Кровь стекала по его туловищу крест-накрест от хлыста. Под его ранами слабые линии татуировок с отметками Эммы украшали его грудную клетку. Эмма была единственной, кто выбрал эту позицию, точно так же, как Нила выбрала кончики пальцев для нас. Я так давно не видел их, что почти забыл, что они там есть.
У него было больше, чем у меня, и он выполнил Последний Долг.
В этом было главное различие между нами.
Преданность делу против сочувствия.
Вздохнув, я сделал все возможное, чтобы собрать всю силу. Лезвие стало теплым в моей руке. Оторвав от него взгляд, я подошел к стойке и застонал, согнувшись пополам, чтобы повернуть маленькое колесико.
Медленно стойка откинулась от перпендикуляра к параллели.
Кат все еще не двигался.
Положив нож у его бессознательной головы, я расстегнул его запястья, затем лодыжки. Лодыжка, которую я сломал, висела под неестественным углом, черная от синяков.
Мое сердце сжалось от мысли, что я когда-либо мог стать таким жестоким, борясь с детскими воспоминаниями и обязательствами взрослой жизни. Вместе с его лодыжкой я также сломал ему руку. Я разбил ему коленную чашечку и вывихнул локоть.
Я сделал такое мерзкое дерьмо с человеком, который меня создал.
Не думай об этом.
Выхватив свой нож, я постучал по его щеке.
- Проснись.
Ничего.
Я постучал сильнее.
- Кат, открой глаза.
Его губы дрогнули, но разум продолжал спать.
- Черт возьми, не заставляй меня тащить воду.
Я ударил его, на этот раз сильнее. Его лицо скользнуло вбок по столу, медленно разрушая кокон, созданный его разумом.
Потребовалось несколько ударов, но, наконец, его глаза открылись.
На какое-то время его охватило замешательство. Его взгляд метнулся к потолку, сосредоточившись на мне. Я не двигался, когда он обратил внимание на свои растянутые суставы, сломанные части тела и покачнулся от резкой боли.
Его мысли вбивались все глубже и глубже, все сильнее и сильнее в мою душу, как гвоздь вбивается в доску. После сегодняшнего вечера я нуждался в одиночестве и уединении. Мне нужно было ускакать галопом и никогда больше не переживать ничего подобного.
- Вставай.
Перекинув его бесполезную руку через плечо, я снял его со стойки.
Он закричал, когда я стащил его со стола. Несмотря на агонию, он попытался пошевелиться, но его конечности больше не действовали. Ноги не выдержали его веса, и он с криком упал на пыльный пол.
И я вместе с ним.
Мы упали массой частей тела, сидя бок о бок, прислонившись спинами к стойке.
Он ахнул, но не попытался высвободиться. Шок быстро стёр большую часть его ран, позволив ему на мгновение отдохнуть без страданий.
Тот факт, что он на секунду обрел покой, позволил и мне обрести его.
Я разделил его молчание, позволив воздуху окутать нас пыльными объятиями.
Некоторое время я молчал. Что я мог сказать? За последние несколько часов я доказал, что я такой же монстр, как и он. Я не нашел примирения или завершения. Я нашел только печаль и жестокость.
Но слова были не нужны.
Мой отец, человек, который вырастил меня, причинил мне боль и, в конечном счете, заботился обо мне по-своему, медленно положил голову мне на плечо и дал мне первое праведное дело в своей жизни.
- Прости, Джетро. За все.
Мое сердце бешено заколотилось, а на глаза навернулись слезы.
Я не мог говорить.
Кат не стал дожидаться ответа. Он знал, что умирает. Его тело было сломано безвозвратно. Не было никакого исцеления. Его время на земле подошло к концу, и теперь настало время отказаться от своих печалей и сожалений.
Его голос был хриплым, но мои глаза кололо от каждого его слова.
- Я знаю, как плохо я обращался со своими детьми. Я знаю, что никогда не имел права на то, что взял. Я позволил силе и жажде крови затуманить меня. Я не могу исправить то, что я сделал, и я не могу вернуть жизни, которые я украл, но я могу попросить у тебя прощения.
Его голова на моем плече стала тяжелее, влага впиталась в мою пропитанную потом рубашку от его слез.
- Мне нужно знать, что ты прощаешь меня, Кайт. Мне нужно знать, что ты принимаешь мои извинения.
Такая же жидкая печаль тихо текла по моим щекам, когда я смотрел на запертые двери.
- Почему? Почему я должен прощать тебя?
- Потому что ты знаешь, что я говорю серьезно. Ты чувствуешь, что я говорю правду. Это была не просто боль, которую ты мне показал, или воспоминания, которые я пережил сегодня вечером — те же воспоминания, которые, я не сомневаюсь, ты тоже пережил. Это было задним числом, и я, наконец, позволил себе признать то, чего никогда не делал раньше.
У меня внутри все сжалось от всего, что я хотел сказать.
- И что это было?
Кат вздохнул, не торопясь с ответом.
- Я слишком долго слушал свою мать. Время исказило ее разум. Это делало то, что мы делали, приемлемым, даже ожидаемым. Я не останавливался, чтобы подумать, что это неправильно.
Он разразился рыданиями. Это не было притворством или принуждением. Его эмоциональная гибель проникла прямо в меня, и я задрожал от его честности.