С трона поднялась фаворитка. Николас вскинул голову. Иветта взирала на него с нескрываемой злостью, а он был холоден, как кусок льда. Она оттянула его собранные на затылке в хвост волосы.
По коже Бианки побежали мурашки, она прижала ладони ко рту. Вдруг дрожащий в руке Иветты золотой серп перережет Николасу горло?! Толпа замерла, затаив дыхание, видно, ожидала того же.
Только в мраморном лице Охотника не проскальзывало ни намёка на страх, а взгляд становился всё более далёким. Раскосые нефритовые глаза Иветты полыхали ненавистью. Остро наточенное лезвие в один удар отсекло волосы. Пряди чёрным шёлком рассыпались по плечам Николаса, коленям и помосту.
Фаворитка что-то зашептала в ухо Охотника. Бианка бы всё отдала, чтобы услышать её слова и поддержать его. Николас не дрогнул. С неровной стрижкой он выглядел очень трогательно, воодушевлял, как выживший в страшное ненастье котёнок.
Иветта вернулась к королю. Орлен вскинул руку, привлекая внимание толпы:
– Наказание окончено. Отныне ты свободен от своего проступка, но не от клятвы, которую дал перед лицом всего собравшегося здесь народа. Помни об этом.
Охотник поднялся и поклонился:
– Благодарю за ваше милосердие и справедливость, Ваше величество.
– Можете быть свободны.
– Моё почтение!
Николас спустился с помоста таким же чеканным шагом и направился к выходу с площади. Он не обернулся даже, когда Бианка с Ноэлем хором окликнули его.
Толпа бесновалась, простолюдины грозили смять гвардейцев и броситься к своему кумиру.
– Идёт! Идёт! Победитель!
– Смотри, как народ поддерживает его, всей душой. Вроде и опозорился, а стал героем-мучеником, почище нашего властолюбца, – едва слышно шептал вождь своему внуку.
– Думаешь, в зависти сильных мира есть что-то хорошее? В следующий раз его могут убить, – Ноэль поднялся на носки, чтобы разглядеть друга в отдалении. – Нельзя этого допустить!
– Поэтому не будем терять время даром, – согласился Жерард. – Идём, надо всё подготовить.
***
Наказание прошло, как в тумане. Тело двигалось отдельно от разума, с губ срывались чужие слова. Николас наблюдал за всем поверх своей головы, как за представлением, в котором сам не участвовал. Запомнилось только, как опустели руки без меча и заныло что-то внутри, будто ему отрубили руку или ногу. Над ушами свистнуло, голове стало легче. Светлее. Ноги куда-то понесли.
Очнулся Охотник, сидя на высоком утёсе. Погода была ясная, солнце едва миновало зенит. На горизонте отчётливо проступали берега родного острова. Внизу шумело море, волны мерно плескались о скалу, солёная влага оседала на лице, ноздри щекотал запах рыбы и водорослей. Жирные чайки кружились над водой и пронзительно стенали. Ветер шевелил неровно остриженные волосы будто в насмешку.
Почему бы не долететь до родного острова в рубашке матушки Умай? Или он рухнет в пучину на середине дороги? Почему он такой слабак?
Перед глазами вставала картина прощания с отцом. Тот протягивал Николасу свёрток с клеймором, но клинок выпадал из рук и разбивался вдребезги. Потому что Николас недостоин. Судьба, сама жизнь отбирала у него всё, что связывало его с семьёй: близких, дом, родину, даже дедовский меч. Чудовищный ураган отрывал его от корней и нёс по полыхающей молниями воронке в самое сердце бури.
– Вот ты где! – тронул его за плечо Жюльбер. – Мы уж решили, что ты дал дёру. Всю Компанию на уши поставили.
– Если бы я хотел сбежать, то сделал бы это раньше. Где Ноэль? – вот уж кто всегда отыскивал его в два счёта и понимал… понимал слишком хорошо.
– Они с вождём готовятся к чему-то. Только тебя ждут.
Скорее, друг решил, что Николас снова учинит разборки, и прислал того, на кого он отреагировал бы спокойно. Видно, это проклятье дорогих людей, только они могут причинить столько боли.
– Что ж… – Охотник поднялся и отряхнулся. – Не будем их томить.
Они вернулись в штаб Компании. Возле ворот дожидался Жерард, кутаясь в шерстяной плащ, хотя в месяце травнике было уже тепло, и земля успевала прогреться после зимней стужи.
– Остыл? – спросил вождь не слишком учтиво. – О важном надо говорить с холодной головой.
– Чего ещё от меня хотят? Обрядить в бубенчики и сделать шутом гороховым?
– Прекрати паясничать! Чтобы спасти твою шкуру, мне пришлось открыть королю одну из наших сокровенных тайн. Теперь он требует большего. Но, может, нам, и вправду, пора действовать.
– Вы о Безликом? Не имею понятия, как он выглядит, и о том, что в прошлой жизни я был его сподвижником, слышу впервые.
– Его внешность – не тайна для меня. Идём, настал час истины.
– Неужели вы покажете мне ваш всемогущий оракул? – Николас скрыл раздражение за усмешкой.
– Одну Норну ты точно увидишь. Надеюсь, это поможет тебе поверить в наше дело и осознать свою важность.
Опираясь на трость, Жерард направился к храму, что располагался у входа в штаб. Высокие остроконечные башни пронзали небо, всё здание оплетало кружево лепнины и украшений. В большие главные ворота посетители не вошли, а спустились по крутым стоптанным ступеням в крипту.
Здесь всегда собирались очереди, а на праздники случалась такая толчея, что требовалось поработать локтями, чтобы пройти мимо. Говорили, там похоронен герой-Сумеречник. В дни поминовения его тело проносили по городу, чтобы паломники не разобрали храм по камушку. Николас раньше не интересовался тем, как Жерард завоёвывает народную поддержку. Как видно, зря.
Сегодня ступени оказались пусты. У ворот дежурили дозорные, хмуро глядевшие в сторону дороги от города. Похоже, Жерард велел всех разогнать.
Вождь пропустил Николаса вперёд, чтобы тот сам отворил тяжёлую дверь и позволил старику пройти первому.
Стрельчатый потолок подпирали мощные резные колонны. У дальней стены горели медные светильники, выявляя фрески с символами Повелителей Стихий и их семей. Из тёмного угла донёсся шорох, Николас больше чувствовал ауру Ноэля, чем видел его самого.
– Я всё подготовил, вас не потревожат. Можно мне уйти? У меня ещё много дел… с учениками, – заговорил он очень тихо, но его голос отражался от каменных сводов эхом и многократно усиливался.
– Нет. Это касается тебя не меньше, чем его, – возразил Жерард. – Пожалей меня – перестань упрямиться. Боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы уговаривать вас обоих.
Внук покорно вышел на свет: дед так легко им манипулировал.
Вся злость мигом улетучилась. Николас сжал ладонь друга – она оказалась ледяной. Хотелось уже высказаться, но Охотник сдержался. После всего… ему ведь указали на его место.
Ноэль кивнул на постамент с саркофагом у дальней от входа стены. На хрустальной поверхности играли радужные блики. Внутри на покрывале из красного бархата лежала хрупкая женщина в воздушном белом платье. Светлые волосы до плеч разметались по подушке, на бледной коже едва заметно проступал румянец, опушённые серебристыми ресницами веки были плотно сомкнуты. Гармоничностью черт она походила на статую, но выглядела живой, спящей. Только грудь её не вздымалась, даже след ауры истаял. Видно, умерла она давно, но осталась нетленна.
– Это и есть третья Норна, – подсказал Жерард. – Люди думают, что прикосновение к её саркофагу лечит и дарует удачу.
– Но ведь это всего лишь мёртвое тело, – покачал головой Николас.
– Нет, это символ нашей веры. Наша суть, – возразил вождь. – Когда орден доживал последние дни, боги избрали трёх пречистых дев в качестве пророчиц. Они должны были защитить Сумеречников. Двух мы спрятали в надёжном месте, о котором знают только вёльвы. Они указывают нам путь божественной мудростью. Третья, Норна Ветра, была сильнейшей из них, но оказалась слишком вольнолюбива и не послушала меня. Её убил Белый Палач, оставив наш оракул незавершённым.
Николас полез за пазуху за серебряным медальоном и раскрыл его.
– Это же его жена! – воскликнул он. Ноэль заглянул ему через плечо. – Белый Палач до сих пор скорбит о ней и обвиняет Сумеречников в её гибели, моего деда!