Но с другой стороны, я вообще не могла знать. Само место запрещает это. В нем вся проблема. В этом месте и этих одинаковых семьях, сидящих в своих одинаковых домиках и производящих одинаковых детей. В том, как все эти женщины приходят в синагогу в своих шаббатних нарядах с идеально подобранными шляпами, и каждая прилагается к мужчине, желательно держа каждой рукой по ребенку. Они как наборы ортодоксальных Барби: в комплект входит ортодоксальный Кен, двое маленьких детей, дом, машина, ассортимент кошерных продуктов питания. Тебя заставляют в это поверить, и ты пытаешься смотреть глубже, но сдаешься, ведь все кажется таким лаконичным.
И я хотела в это верить. Вот в чем дело. Часть моего мозга хотела верить, что девушки, с которыми ты когда-то спала, могут быть счастливы в браке и жить хендонской мечтой, стоит им только закрыть глаза и пожелать этого. Я не думала, что у моего мозга все еще есть такая способность, мне казалось, терапия и злость устранили ее. Но нет, она была. Я все сильнее убеждала себя, что все здесь абсолютно нормально, и что Эсти вполне счастлива, пока она не взяла и не поцеловала меня.
Я и забыла, какая она хрупкая. Поначалу я только об этом и думала; она лежала на моих руках и груди и была такой легкой, что я едва ее чувствовала. Я забыла и ее запах, которых за эти годы немного изменился. Она всегда пахла чем-то вроде лаванды, мыла, может, фиалок. Я и забыла, как все было между нами. Но, вижу, она помнит. На секунду она заставила вспомнить и меня. На тот маленький промежуток времени, стоя в хендонском поле посреди ночи, под звездами в безлунном небе, я вспомнила ее вкус. Как будто круг завершился, и прошлое неожиданно соединилось с настоящим. Я осторожно оттолкнула ее и произнесла:
- Нет.
Она выглядела озадаченной. Она отодвинулась и придвинулась снова. Я сказала тверже:
- Нет.
Она сделала шаг назад, и ее лицо наполовину исчезло в тени. Деревья вокруг нас жужжали и гудели. Она спросила:
- Ты больше не… С девушками… Ты перестала?
Как странно, что это первое, что пришло ей в голову. Как будто ей больше не о чем было подумать. В ее глазах читался страх и надежда. Как будто она хотела, чтобы и ей помогли бросить.
- Нет, не перестала.
- И ты, ты ни с кем не встречаешься?
Мне хотелось с этого рассмеяться. Мне хотелось толкнуть ее в ребра и сказать: «Нет, я ни с кем не встречаюсь, но не значит же это, что я хочу встречаться с тобой, потому что все давно кончено, Эсти. Все прошло. Это было давным-давно, не так ли?»
- Нет, просто… - Я провела рукой по лбу. Это не было просто что-то. Это была сотня вещей. Тысяча. – Просто ты замужем, Эсти.
Я слышала, как она вздохнула в темноте. Она слегка пожала плечами и придвинулась ко мне. Она нашла своей рукой мою и подняла ее, будто хотела рассмотреть, хотя для этого было слишком темно. Кончиком пальца она провела по линии на моей ладони. Через несколько секунд она мягко сказала:
- Да. Я замужем. Но это между мной и Довидом, понимаешь? Ты уже навредила этому настолько, насколько могла. Ничего не осталось. И я уже причинила ему столько боли, сколько могла. Я знаю это. И все, что Бог может думать обо мне, он уже думает.
А потом долгая пауза. Ветер совсем сник. Над нами промелькнул в ночи самолет, словно искусственная звезда в пустом небе.Она сказала:
- Иногда мне кажется, что Бог меня наказывает. За то, что между нами было. Иногда я думаю, что вся моя жизнь – это наказание за желание. И что само желание – тоже наказание. Если Бог хочет наказать меня, так тому и быть; значит, он прав. Но у меня есть право не повиноваться.
Она говорила это более уверенно, чем все, что когда-либо молвил Скотт. Она сказала:
- Я все это время ждала тебя. Я знала, что ты не можешь остаться. Но сейчас, когда твоего папы не стало, и когда случилось то, что случилось, сейчас ты можешь остаться, правда? Сейчас мы можем быть вместе, как были всегда.
Она казалась просто невозможной. Она правда думала, что я все это время мечтала вернуться в Хендон, и мне мешала лишь какая-то ссора с моим отцом? Я взяла ее под руку и потянула к тропинке, где от фонарей исходил небольшой свет.
- Эсти. Что, по-твоему, здесь происходит? Я живу в Нью-Йорке. Я возвращаюсь туда через три недели. Я приехала разобрать отцовский хлам. Это не… Слушай, все давным-давно кончено. Я и ты. Это в прошлом.
Эсти снова улыбнулась, и я начала видеть что-то, что замечала раньше, но, возможно, не хотела признавать. В этот момент я поняла, что она все это время ждала меня. Может, не меня, а кого-то, похожего на меня, кого-то, кем она меня представляла. Я поняла, что пока в моей голове меня и Эсти уже давно не существовало, для нее все было совсем не так. И на мгновение мне стало так невероятно грустно, что мне захотелось уйти, не говоря ни слова, выбежать из парка и понестись как можно дальше, пока не свалюсь. Но мне это не удалось, потому что в тот момент, когда я об этом думала, она, черт возьми, снова меня поцеловала.
Я оттолкнула ее и стала держать на расстоянии вытянутой руки. Это было несложно, я всегда была сильнее нее. Я сказала:
- Нет! Послушай, Эсти, прекрати. Просто прекрати, хорошо?
Она нахмурилась и неловко высвободилась из моей хватки. Она стояла в полуметре от меня и смотрела на меня. Я сказала чуть спокойнее:
- Все давно в прошлом, Эсти. Я знаю, что у нас было, но я больше не хочу.
Еще одна длинная пауза. Я всматривалась в другую сторону парка, но было слишком темно, и не было видно ничего, кроме фигур деревьев, качающихся на ветру. Эсти заговорила, и ее голос раздался слишком близко к моему левому уху, чем мне бы того хотелось. Она сказала:
- Но ты была единственным человеком…
Она прервалась. Я повернула голову и увидела, что она плачет. Беззвучные струящиеся слезы блестели на ее лице, как на средневековом портрете Девы Марии. Что мне делать? Сейчас ей не нужна я. Сейчас ей нужна куча подруг, которые сводят ее в пиццерию и скажут ей, что я сука. Ей нужна моя нью-йоркская жизнь, так же как мне нужна была ее, хендонская, в ту ночь, когда умер мой папа. Этому никак не помочь. Я взяла ее за руку и сказала:
- Слушай, все будет хорошо. – Это была полная ложь. Думаю, я хотела добавить что-то вроде «в море полно рыбы» или «все пройдет». Что-то ровно настолько содержательное. Но не успела. О, слава Хендону – из темноты раздался голос, и голос молвил:
- Эсти! Ронит! Шавуа Тов! Хорошо провели Шаббат?
Мы обернулись посмотреть. Это была старая добрая Хинда Рохел Бердичер, в парике, коричневом пиджаке, туфлях-лодочках в цвет, под руку с бородатым мужчиной. Хинда Рохел сияла.
- Это мой муж Лев, - сказала она. – Лев, это Ронит, дочь Рава, помнишь, я рассказывала про нее?
Я не сомневаюсь. Лев мрачно кивнул мне и сказал:
- Соболезную твоей потере. Желаю длинной жизни.
Я поблагодарила его, думая все время, как много, как много они видели, идя в темноте по направлению к нам, стоящим под фонарем? Не то чтобы это разрушило бы мою жизнь, но Эсти… Это было бы нехорошо.
Мы обменялись парой слов; казалось, от них невозможно избавиться, Хинда Рохел была так рада нас видеть, а не хотели бы мы выпить с ними чего-нибудь? Нет? А может, позже? Или завтра? С Довидом? А, он в Манчестере? Хинда Рохел и Лев переглянулись. Может, на следующий Шаббат? Мы им позвоним, да, позвоним, мы же пообещали. Точнее, я пообещала. Эсти определенно была односложной. А куда мы сейчас идем? За кофе? Ну, тогда им не стоит нас задерживать. Они обменялись взглядами еще раз. Улыбнулись. Они пошли в сторону, вышли из-под ручья света, оставив меня и Эсти снова стоять под фонарем в тишине. Я сказала:
- Эсти, давай забудем, что это случилось. Это все прогулка, лунный свет, э-э, отсутствие лунного света. Пошли попьем кофе.
Но спасать ситуацию было слишком поздно. Она начала пятиться от меня, сначала медленно, а потом повернулась и побежала. Она споткнулась на горке, возвращаясь домой. Может, пойти за ней? Я развернулась и пошла в сторону Голдерс Грин.
Д-р Файнголд сказала бы, что только ты сам можешь освободить себя. Что все мы – властелины своих судеб, и что никто кроме себя самого тебе не поможет. Она бы откинулась назад на своем белом кресле и сказала: «Ронит, из-за чего ты думаешь, что можешь разрешить эту ситуацию? С чего ты взяла, что это твоя ответственность?» И с одной стороны, она права. Нельзя починить чужую жизнь. Но если ты видишь, как кто-то борется с тяжелой ношей, разве можно пройти мимо и не помочь?
Я снова думала о жизни Эсти. И я думала о том, что знаю; это не так уж много, но все же что-то. Я думала о Боге. Я давненько о нем не думала, но сейчас вспомнила Его голос. Удивительно: услышав его, он продолжает звучать в твоем ухе с необъяснимой уверенностью, где бы ты ни был.
Я маршировала по Голдерс Грин, проходя мимо рядом еврейских магазинов. Ох уж этот маленький мирок, который построил здесь мой народ. Кошерные мясные лавки хмурились мне, спрашивая, почему я не попробовала их нарезанную печень, всего за 2,25 фунта стерлингов. Кадровое агентство широко улыбалось, приглашая меня подать заявку на работу в соблюдающей Шаббат компании – зимой по пятницам полдня. Салон Мойше приподнял бровь, увидев мою прическу, и поинтересовался, не хотела бы я что-то как у всех.
Я думала о том, как ужасно жестоко вера в Бога обошлась с этими людьми. Она покоробила и искривила их так, что они больше не признают свои желания, не говоря уже о том, чтобы учиться исполнять их.
Я шла дальше, по Голдерс Грин Роуд, мимо магазинов с бубликами, где кричала и смеялась толпа подростков, мимо продуктовых магазинов и кошерных кафе, в которые мы ходили так часто, что знали меню наизусть. Большинство уже было закрыто, но, подойдя к станции Голдерс Грин, я увидела небольшую кондитерскую, которая еще работала. Некошерную. Она была почти пуста. Интересно, Эсти вообще когда-нибудь замечала ее? Кусочек другой жизни в двадцати минутах ходьбы от ее дома.
Я зашла и заказала у официантки с усталым видом большой кусок шоколадного пирога. Когда его подали, я подумала обо всем некошерном, что могло там быть: желатин, сделанный из свиных костей, красители, полученные из мертвых насекомых, экстракт моллюсков, смягчающий муку, говяжье сало, что угодно. Я видела тарелку, полную чем-то мертвым, разлагающимся, нечистым.
Чем-то таким, из-за чего, по словам раввинов, наши сердца становятся тверже, и мы больше не слышим голос Бога.
Я взяла кусочек. Пирог был сухой, а начинка слишком жирная. Я все равно его съела.Один кусочек за другим.
========== Глава седьмая ==========
Глава седьмая