На следующий день осторожно, как волк, входящий в телятник, я пробралась на борт парохода.
Оливер продумал мой образ в мельчайших деталях. Каюта, заказанная им для меня, соответствовала солидному состоянию и положению, которого я не имела. Первый класс, традиционный британский люкс. Ужасный стиль, столь дорогой для профессиональных декораторов, еще не проник сюда. Все окрашено в белый цвет, мебель — красного дерева, с медной инкрустацией, обивка цвета морской волны, со скромным украшением гербами знаменитой лиги «Солнечная луна».
Франсуа, извлеченный из плетеной корзинки, исследовал свое новое место жительства. Осторожно, как гангстер, он осмотрел все уголки, все ходы и выходы, затем пометил свою ванночку, наполненную мелко разорванными газетами (позднее он перешел к инспекции всего парохода, начиная с машинного отделения и заканчивая каютой капитана, и, как мне кажется, сделал интересные личные выводы).
Я поспешила вписаться в эту декорацию, слишком девственную и даже слегка враждебную, создав вокруг легкий женский беспорядок. Корабль поднял якорь. Я слышала нежное и глубокое дыхание его легких, пульсацию сердца, перекачивающего тяжелую и вязкую черную кровь — масло наполняло его артерии. Но я не испытала особого волнения, свойственного великим открытиям. Не вышла на палубу и даже не захотела бросить прощальный взгляд сквозь иллюминатор… Вытянувшись на кушетке, зажав голову руками, плотно закрыв глаза, я мучилась, как от сильной зубной боли!
Абстракция начала материализоваться. Я находилась на своем рабочем месте. И та правда, которую знали только мы с Оливером, меняла внешний мир.
Прежде чистота моих намерений придавала мне аристократическую уверенность, которая делала меня неуязвимой перед толпой. Но теперь я влезла в роль авантюристки, и мне приходилось все время помнить об этом, чтобы скрывать тайну от нескромных взглядов. Не думайте только, что это легко. Даже при отсутствии всяких предрассудков рассматривать всех мужчин с точки зрения наличия у них денег, когда уже есть привычка рассматривать их с точки зрения возможной любви, трудно. Я явно была смущена. «Внимание! Авантюристка!» — читалось, как мне казалось, совершенно четко в моих глазах.
Тем не менее Оливер был категоричен: удача в осуществлении задуманного заключалась в том, чтобы никто не мог предположить, что я ищу богатства, никто, даже самые заинтересованные (вернее сказать, заинтересованный). Я еще не знала, как при этом явном противоречии я могла надеяться на удачную охоту. Оливер наблюдал за мной на протяжении долгих недель, прежде чем доверил мне руль фортуны, а этот Пигмалион ничего не доверял случаю.
Во время ужина мне понадобилось прибегнуть ко всей моей смелости, чтобы пройти через громадный зал ресторана. Пять месяцев одиночества, прожитых в компании одного Оливера, приучили меня воспринимать самые невинные человеческие отношения как нервный стресс.
К счастью, в первый вечер не одеваются специально к ужину — такова традиция (я говорю о хорошем тоне!) на пароходах. В темном жакете, застегнутом наглухо, я была менее… видимой.
С другой стороны, первый день в море дает всем ощущение неустойчивости, волнения или подавленности. Одни становятся больными, другие находятся в состоянии беспокойства или беспричинной эйфории. Играет роль все: расставание, обустройство, различного рода требования, поручения; все находятся в подвешенном состоянии — как матери семейств, так и деловые люди. Это общество будет погружено само в себя еще в течение нескольких часов, прежде чем начнет зарождаться взаимное любопытство, интерес к тем, кто принадлежит этому же кораблю.
Как только я переступила порог ресторана, один из официантов взял меня под свою опеку.
— Вы одна, мадам?
— Одна.
Затем я пересекла зал, состоящий из леди и джентльменов, головы которых образовывали что-то вроде выставки хризантем. Мой растерянный взгляд различал только разноцветные шары без лиц. Оливер был прав. Строгое воспитание, полученное в родительском доме, научило меня владеть эмоциями. Я не утратила чувства достоинства, усаживаясь за маленький столик, расположенный, слава Богу, в углу зала. За спиной врагов не было! Официант поправил скатерть, передвинул, согласно ритуалу, прибор и замер.
Я заказываю птичью порцию. Во время еды внимательно читаю «Контрапункт», не понимая ни строчки. С тревогой спрашиваю себя, не составляют ли моя сдержанная смелость и способность следовать собственному капризу восемьдесят процентов моего шарма. Обычно я чувствовала себя слишком нарядной, чересчур привлекательной. Не взорвется ли моя женская соблазнительность, если я буду манипулировать ею слишком храбро и изобретательно?..
С этой ночи я решила проводить совещания с Оливером, чтобы информировать его о своих сомнениях в правильности поведения. Но где найти Оливера?
Чашка кофе придала мне отваги. Я осмелилась заказать рюмку коньяку — женщина без спутника никогда не заказывает алкоголь. Неважно! Я это делала когда-то, и это никак не повлияло на мой стиль поведения!
Я облокотилась на столик, сев слегка боком, закинув ногу на ногу, и зажгла сигарету. Бросила рассеянный взгляд вокруг, а затем томно опустила его. Я обнаружила обычное скопище мужчин и любопытных женщин, но никаких следов Оливера.
Когда я встала из-за стола, мое недомогание исчезло, я вновь стала сама собой: молодой красивой женщиной из высшего света. Выходя из ресторана, я встретилась с Оливером. Он пропустил меня, бросив на меня взгляд, исполненный восхищения. Все это выглядело очень естественно. В пользу какого зрителя играл он так хорошо эту комедию? Двадцать человек, а может, и больше, устремили на нас свой взгляд. Самый внимательный наблюдатель не смог бы обнаружить ни малейшего мошенничества во встрече этих незнакомых друг с другом мужчины и женщины…
Удаляясь, я вдруг услышала чей-то громкий голос:
— Оливер, сюда! Ну как же вы так опоздали, дорогой?
Это был хриплый голос какой-то старой английской вороны.
Я вернулась в свою каюту.
Следуя своей милой привычке, я надушилась справа перечной амброй, а слева ванильной розой. Затем, томно растянувшись на кушетке, убаюкала себя надеждой, что смогу предложить Оливеру первую ночь в море. Сняла защелку с двери своей каюты. Но Оливер был слишком осторожным, чтобы прийти ко мне.
Я испытала горькое разочарование.
Сначала я имела глупость ориентироваться на молодых и красивых мужчин. К счастью, они были редки на борту, как, впрочем, и повсюду.
Но я вовремя сообразила, что мужчины никогда не бывают достаточно богатыми, как того хотела бы авантюристка высшего класса. До этого момента я никогда не обращала ни малейшего внимания на подобного рода проблемы, так же как и не пыталась углублять свои знания в этой области.
Сначала я клюнула на внешнее проявление богатства: еще одна ошибка. Самые шикарные кошельки, самые роскошные часы с браслетами, костюмы от самых модных портных являются почти безошибочным признаком человека, озабоченного денежными проблемами.
Очень богатые мужчины, напротив, не обращают никакого внимания на поношенность своей обуви или на складки мятого костюма, ставшего привычным другом. Они совершенно не заботятся о том, чтобы казаться тем, чем они являются: богатыми. Их уверенность в себе является прирожденной, они живут в стабильном материальном благополучии.
Есть что-то общее между богатством мужчин и честью женщин: чем меньше они имеют, тем больше придумывают.
В то время как мое внимание было почтительно сосредоточено на нескольких мужчинах, одетых в костюмы из мягкой фланели и обутых в туфли из блестящей кожи, обслуживающий персонал с ненавязчивой вежливостью устремлялся к совсем другим пассажирам, одетым в вытянутые на коленках брюки и изношенные сетчатые рубашки, не пахнущие лавандой на расстоянии десяти шагов. Я с беспокойством спрашивала себя, куда же мне следует закинуть удочку?
Постепенно я начала отличать зерна от плевел. Но кто же среди этих зерен лорд Давентри? Было бы лучше, если бы я следовала плану, разработанному Оливером. Как выйти из одиночества, чтобы проникнуть в среду, в которую я должна вписаться как можно естественнее и в которой должна сблизиться с достопочтенной Дороти Пенроуз?
Никаких следов Оливера. Хотя я и должна была проникнуть на свое поле деятельности без всякой помощи с его стороны.
Первый день так и прошел, не дав покоя моему воспаленному мозгу. Без сомнения, я потеряла счастливую непринужденность, время, когда свобода моих привычек была просто-напросто свободой.
Размышления над этим привели меня к мысли, что мне следует вести себя с той непринужденностью, которую может себе позволить светская дама. Ребенок или собачонка, оказавшиеся рядом на пляже или курорте, могут помочь вам легко установить отношения. На следующий день после моего приезда я вывела Франсуа на прогулку. И я не ошиблась: котенок сразу же привлек внимание собак, тянувших на поводке своих хозяев, и нескольких детей, увы, без всякого сопровождения, а также независимого вида господ и достопочтенной Дороти Пенроуз. Это была смуглая пожилая дама, затянутая в брюки, как в перчатку. Подобно многим женщинам, лишенным женственности, она обладала огромными ягодицами и такими же грудями. Отличались они друг от друга разве лишь тем, что ягодицы располагались сзади, а груди — спереди. Ее голова напоминала голову бульдога, покрытую белыми волосами, а в целом она была похожа на римского императора.
Дороти непрерывно курила и пила, как песок, впитывающий воду, при этом совершенно не пьянея. Казалось, если к ней присоединить кран, из которого постоянно течет виски, он работал бы без остановки. Она была смешлива и общительна, а по манере вести себя в ней нельзя было не признать настоящую леди. Она взяла моего котенка на руки и тотчас же увлекла меня к бару, в котором в этот момент никого не было. Я была довольно робкой в своей новой роли — роли авантюристки, и мне понравилось, что вокруг нас не было мужчин.
За десять минут Дороти Пенроуз удалось сорвать с меня покров инкогнито. Анна де Даула, поэзия авангардного направления, журналы «Зенит», «XX век» и т. д., и т. д. Я знаю все это понаслышке, я слышала разговоры о Кокто, о Пикассо; они не были тогда знамениты, но о них уже говорили в салонах. Кого следует принимать в расчет, так это Бернарда Шоу; Англия с таким же упорством придерживается старины, как Франция склоняется к авангарду.
— Что вы собираетесь делать в Сингапуре, моя дорогая? — спросила меня мисс Пенроуз с непосредственностью, свойственной представителям светского общества.
— Меня разбирает любопытство, — лаконично ответила я.
— В таком случае, смогу быть вам полезной, я знаю все и всех. Я живу в Юго-Восточной Азии вот уже двадцать пять лет. Покойный брат еще при жизни увез меня туда с собой, и с тех пор я так и не смогла привыкнуть к Англии. Жизнь так чудесна, интересна и неожиданна, — сказала она, дегустируя свой первый стаканчик виски.
Бар потихоньку заполнялся. Я выпила столько же виски, как и Дороти Пенроуз. Мужские и женские голоса тихо кружились вокруг меня. Тем не менее мне удалось взять себя в руки. Да, кстати, я совершенно забыла о том, что нахожусь в баре «Букингейма», который направлялся в Сингапур.
По правде говоря, каким все кажется простым, когда нет никаких проблем.
Вскоре наши два табурета были окружены заискивающими, веселыми господами, с которыми я беседовала без всякой причины. Но среди всех этих Гордонов, Дартмуров не было никого, хотя бы отдаленно напоминающего Давентри. Напротив, Оливер, мой Оливер, появился на несколько минут. При виде его я почувствовала сильный удар сердца.
— Привет, дорогой! — воскликнула Дороти Пенроуз. — Как поживаете? Так долго мне не выпадало счастья видеть вас.
Оливер подошел к нам.
— Я пересек Тихий океан и провел некоторое время на Бораборе, — сказал он, не глядя на меня.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими словами, в то время как какой-то туман заполнил мою голову чем-то мрачным и удушающим. Но я очень быстро обрела хладнокровие.
— Представляю вам Оливера Дивера. А это — Анна де Даула, — сказала Дороти Пенроуз, ни о чем не догадываясь.
Пожимая его сильную руку, мне удалось заглянуть Оливеру прямо в глаза. Между ними завязался разговор. Я же сидела молча, отстраненно, всем своим видом показывая, что мне это неинтересно.
«Ну вот, — сказала я себе, — первая опасность позади».
Почему я всего так боялась? Почему воображала, что правда всегда очевидна? Все прошло замечательно. Мисс Пенроуз и я уже накоротке: она стала «моя подруга Дора», а я — ее «дорогая Анна».
В эту ночь я уже собиралась засыпать, счастливая и спокойная, когда кто-то поцарапался в мою дверь. Безусловно, это был Оливер. Я открыла ему. Я воображала себе, что Оливер заключит меня в свои объятия, поцелует, возьмет на руки так, как он это делал всегда, а затем уложит меня на кровать со свойственной ему мужской уверенностью в себе…
Ничего похожего! Оливер мне сухо сказал:
— Все идет хорошо… Седрик Давентри на борту.
— Какой он из себя? — взволнованно спросила я.
— Он сказочно богат, — сказал мне Оливер тем же тоном.
— Я это подозреваю, но не это хочу знать, — произнесла я с какой-то нервозностью. — Какой он… внешне?
— Он такой, какой он есть. Не волнуйся, это трудный тип, не делай ничего, чтобы сблизиться с ним; случай не замедлит представиться сам собой.
— Оливер, — спросила я тихо, — я понравилась тебе сегодня вечером?
— Ты просто изумительна, удивительно хороша. Я тебя обожаю, — сказал он, взялся за ручку двери и исчез.
«Ну вот, — горько подумала я, ложась спать, — я выхожу на сцену с лордом Давентри! Какой-то господин, полный чванства, неудобный во всех отношениях, да к тому же, может, еще и женоненавистник! В конце концов, — сказала я сама себе, — не так уж их и мало, этих миллионеров, на белом свете хватает и холостяков. Считаю, что в этом году урожай на миллионеров будет прекрасный. Это отмечается во всех районах, где их выращивают».