Крепкий Сумеречник гонял на привязи по кругу поджарую кобылу. Яркой гнедой масти, её лоснящиеся бока отливали вишнёвым цветом на солнце, а шелковистая грива рыжела на концах. Высокая животинка, с длинной гибкой шеей и широкой грудью, правда, мышцы ещё не наработала.
– Это Вестфольда. Четырёхлетка, – пояснил неудачливый Келвин. – Великолепное животное. Вёрткая, сильная, устойчивая, бесстрашная. А какая чуткая, просто чудо! – нахвалил он кобылу. – Достанется тому, кто её заездит.
Келвин подвёл кобылу к скамейке для посадки в седло. Николас вставил ногу в стремя, похлопал лошадь по крутой шее и лёг на седло животом. Она терпеливо дождалась, пока всадник не перекинет ногу через заднюю луку. Он сел и выпрямился, поймав второе стремя правой ногой. Келвин повёл кобылу по плацу.
Шаг у Вестфольды оказался высокий, тряский, но очень ритмичный. Охотник быстро приноровился и, не набирая повод, вытолкнул седло поясницей. Кобыла затрусила неспешно. Келвин встал в центр и придерживал её за верёвку. Жюльбер одобрительно кивал и показывал поднятый вверх большой палец.
– Отвяжи, – попросил Николас, окрылённый успехом.
– Уверен? – опасливо спросил Келвин.
Охотник с оборотнем одновременно кивнули. Он снял верёвку с удил и отошёл в сторону.
Постепенно набирая повод, Николас поехал шире. Попробовал повернуть влево-вправо, замедлить, остановить и снова поехать широкой рысью. Аллюры Вестфольда держала сама, понукать лишний раз не требовалось.
Проблемы начались на галопе. Стоило Николасу расслабиться, как кобыла закусила удила и понесла. Он пытался её завернуть – она только трясла головой и рвала поводья из рук. Охотник передёрнул удилами и постарался осадить, но кобыла взвилась на дыбы.
Николас пихал её вперёд, но ничего не выходило. Вестфольда оттолкнулась от земли и взмыла в воздух, извиваясь по-змеиному. Вцепившись в её шею ногами и одной рукой, второй Охотник хлестнул по мохнатым ушам. Только тогда кобыла приземлилась на все четыре ноги. Николас съехал в седло, взмокший, с полыхающим от напряжения лицом.
Они проехали несколько кругов шагом, потом рысью. Кобыла заметно горячилась. Охотник снова попытался набрать повод, но, едва переведя дух, бешеная скотина поскакала козлами, подкидывая задние ноги выше головы. Он держался лишь чудом, даже в боку закололо. Вот уж точно, верховая езда – не чета поединкам на мечах.
Кобыла выгнула спину горкой, пытаясь вышибить его из седла. Когда не вышло, она снова задёргалась, хрипя натужно. По шее и бокам сочилась белая пена.
Потеряв терпение, Николас передёрнул руками слишком резко. Кобыла подхватилась и зашагала по плацу на задних ногах. Охотник рванул поводья у самых удил. Вестфольда только опустилась на землю, как вдруг снова взвилась на дыбы и, потеряв равновесие, начала заваливаться назад. Вот-вот раздавит незадачливого наездника!
Николас оттолкнулся ветроплавом и откатился по песку в сторону. От удара вышибло дух, кровь загрохотала в ушах.
Вестфольда подскочила, обсыпав песком, и понеслась вокруг конюшни. Жюльбер с Келвином надрывали животы от хохота.
Справившись с головокружением, Охотник поднялся и потёр ушибленную спину:
– Вы же говорили, что она устойчивая!
– Так она на галопе устойчивая, а не на этом безобразии, – потешался оборотень. – А ты крепыш! Мы делали ставки, сколько продержишься. Ты превзошёл все наши ожидания.
Николас сплюнул и поковылял ловить зловредное животное. Колени всё ещё подрагивали.
Повезло: далеко лошадь убежать не успела. Не повезло: за углом конюшни её подманил кусом яблока Ноэль и ухватил за поводья.
– Что именно из «не перенапрягаться» и «подождать до приёма» ты не понял? – строго спросил он в то время, как кобыла ласково облизывала его ладонь. – У тебя теперь синяк на всю спину будет. Хорошо ещё, что ничего не сломал. Тоже мне объездчик диких тварей.
– Это… мелочи, – пристыженно пожал плечами Николас и потянулся за поводьями. – Ты ведь не скажешь деду?
– Я-то не скажу, но за остальных не поручусь, – не подпустил его к лошади внук вождя.
Охотник выглянул из-за угла. На плацу вокруг Жюльбера и Келвина уже столпилось с десяток воинов. Все покатывались со смеху, обсуждая происшествие.
«Хорошо! Пускай Жерард побьёт тростью меня, но Ноэль тут совершенно ни при чём».
– Отдай! Надо закончить на хорошем… – Николас погладил кобылу по мокрой от пота морде, но та недовольно прижала уши и сверкнула белками глаз.
– Нет! Ты говорил, что лидер должен проявлять твёрдость. Ты сядешь на эту кобылу только под моим присмотром и только после того, как разрешит вождь, – внук вождя неумолимо сложил руки на груди.
Охотник недовольно хмыкнул:
– Но не со мной же. Меня уже поздно воспитывать!
– Так не веди себя как ребёнок, – осадил его Ноэль и повёл кобылу вдоль конюшен.
========== Глава 31. Приём во дворце ==========
1567-68 гг. от заселения Мунгарда, Дюарль
Им не влетело только потому, что вскоре явился портной для последней примерки костюма, а вечером Жерард объявил, что завтра они предстанут перед королём.
– Ты, мой внук и я проедем на белых лошадях во главе торжественной процессии по главным улицам Дюарля. Простые люди тоже должны познакомиться с тобой. Постарайся не опозориться, от тебя зависит наша репутация, – напутствовал Николаса вождь.
Ноэль переминался с ноги на ногу рядом:
– Если он не хочет ехать со мной, я уступлю ему руководство парадом.
– Да мне всё… – Охотник осёкся, перехватив его внимательный взгляд. – Я бы не отказался от твоей поддержки во время этой дороги.
– Ноэль? – Жерард вопросительно повернулся к нему.
– Если вы настаиваете… – упрямо ответил тот.
– Мальчики, что за капризы? Не доводите старика до сердечного приступа! Чтобы завтра оба были на высоте! – прикрикнул на них вождь.
Они хмуро переглядывались. Почему с Ноэлем так сложно? Зачем любое неосторожное слово принимать на свой счёт? Всё будет в порядке, хватит волноваться из-за пустяков. Даже если Николас наломает дров, то не велика беда. Вот уж народным героем никогда становиться не хотелось.
Следующий день с утра они собирались как на свадьбу. Парикмахеры брили Николаса и стригли, заплетали волосы в церемониальную причёску, пудрили и без того бледное лицо, мазали эфирными маслами. На тёмно-синем костюме, расшитом тонкой серебряной нитью, тщательно разглаживались складки. Выправлялись манжеты и воротник. На голову водрузили широкополую шляпу с большим пером. При движении головой его край то возникал, то исчезал из поля зрения.
К полудню во дворе собрались все важные члены Компании верхом на нарядных лошадях. Охотник запрыгнул на одного из трёх одинаковых белых жеребцов, Ноэль в роскошном чёрном с серебром костюме оседлал второго. Жерарду помогли забраться на третьего. Вождь в строгой коричневой одежде без украшений и даже вышивки стал почти незаметным. Верно, на то был расчёт.
Под звуки фанфар и бой барабанов они въехали в городские ворота. На улицы вывалили празднично одетые люди, махали руками, кричали, бросали под копыта цветы и пригоршни зерна. Ноэль двигался впереди. Спина прямая, словно он проглотил кол, взгляд направлен строго вперёд, пальцы нервно перебирали повод.
Жерард держался в тени по правую руку от внука, Николас – по левую. На него были направлены все взгляды, на него указывала пальцами ребятня, о нём шептались все от мала до велика. Жерарду казалось, что в свете славы внука Утреннего Всадника его собственный засияет ярче, хотя Ноэль смотрелся бы куда внушительней без мишуры. Такой сдержанный, тихий, вдумчивый. Вот бы он сбросил оковы послушания, которыми его опутал дед, и стал собой настоящим, достойным восхищения и уважения.
Охотнику же хотелось надеть маску, спрятаться от суеты и хоть немного побыть одному.
Пышный, похожий на праздничный торт, дворец Дюарля находился в центре города. Его окружал неестественно аккуратный парк с лебединым прудом, где выводили трели бородавчатые квакушки.
Возле ворот процессию уже ждали разодетые придворные и вельможи. У проездов к парадной лестнице стояли богато украшенные экипажи. Лакеи принимали лошадей и учтиво кланялись гостям.
Они поднялась по широкой парадной лестнице и вошли в золочёные двухстворчатые двери. За ними последовал освещённый свечами в массивных канделябрах холл, который вёл в огромный бальный зал. Потолок был разрисован красочными фресками в золотых ободьях, кружились и звенели хрусталём люстры. Сверкали радужными бликами задрапированные золотистыми тканями стены. Пасторальные сцены на гобеленах задавали фривольный тон.