— Ты не прогоняешь, — отозвался Майкл. — Да и мне с тобой спокойнее. Хоть волков можно не бояться. Хотя я и так их не боюсь.
— Храбришься, — фыркнул Цессарат. — И совершенно напрасно. Такой маленький мальчик не сможет победить волка. А защищать тебя я не стану. Дружбы между человеком и драконом не бывает.
— А кто сказал, что я хочу с тобой дружить? — хмыкнул Майкл. — Честно говоря, как друг ты не очень. Вот у меня был друг на Земле… Он со мной катался на дворовых собаках и пугал соседей в Хэллоуин. Мы с ним как-то на великах поехали далеко, по дороге в город, и у меня колесо сломалось. Допоздна не могли вернуться, родители с ума сходили, где мы. Любой бы бросил и помчался домой, чтобы не наказали, а он остался, помог велик дотащить и за мной присматривал. Я тогда маленький был, меня гномом звали за рост. Хорошо, что это прошло.
— И друг, по всей видимости, тоже прошел? — усмехнулся Цессарат, уловив печаль в глазах Майкла.
— Ага. Прошел. Его семья решила, что в деревне им ловить нечего. Почем им было знать, что их дом стоит прямо у границы между мирами! Они как-то собрали вещи и уехали в город. Ловить, наверное, что-то Большое и Великое.
— И как, поймали?
— Мне Джек сначала письма пачками писал, говорил, как в городе здорово. А потом перестал, — Майкл вздохнул. — Видать, поймал все-таки свое Большое и Великое.
— Выходит, не слишком хороший друг был?
Майкл пожал плечами.
— Всяко лучший, чем ты.
— Потому что я дракон, а драконы не водятся с людьми. Они дружат только с драконами. Да и вообще, нет у них такого понятия, как «дружба». Кровь гуще воды — вот главный девиз уважающего себя дракона. А дружить с человеком… Пф! Люди делятся на два типа: те, которые боятся нас, и те, которые на нас охотятся. Ни с теми, ни с другими ничего хорошего не выйдет. И тех, и других проще убивать.
— Агилар Хамди так не думал. И правильно делал.
— Агилар Хамди был убийцей драконов, — рассмеялся Цессарат. — Он истребил их столько, сколько тебе и не снилось. Он никогда не водил дружбы с драконами.
— Ничего ты не знаешь, — хмыкнул Майкл. — У Агилара Хамди был замечательный друг, и он был драконом. Они вместе столько всяких приключений пережили, жуть! И многое сделали друг для друга. Дракон научился лучше понимать людей, а Агилар — драконов. После этого Агилар перестал считать драконов дикими существами и стал охотиться на них только по необходимости. Их дружба продлилась долго, до самой смерти Агилара. Друг до гроба — вот настоящий друг.
— Все это сказки менестрелей, — отмахнулся Цессарат. — Я дрался с Агиларом Хамди и знаю, чего стоит этот холодный убийца.
— Неправда, — вспыхнул Майкл. — Мне папа рассказывал, а папа всегда говорил правду.
— Если бы так было, мальчик, твоя жизнь была бы очень несчастной.
Майкл ничего не ответил, и Цессарат пожалел о своих словах. В конце концов, Майкл был совсем еще детенышем и мало знал жизнь. Многое ему предстояло понять самому, и ни к чему было торопить этот процесс нравоучениями. Отец всегда давал Цессарату упасть, прежде чем помочь подняться.
Тем временем дорога пошла в гору, и Цессарат почувствовал свежее дыхание ветра. Лесной пейзаж постепенно сменялся скалистыми склонами Адаланских гор, в сердце которых Чароит много лет назад обустроил один из своих тайников. Тайник был просторной пещерой, забитой самыми разными артефактами и безделушками из разных миров. Все они были трофеями Чароита, но Цессарат любил бесцеремонно вторгаться сюда, бродить и воображать, что миры, с которыми связаны все эти вещи, принадлежат ему. Кроме того, здесь всегда приятно пахло морским ветром и солью, а закаты были ясные и алые, как само пламя.
Вот и сейчас солнце неторопливо скатывалось к горизонту, проливая огненный свет на воду. Море спокойно несло темные воды и нежно гладило камни далеко внизу, на дне скалистого обрыва. Над волнами, вторя их шепоту, с криком проносились белые птицы, которых Чароит называл чайками. Раньше — когда братья хоть немного общались — он говаривал, что этот мир своей природой очень похож на Землю. Стоя сейчас рядом с Майклом, Цессарат вспомнил эти слова.
— Этот мир очень похож на Землю, — сказал он мальчишке. — Часто вам приходится видеть подобное?
— Я еще никогда не видел, — восхищенно ответил Майкл.
Он всучил нож Цессарату и бросил палку — теперь она была ему не нужна. Ступая медленно и осторожно, точно боясь, что солнце обернется Первым Драконом и укусит его, он подошел к самому краю обрыва и лег на живот. А потом протянул руки — так, словно пытался схватить огненный шар солнца и рассмотреть его поближе.
— Драконы верят, что однажды все миры поглотит Великий Огонь, — зачем-то сказал Цессарат, присаживаясь рядом с Майклом. — Он придет из глубин земли, испарит воду и выйдет из берегов всех морей и океанов. Весь мир загорится и будет полыхать десять дней и ночей, а затем вспыхнет и сгорит дотла само небо. И ничего не останется. Только пепел.
— Ты в это веришь? — спросил Майкл.
— Не слишком, — признал Цессарат. — Но кое-что в этом есть. Думаю, однажды все миры рано или поздно все же обратятся в пепел. Или в пустоту. В ничто. Возможно, пришла пора и Великому Лесу умирать.
— А когда твой мир будет погибать, ты тоже будешь сидеть и бездействовать?
Цессарат нахмурился.
— На то он и мой мир. А проблемы Великого Леса, не обижайся, меня не касаются. Стал бы ты рисковать своей жизнью, чтобы спасти неизвестную тебе страну, если живешь на другом конце света?
— Стал бы, если бы в той стране меня попросила о помощи моя сестра, — ответил Майкл.
— У нас с Чароитом все куда сложнее, чем у вас с твоей сестрой.
— Да нет ничего сложного. Вы просто ненавидите друг друга за то, что вы те, кто есть, — пожал плечами Майкл. — Мне так кажется.
Он посмотрел на солнце и тяжело вздохнул.
— Жаль, что папа не увидит всего этого. Я бы маме показал, да ей уже безразличны красивые виды.
— А твой папа… Напомни?
— Дейл Хэнделл. Его звали Дейл Хэнделл. Он был отличным папой, самым лучшим, я думаю. Но человек по имени Ворлак Мердил убил его, а Черная Колдунья сделала его своим слугой. Я ненавижу их за это и однажды обязательно отомщу. Когда у меня будет оружие посерьезнее, чем заточенная палка.
— Я не понял. Мердил сначала убил твоего папу, а потом Черная Колдунья сделала его своим слугой, так?
— Так, — кивнул Майкл. — Она отравила его скверной, и он выжил.
— Так он, получается, спасся благодаря ей. Неплохой, в сущности, поступок: она сохранила ему жизнь.
— Мама говорит, что это жалкое подобие жизни. Дерк сказал, папа никогда не вернется к нам и не сможет быть прежним, даже если мы победим.
— Обычно в таких ситуациях говорят, что сочувствуют, но я врать не буду: мне все равно, — признался Цессарат. — Это война, и людям на ней свойственно умирать.
— Я тоже так думаю, — вздохнул Майкл. — Да, я очень по нему скучаю. Я очень хотел бы, чтобы он вернулся домой, и чтобы все было как прежде… Но папа умер как герой. Он был храбрецом и защищал нас, он сделал все, чтобы мы спаслись. Он был великим воином! Но мама этого не понимает. Она только и думает, что о нашем несчастье. Сначала она только и делала, что говорила с нами о смерти папы и пыталась нас утешить. Потом она стала плакать, и даже Джанет не могла ее успокоить. А потом она вообще запретила говорить о папе. И стала какой-то странной… Меня это пугает. Она никогда такой не была.
— Ну, это естественно. Людям свойственно горевать, когда умирает кто-то, кто был им близок. Они ведь вроде… привыкли. Привязались. Они называют это «любовь». Твоя мама любила твоего папу?
— Да, очень.
— Вот тебе и ответ. Я всегда считал, что любовь творит с людьми ужасные вещи. Она делает их уязвимыми и слабыми, она заставляет их страдать. Куда проще быть одному.
— И теперь ты будешь один? — спросил Майкл. — Теперь, когда ты сбежал от войны в другой мир? И тебе будет хорошо?
— Мне будет хорошо, — кивнул Цессарат.
— Даже если твой семейный долг потребует выполнить что-то, что тебе не понравится? — усмехнулся Майкл.
Он прицелился и бросил маленький камешек в солнце. Камешек, конечно, не долетел до солнца, и отсюда Цессарат и Майкл не услышали плеск его падения в воду.