– То есть мы могли бы стать такими же? Хватать людей, допрашивать, казнить…
– Ты – вполне, а мне прямой путь на костёр, – Николас горько усмехнулся.
– Нет! Если бы я стала одной из них, я бы не позволила причинить тебе вред, – она замялась, густо покраснев. – То есть вообще всем людям.
– Надо быть очень смелой и сильной, чтобы идти против общественных устоев.
– А ты? Ты бы пошёл против них, чтобы защитить меня? – спросила она и снова засмущалась. Такая кроха, а сердцевину ощутимо бьёт.
– Я сам по себе, не умею ни подчинять себе, ни подчиняться сам, – Герда поникла. Видно, образ героя, который она для него выдумала, начал развеиваться. – Но я мог бы умыкнуть тебя потихоньку и спрятать.
Она улыбнулась по-детски доверчиво и прильнула ближе. Стало немного неловко.
***
Показались первые дома. Городок был крохотным: около сотни дворов на холмах по обе стороны от узкой, вытекавшей из леса речки. Разросшаяся деревня, скорее. Ни стен, ни даже ратуши не видно. На рыночной площади ютилось несколько захудалых лавчонок, харчевня и постоялый двор с выцветшей вывеской. Только большой Единоверческий храм из белого камня помпезным видом корил город за серость и убогость. Обычная для дремучего захолустья картина. Но всё же что-то в ней настораживало.
По улице ковылял измождённый мужчина.
– Отец! – вскрикнула Герда.
Он испуганно замер и повернул голову. Сухощавый, со сбившимися пепельно-серыми волосами, под стылыми стальными глазами красовались тёмные круги, тонкие губы растрескались, выпирали острые скулы. Штаны из грубого сукна и льняная рубаха выглядели помятыми. Да и аура, хоть и обычная, прохудилась в нескольких местах. Видно, мыслечтецы допрашивали его долго и с пристрастием. Но отпустили. Неужто амулета Кишно не нашли или он, и вправду, неодарённый? Тогда странно…
Николас остановил коня, слез и помог спуститься Герде. Как только её ноги оказались на земле, она подбежала к отцу.
– Тебе плохо?
– Почему ты не дождалась меня в лесу? – осадил её отец.
– Мне стало страшно. И Морти… Он заблудился, я должна была показать ему дорогу, – Герда решительно вскинула подбородок.
Лесник ошалело посмотрел на Николаса. Даже рот приоткрыл, словно удивился чему-то.
– Не знаю, что бы делал без вашей дочери. Большое ей спасибо.
Николас вынул из пояса деревянную метку и прокатил её между пальцами. Похоже, именно о нём говорил смотритель Голубиной станции.
– Его друг тоже потерялся, – напомнила Герда.
– Невысокий, худой, лет тридцать пять по виду, одежда дорожная, серая, волосы короткие каштановые, глаза светло-карие. Эглаборгом зовут, – постарался описать его Николас.
– Ага, лекарь. Я его вчера по пояс в трясине нашёл, – припомнил лесник. – Он у меня дома. За вас очень переживал. Я думал, вы будете старше и… сильнее.
Николас неуютно передёрнул плечами:
– Эглаборг часто преувеличивает.
– Гедымин Мрий, – представился он и пожал руку Охотника. – Идем, а то моя жена уже извелась.
Лесник запнулся и едва не рухнул. Николас взял его под руку и глазами указал Герде на своего коня. Она схватила его поводья и повела к дому. Николас помогал шагать её отцу. Стойкий мужчина, ноги не держали, а он всё равно старался сохранить лицо. Мог бы, от помощи отказался бы.
Аккуратный ухоженный деревянный домик стоял на отшибе у самого леса. Возле него был разбит небольшой огород без следов сорняков. Отгороженные плетнём, по двору бегали куры.
– Я всё сделаю! – объявила Герда прежде, чем Николас успел попросить, и направила коня в сарай.
Хорошо, что скакун смирный, хотя Эглаборг подтрунивал, что у Николаса все животные смирные. А попробовали бы они такими не быть!
Гед отпер дверь. Пахнуло свежей выпечкой и щами.
– Я уже думала Заградского просить, чтобы он над тобой смилостивился! – всплеснула руками, отворачиваясь от печи, невысокая женщина.
Она тоже выглядела измождённой от недосыпа. Тёмно-русые волосы косицей были обмотаны вокруг головы.
– Мастер Стигс! – Эглаборг стиснул его в медвежьих объятиях. – Я так испугался, когда вы пропали! Мастер Мрий такого про этот лес рассказал! Нам жутко повезло выбраться живыми.
– Тише, задушишь! – закряхтел Николас.
С порога донёсся приглушённый смешок.
– Герда, живая! – бросилась к ней мать.
– Да со мной ничего не случилось бы. Морти меня защищал, он самый-самый лучший!
Герда вцепилась в Николаса с другой стороны. Вот-вот он упадёт, погребённый под всеобщим обожанием.
– Ступать курей кормить. И лошадям сена поддай. Ты же обещала всё сделать! – укорил дочку Гед.
Чмокнув мать в щёку, девочка убежала на улицу. Лесник, помогая себе руками, тяжело опустился на лавку.
– Зофьюшка, накорми гостей. Нельзя забывать об учтивости, что бы ни происходило вокруг, – попросил он, откидываясь на стену.
Вместо жены к нему подошёл Эглаборг с чашкой терпкого зелья.
– Выпейте – полегчает.
Гед принялся греть ладони о стенки чашки, принюхиваясь к дурманному запаху. Целитель по привычке провёл руками над его аурой.
– Не стоит, – тихо, но веско остановил его лесник. – Не привлекайте лишнего внимания. Я выкарабкаюсь и так.
Зофья расставила на столе миски с супом, и гости принялись завтракать, но не успели доесть, как с улицы донеслись шаги. В дверь постучали так, словно хотели выбить. Гед дёрнулся было открыть, но его опередил Николас. На пороге стоял грузный мужчина с заметной залысиной на макушке и гневно стрелял глазами внутрь комнаты.
– Ты кто? Где хозяин?
– Мастер Заградский, смилостивьтесь! Он после допроса едва до дома дошёл! – взмолилась Зофья, заламывая руки.
Гед нахмурился так, что высокий лоб пошёл тонкими складками.