.– Вы знаете, он горел один раз во время Гражданской войны. В этих местах камень стал красным. Мне говорили, котсуолдский камень всегда краснеет в огне.
Маркиз с нескрываемым любопытством поглядел на нее.
– Как интересно.
Соррел решила продолжать разговор на ту же тему, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.
– А ваш дом намного больше? Должна сказать, у нас дома не очень любят величественные сооружения. Может быть, из-за наших демократических принципов. Однако я тоже, в общем-то, осталась безразлична к дворцам, которые мне показывала тетя. Оказалось, я предпочитаю что-то более уютное, правда, не обшарпанное.
Улыбка маркиза была грустной.
– Мой дом… Дом, в котором я вырос, ненамного больше этого. Не забывайте, что мой отец был всего лишь младшим сыном. А теперешний мой дом… Он очень большой и не очень уютный. Боюсь, вам бы он не понравился. Но, должен признаться, я редко в нем бываю. Но, тем не менее, в последние годы у меня появилась привычка к роскоши, ведь раньше и крыши текли, и вместо каминов были дыры в потолке. Сейчас мне бы такое не понравилось. Мне это напоминает…
Но он не сказал, о чем это ему напоминает, потому что они как раз подошли к дому.
Соррел возблагодарила судьбу за то, что ее кузина еще не возвратилась с прогулки и не видела, как они вместе идут по дороге. Когда же они приблизились к крыльцу, она услышала над головой странный шум.
Ничего не понимая, Соррел подняла голову, и в то же мгновение маркиз оттолкнул ее, а на то место, где она стояла, с грохотом упало что-то тяжелое, подняв тучу пыли.