Плавность более ужасна, чем резкие движения.
Ключом к тому, чтобы бояться, было оставаться спокойным, собранным, чтобы жертва верила, что у нее есть шанс на искупление, только для того, чтобы сделать свой последний вдох с надеждой, все еще светящейся в сердце.
Он научил меня этому.
Мой отец.
Именно благодаря ему я построил вокруг себя оболочку и показал внешнему миру, что я сильный и невозмутимый. В то время как внутренне я сгорал от хаоса.
Сжав материал в кулаке, я сдернул его. Волна изъеденной молью ткани взметнулась, как крылья, и элегантно опустилась на пол. Пыль ударила мне в легкие, сухие листья закружились в вихре, а песок защипал глаза. Но я не кашлянул и не моргнул.
Я не мог оторвать глаз от орудия моего детства.
Вешалка.
Мои пальцы дрожали, когда я гладил потертое дерево. Кожаные пряжки, запятнанные моей кровью. Отпечатки моих каблуков, когда я брыкался, брыкался и брыкался.
- Нет!
- Прекрати свое гребаное нытье, Джетро.
- Папа, прекрати. Я не сделал ничего плохого.
Кат не слушал.
- Ты сделал не так.
Его пальцы оставили синяки на моих лодыжках, когда он затягивал пряжки. Я пинался, изо всех сил стараясь не дать толстой коже сковать меня, но это было бесполезно. Точно так же, как бесполезно было пытаться остановить его, связывающего мои руки над головой.
Я был здесь не в первый раз и не в последний.
Но я так сильно хотел, чтобы мне наконец стало лучше, чтобы ему не пришлось причинять мне боль.
Мое десятилетнее сердце билось о грудную клетку.
- Я этого не делал. Я ничего не могу с этим поделать. Ты же знаешь, я ничего не могу с этим поделать.
Сделав еще одну петлю, он похлопал меня по колену и подошел к моему лицу.
- Я знаю, но это не оправдание.
Я лежал горизонтально, глядя на своего отца снизу вверх. Его темные волосы с каждым годом становились все белее. Его кожаная куртка пропахла долгими поездками и тяжелыми экскурсиями.
- Разве я не был снисходителен последние несколько месяцев? Я пытался помочь тебе более добрыми средствами. Но с тобой это не работает. - Его лицо исказилось от любви и недоверия. - Джет, ты прыгнул перед моим пистолетом. О чем, черт возьми, ты думал?”
- Ты собирался выстрелить в него!
- Да, это еда.
- Нет, это олень, и он почувствовал страх.
Я извивался, желая, чтобы он понял агонию охоты, наблюдая, как животное замечает ружье, чувствуя, что оно понимает намерения моего отца и ощущает, что оно вот-вот умрет. Животные были разумны, сверхразумны. Они знали. Они чувствовали — то же, что и мы.
- Разве ты не чувствуешь их, папа? Разве ты не видишь, как это страшно для них?
- Сколько раз мне нужно повторять тебе это, сынок? - Его пальцы схватили меня за щеки. - Животные существуют для того, чтобы мы их ели. Мы все одноразовые и на нас можно охотиться, если мы не будем сопротивляться. К черту их страх. К черту их панику, - его голос пропитался гневом. - Ты. Ты... Мой... Сын. Ты заблокируешь это. Ты не поставишь меня в неловкое положение.
Отчетливый удар его руки по рычагу заставил кровь заструиться по моим венам.
- Хорошо, я остановлюсь. Я не это имел в виду. Я больше не буду этого делать. Я не хочу быть вегетарианцем. Я буду охотиться. Я убью. Просто не надо...
- Слишком поздно, Джет. Время для твоего урока.
Рычаг повернулся, кожа натянулась, и боль стала невыносимой…
Воспоминание закончилось, швырнув меня в настоящее. Мое сердце забилось так же быстро, как и тогда, заставляя меня задыхаться от паники.
Только воспоминание.
Зачем я вернулся сюда? Почему я не выбрал место попроще?
Потому что именно здесь все началось. Это должно закончиться здесь.
Мой лоб покрылся потом, когда я уставился на стойку. Я потерял счет, сколько раз я подвергался его связываниям. Кат оставлял меня на несколько часов, чтобы подумать о том, что я сделал, и все это время мои суставы трещали.
Конечно, до того дня, когда он привел Жасмин, чтобы она преподала мне урок.
Мы были просто детьми. Доверчивые, доверчивые дети.
Ублюдок.
Развернувшись, я подошел к отцу и схватил его за руку.
- Даже сейчас ты смотришь на меня так, словно я тебя разочаровываю. Я чувствую тебя, отец. Ты действительно думаешь, что у меня не хватит сил сделать это.
Прижавшись лицом к его лицу, я прорычал:
- Ну, ты ошибаешься. Я сделаю это из-за того, что ты сделал со мной. Нила, возможно, и простила бы тебя, но я этого не сделаю. Я не могу. Пока ты не заплатишь.
Кат расправил плечи. Его связанные руки не могли причинить мне вреда, но это не помешало ему попытаться заговорить.
- Ты всегда был слабаком, Кайт. Но если ты отпустишь меня, я сохраню твоё наследство. В твой день рождения я дам тебе то, что ты хочешь. Я отдам тебе все.
Я стиснул челюсти, толкая отца к деревянной стойке.
- Мне не нужны твои деньги.