Она раз тридцать перечитала отправленное письмо...
Это был конец! Конец всего: науки, карьеры, работы, жизни. Четыре года напряжённого труда, всё, всё коту под хвост.
Мало того, что рухнула её семейная жизнь, так ещё и без работы останется. Теперь ей путь только в поликлинику, по участку бегать. Если возьмут, конечно. С отрицательной рекомендацией Поддубного ей только в дворники. Да её санитаркой никуда не возьмут.
Вот отмочила!
Ну как можно было не следить за своими эмоциями?!
Теперь, спустя какое-то время, её не волновало ничего, кроме реакции Глеба Олеговича.
А он её уничтожит...
Хотя, может, её уволят раньше, статья не написана.
Сна не было ни в одном глазу, рассвет уже приближался, руки дрожали, и внутри засел холод – такой, что кожа покрылась пупырышками.
Куда ни глянь, везде тупик. Вот жизнь-то, разве ж это жизнь?!
Марию посетила мысль о самоубийстве, но она тут же отмела её, вспомнив о дочери.
Как же малышка без неё? Никак. Ребёнку мать нужна, и вовсе необязательно кандидат наук, дворник тоже сгодится...
Слёзы наконец подступили к глазам и низверглись бурным потоком. Боже, как же ей было себя жалко!!!
Но время неумолимо тикало вперёд и явно не в её пользу.
Она снова прошла на кухню и сварила себе кофе покрепче. Пила обжигающий губы напиток, смешанный со слезами, обильно капающими в чашку, но холод не отпускал.
Итак, кофе не помог...
Она налила в рюмку половину флакона настойки валерианы, залпом выпила. Ничего...
Прикончила флакончик. Жалость к себе возрастала в геометрической прогрессии.
Решила принять ванну.
Вот там, наконец, согрелась.
И главное, сложилась статья. То ли валериана, то ли кофе, то ли Господь сжалился над бедной женщиной. Но она совершенно точно знала, что и как надо написать, и какие выводы сделать, и как преподнести таблицы.
Села за комп и застучала по клавишам.
Через полтора часа статья была готова. Перечитала, очень даже ей понравилось.
Вот так будет выглядеть последнее её творение на бескрайних просторах науки.
Слёзы жалости к себе снова заполнили душу, а это ведь самые искренние и самые горючие слёзы. Когда так жалко не кого-нибудь, а саму себя, такую всю хорошую и такую несчастную... И, самое главное, ни в чём, ну совсем ни в чём не виноватую!
Всхлипывая, разбудила дочь, одела, умыла и по пути на работу отвела в детский сад.
На работе Мария попыталась взять себя в руки, умылась холодной водой и отправилась на планёрку.
Там она и столкнулась с ним – с Сашей, с мужем. Она вошла в зал впритык, а потому даже парой слов перекинуться им было некогда. Но Саша отчитывался как дежурный врач... только не второй терапии, где работал, а кардиологии. Значит, дежурил за кого-то, а следовательно не соврал. Звонила-то она в терапию.
Господи, и зачем она себя так накрутила, вчера же убить его готова была!
Она и не подозревала, что настолько ревнива.
– Маша, почему глаза отёкшие? – выходя из зала, спросил он.
– Статью писала ночью.
– Результат?
– Под утро сложилось.
– Я всегда в тебя верил, – он хотел поцеловать её, но она отстранилась. Перед глазами снова стояли фотографии.
– Дашь глянуть статью? – он воспринял её отказ спокойно или просто решил, что ей неудобно целоваться с ним на людях. Или же знал, что она знает.
– Да. И ещё у меня проблемы, Саша. Меня уволят!
Она снова разрыдалась. Он вывел её на лестничную клетку, где обычно курили сотрудники, да и больные – пока никто не видит, и попросил рассказать всё.
Она рассказала.
А кому ещё она могла всё про себя рассказать? Только ему – мужу, потому что он был другом, соратником, единственным, любимым, отцом её дочери, нет, не так – отцом их дочери. Ближе его у неё никого никогда не было, она любила его всегда и верила всегда, ну, до вчерашнего дня. А он не соврал, он действительно дежурил.
Значит, проблема не в нём, а в профессоре Поддубном. В его реакции на её письмо.
Саша выслушал молча.
– Что дальше? – спросила его она, надеясь получить вразумительный ответ.
– Не знаю. Маша, я могу понять тебя во всём, но писать такие вещи незнакомому и очень влиятельному человеку?
– Мне нужен был друг.
– Глеб Поддубный?
– Мне было всё равно.
– Я понял, давай гляну твоё творение, в смысле статью, а всё остальное дома, хорошо? Мне нужно подумать.
Саша одобрил статью, не забыв ей сообщить, что она умница, впрочем, как и всегда.