Болеть ещё будет. И воспоминания будут накатывать, хотя в квартире Поддубного уже не осталось вещей, напоминающих об Игоре. Но, кажется, ему всё-таки удастся обойтись без яблочных огрызков, да, Маша?
Улыбаясь от мыслей о непосредственной и чистой душой девочке, Глеб открыл мейл, полученный от Говоровой. Прочитал. И не перестал улыбаться. После всего случившегося с ним, злая отповедь Марии была самым закономерным завершением этого сумасшедшего дня.
«Дорогая Мария! Я пока не буду переходить обратно на «вы», хорошо? Всё, что я сейчас скажу, относится не к младшему научному сотруднику Марии Говоровой, у которой я буду оппонентом на защите диссертации, а к моему другу – пусть наша дружба продлилась недолго и завершается не очень удачно.
Ты во многом права, Маша. А я – нет.
Прежде всего ты права в том, что писал я не тебе. Я спорил с собой, с общественным мнением, с человеком, сделавшим мне больно – а на тебя пришёлся основной удар моих обвинений. Я был недопустимо резок и груб. Мне стыдно, честное слово.
Но кое-чего полезного я всё-таки добился, Маша. Ты разозлилась на меня и готова драться за свою любовь. Не сбивайся с этого настроя. Докажи мне, старому цинику, что любовь есть и наступать на горло своей гордости ради того, чтобы её сохранить – правильно. Я буду рад, если у тебя всё получится.
Сегодня я встретился с двумя людьми. Один предложил мне довольствоваться яблочными огрызками своей жизни (твоё меткое выражение всё никак не идёт у меня из головы!), другой сам готов подбирать крохи моего внимания, не требуя большего. Знаешь, я отказался и от первого, и от второго. Наверное, когда-нибудь я смогу собой гордиться. Сегодня я слишком устал, чтобы что-то чувствовать.
Я был неправ, осуждая тебя и твоего мужа за трудоголизм. Вы вдвоём растите ребёнка, стараясь обеспечить его самым лучшим. Мне вспомнилась моя мама, работавшая на двух работах, чтобы у меня было всё не хуже, чем у моих одноклассников. Раз вы выбрали такой путь в жизни – только вам решать, правильный он или нет. Осуждать я не вправе. Рассудит время. (Но прогуляться вдвоём в парке всё же попробуйте! Здесь должен стоять смайл-улыбка).
Мария, спасибо, что своим неожиданным письмом перетряхнула мне душу, заставила думать, злиться и решать собственные проблемы. Наша дискуссия о гомо- и гетеросексуальных отношениях так и осталась незавершённой – ну и пусть. Я выяснил для себя главное. Проблемы одни и те же у любой пары людей, будь то М+Ж или М+М (не могу сказать про Ж+Ж, думаю, женщинам проще найти между собой общий язык, им же не надо доказывать, кто круче. Здесь опять стоит смайл-улыбка).
Не настаиваю на том, чтобы писать рецензию на твою статью. Но учти, если рецензентом идёт Самойлов, он придирается к текстовой части – не допускай сокращений и полностью прописывай в списке литературы фамилии и имена авторов.
Буду ждать личной встречи с тобой на защите. То, что мы неформально общались и ты в буквальном смысле слова наехала на меня (и тут тоже смайл-улыбка) никак не повлияет на мою непредвзятость в отношении тебя, как специалиста.
Пожалуйста, будь сильной. Очень благодарен тебе за всё».
«Отправить»
Мейл от Игоря Глеб удалил, не открывая. Всё закончилось. На этот раз – действительно всё.
====== Ой, кажется, я выросла! ======
– Маш, надо поговорить, – Саша пил свой утренний кофе.
– Надо, очень надо. Когда?
– Может, по дороге на работу?
– Саш, ответь мне только на один вопрос: я могу тебе верить?
– Да, однозначно можешь. Я никогда не обманывал тебя. Просто не посвящал в то, что было до...
– Так оно было до?!
– Да, я расскажу.
– Хорошо, но не сейчас. Сегодня у меня встреча с Самойловым.
– Переживаешь?
– Уже нет. Просто немного напряжена, я видела его мельком и всегда издалека как-то. А тут один на один.
– Он член диссертационного совета. И потом, если ты не собираешься и дальше сидеть в младших научных сотрудниках, то тебе нужно думать, как показаться ему с выгодной стороны, чтобы он в дальнейшем предложил тебе работу.
– Только не он.
– Почему? Поддубный лучше?
– Во-первых, я написала Глебу просто жуткое письмо. Во-вторых, он в другом городе. В-третьих, я не думаю, что он вообще будет общаться со мной после всего. Хотя да, он в тысячу раз лучше.
– Объяснишь?
– Саша, только потому, что я доверяю тебе и знаю, что ты никому и никогда не расскажешь. Самойлов мой отец.
– Я это знал. Мне твоя мама рассказала.
– Саша, почему мы не говорим друг с другом?
– Некогда, времени на такие мелочи, как общение, не остаётся. Но я тебя люблю.
– Я знаю, в этом я никогда не сомневалась. Просто жизнь идёт, и время всё вперёд и вперёд, молодость ушла почти, а мы живём и не замечаем. Так жизнь и совсем уйдёт, вспомнить будет нечего. Может, пора остановиться?
– Жить на что будем? Философия – это хорошо и замечательно, да и разговоры тоже, только кушать хочется каждый день, и, заметь, не только мне. И защита твоя в копеечку обойдётся, один банкет в ресторане сколько будет стоить..
– Вот и я думаю, что у нас с тобой всё не как надо. Да и что потом, после защиты? Перспектив-то нет. Может, уедем?
– Куда? Где-то есть перспектива?
Разговор так и не завершился, потому что проснулась дочь. Потом не хотела умываться, потом канючила за столом, пока ела кашу.
Наконец её сдали соседке, пообещав забрать не позже шести.
Нога болела. Идти пришлось на каблуках, как-никак к самому Самойлову сегодня на приём записана. И хочешь не хочешь, а надо выглядеть респектабельно.
По дороге на работу молчали, только шли, держась за руки.
Он проводил её до отделения, сказав, что позже зайдёт.
А она нервничала.
Ей везло, с Самойловым она никогда один на один не оставалась. Да даже если бы и осталась, о её существовании он не знал. То есть о младшем научном сотруднике Говоровой знал, а о дочери Маше даже и предположить не мог.
Мать Маши была когда-то лаборанткой на его кафедре. Молоденькая, только после института, да и он тогда ещё доцент был, совсем не старый. Как между ними завязался роман, и на что оба рассчитывали – сказать трудно. Он женатый человек, она... Она была влюблена. А потом просто ушла, ничего не объясняя. Как говорила много позже – чтобы сохранить ребёнка. Он бы никогда не позволил ей родить. А так на свет появилась Маша. Сначала бабушка помогала с внучкой, потом, когда её не стало, они сами.
Как-то шли по улице, Маше лет десять было, и наткнулись на Самойлова.
Он же просто прошёл мимо. А мама расплакалась и всё рассказала Маше. И как любила, и как ушла, и что он, а ни кто-то другой – второй Машин родитель.
Вот тогда-то у девочки появилась цель: она решила, что переплюнет отца в науке, а потом придёт и скажет, кто она. А он удивится, обрадуется и гордиться ею будет. Другого сценария её детский ум не рассматривал. Только обрадуется и только гордиться станет.